Лондон

Тауэр
1078 год

И вот на речном берегу под склонами, где обитали во́роны, принялись за новую постройку.

Это место на юго-востоке города всегда было тихим; древняя римская стена спускалась к Темзе, а отрог восточного холма создавал естественную арену. Здесь виднелось несколько фрагментов старых римских построек, подобных стражам или окаменевшим актерам некой античной трагедии. Но если во́роны, каркавшие на склонах, и ждали какого-то представления на травянистой сцене внизу, то им пришлось запастись терпением чуть не на тысячу лет.
До прихода короля Вильгельма.

Ибо теперь на этом зеленом участке начались земляные работы, предвещавшие появление здания. По одному фундаменту было ясно, что быть ему массивным.
Оно строилось из серого камня. Назвали его Тауэр.

Захватив Англию, король Вильгельм I совершил вполне понятную ошибку.

Несмотря на соперников из островного королевства, он вообразил, что его придворные, которых было не так и много, осядут и мирно уживутся с местными. В конце концов, разве не так случилось с датским королем Кнутом? И пусть он говорил по-французски – не был ли таким же норманном?

Поначалу все его действия носили примиренческий характер. Англия сохранила свое саксонское право, Лондон – привилегии, и, хотя многие поместья, как было в обычаях средневекового мира, оказались конфискованными в пользу приближенных к Вильгельму людей, большинство английских аристократов в те ранние годы удержали свои владения.

Так отчего бы этим островитянам не проявить толику рассудительности? Но вместо того нормандскому королю двенадцать лет пришлось терпеть их выходки. Сперва взбунтовались англичане; затем стали угрожать шотландцы, а потом вторглись датчане. Не раз казалось, что Вильгельм лишится своего островного королевства. И всякий раз англосаксонские вельможи, которым он верил, оказывались изменниками, из-за чего доведенный до ручки нормандец был вынужден призывать из-за моря новых наемников и награждать этих чужеземных рыцарей поместьями, отобранными у очередной группы саксонских предателей. Таким образом через десяток лет старую английскую знать полностью заменили. Завоеватель же мог с полным правом заявить: «Сами виноваты».

В те же годы лик Англии менялся под влиянием еще одного новшества.
Норманнский замок в Лондоне был поначалу строением скромным: простая и прочная деревянная башня, поставленная на земляной насыпи и окруженная частоколом, – мотт и бейли
[18]

Нормандца. Бесхитростная, но крепкая постройка, державшая город в благоговейном страхе. Такие замки уже построили для гарнизонов Уорвика, Йорка, Сарума и многих других английских поселений – боро. Однако для двух ключевых оборонительных рубежей, что находились в Лондоне и на восточном побережье, в Колчестере, задумали нечто более грандиозное: не деревянную массивную цитадель, а каменную. Лондонцам адресовался прозрачный намек: «Твой господин – король Вильгельм».

Было утро. Рабочие, подобно муравьям, сновали по стройке возле реки под жарким августовским солнцем.
Ральф Силверсливз, вооруженный хлыстом, стоял перед молодым рабочим, который с надеждой взирал снизу вверх, протягивая, как священное подношение, небольшой предмет.
– Твоя работа?
Юноша кивнул, и Силверсливз задумчиво уставился на вещицу. Она замечательна, спору нет. Затем он вновь посмотрел на просителя. Ральфу приятно было сознавать, что жизнь юнца отныне пребывала в его руках.

Завоеватель явился благом для Ральфа. Тот всегда оправданно считал себя в семье дурачком. Хотя со временем унаследовал бы ровно столько же, сколько брат, семейными делами все-таки заправлял умник Анри. Ральф восхищался Анри, хотел быть на него похожим, но знал, что этому не бывать. Он был никчемен, и люди потешались над ним.

Но с приходом короля Вильгельма все изменилось. Отец добился для него должности при очень крупной фигуре – вельможе по имени Жоффруа де Мандевиль, главном представителе короля в Лондоне. Ральф впервые ощутил себя важной птицей. Ральфа не угнетало то обстоятельство, что Мандевиль использовал его на побегушках в примитивных делах. «Я норманн», – гордо заявлял он. Из новой знати. В последний год Ральф был поставлен надсмотрщиком при лондонском Тауэре.

– Так что же, Озрик, нам делать с тобой? – процедил он сквозь зубы.

Это был паренек шестнадцати лет, но его возраст стерся под гнетом тяжелой жизни и уродства. Короткие ноги были изогнуты, пальцы напоминали обрубки, а темные глазки глубоко посажены, голова слишком крупная для его тела.

Он прибыл из деревушки на западе Англии близ древнего поселения под названием Сарум. Вскоре после прихода Завоевателя она перешла к одному из виднейших вельмож Вильгельма. В деревне жили хорошие работники, но среди сотен крестьянских семей в обширных владениях этого богача юный Озрик ценился невысоко. Вельможа не узнал бы о его существовании, не имей тот глупости поставить силки на лошадь его рыцаря, который впоследствии сломал ему руку. Мальчонка мог поплатиться жизнью, но король Вильгельм, все еще тешивший себя надеждой снискать любовь англичан, велел явить милосердие. Поэтому юному Озрику лишь отрезали нос. Теперь посреди угрюмого лица у него красовался маленький и неприглядный иссиня-красный бугорок. Дышал Озрик ртом. И ненавидел всех норманнов.

Поскольку вельможе пожаловали еще и поместье Челси вверх по течению от Лондона, он отослал мальчика туда. Годом позже его управляющий продал Озрика другому вельможе – не кому иному, как Жоффруа де Мандевилю. Мальчик уже и не понимал, кто он такой – серв или раб. Однако одно знал доподлинно: если оплошает, Ральф Силверсливз отрежет ему уши.
Поэтому он беспокойно ждал, пока грубый надсмотрщик обдумывал вердикт.

Солнце палило, и Озрику чудилось, будто они стоят посреди огромной таинственной кузницы. Травянистое плато напоминало большую зеленую наковальню; невидимые глазу плотники, стучавшие молотками, эхо которых негромко разносилось над склонами, казались бессчетными эльфийскими кузнецами.
К востоку от Тауэра находилась древняя римская стена; на западе и севере сохранился земляной вал и частокол деревянного форта. Внутри же огороженного участка разместилось несколько мастерских, складов и конюшен.

У берега были пришвартованы три большие деревянные баржи: одна заполнена булыжником и щебенкой; вторая – базальтом из Кента; третья – прочным светлым камнем из нормандского Кана. Работники волокли от реки к основанию Тауэра тяжелые тележки.

Закладка впечатляла массивностью. Сам фундамент был площадью больше сотни квадратных футов, и у молодого Озрика замирало сердце всякий раз, когда он заглядывал вниз. Казалось, что рву, разверзавшемуся перед ним каждое утро, не будет конца. Тот был не только протяжен и глубок, но и поражал шириной: толщина стен в основании будущей башни достигала двадцати шести футов. В огромном котловане исчезали, как расплавленная руда в исполинской отливной форме, целые баржи камней.

Труд неимоверно тяжелый. В течение нескольких месяцев Озрик тягал тележки, едва не надорвав свою слабую спину. Нередко, с красным от жары и натуги лицом, с забитыми пылью глазами и ртом, он пытался дать отдых измученному телу, пока ударом хлыста Ральфа или пинком десятника не отсылался, несчастный и жалкий, трудиться дальше. Незащищенные корявые руки покрылись мозолями. Лишь одно скрашивало его существование: наблюдение за плотниками.

Работы же у тех на подобном строительстве было по горло: деревянные пандусы, подъемники, леса, а со временем – балки и половицы. При всяком удобном случае Озрик вертелся среди них, подмечая все, чем они занимались. Это было вполне естественно. Его тянуло к ним, ибо он происходил из семьи, всегда поставлявшей в деревню работников. А плотники, в свою очередь, чувствуя в нем своего, разрешали отираться поблизости и время от времени делились секретами мастерства.

Как же ему хотелось работать с плотниками! Именно это желание побудило его к отважному шагу. Благодаря добросердечному мастеру он три недели упражнялся с деревяшками и вот создал нечто, чем можно было гордиться. Вещицу скромную, простенькое соединение двух брусков, но столь безупречно задуманное и выполненное, что всякий плотник был бы рад назвать ее делом своих рук.
Этот дар он вложил в руки Силверсливза с мольбой:
– Сударь, нельзя ли назначить меня в помощь плотникам?

Вертя изделие в своих лапищах, Ральф задумался. Если сделать из этого серва приличного мастера, то Мандевиль, несомненно, будет доволен. Безносый коротышка с большой башкой был всяко бесполезен в роли чернорабочего. И в тот момент Озрик был близок к осуществлению своей мечты.
Если бы не гибельная ошибка.
– Значит, решил, что способен стать плотником? – лениво осведомился Ральф.
Посчитав, что это поможет, Озрик ответил пылко:

– О да, сударь. Мой старший брат – отличный мастер. Я уверен, у меня тоже получится.
И удивился при виде странной, почти болезненной гримасы надсмотрщика.
Бедняга Озрик! Он знать не знал, на какую мозоль наступил. «Если мне не сравняться со старшим братцем, то с какой стати догонять своего этому ничтожеству?» – подумал Ральф.
А потому спокойно и вроде как не без мрачного удовольствия носатый нормандец вынес приговор:

– Твой брат – плотник, Озрик. Но ты всего лишь прах под ногами, а потому, дружок, останешься, где есть.
И он без всякой причины перетянул по унылому лицу мальчика хлыстом, а затем велел возвращаться к работе.

За столом друг против друга сидели двое. Какое-то время они молчали, обдумывая опасное дело, хотя любой мог сказать: «Если нас схватят, смерти не миновать».

Встречу в своем доме близ церкви Всех Святых назначил Барникель – ныне та выходила на поднимавшийся из земли Тауэр. Он сделал это по простой причине. Впервые за десять лет их преступной деятельности Барникель признался, что обеспокоен. И изложил основания.
Альфред же только что предложил выход.

Оглядываясь на прошлое, оружейник нередко дивился легкости, с которой втянулся в это дело. Едва ли он понимал, что происходит. Все началось десять лет назад летом, когда скоропостижно скончалась жена Барникеля. Его друзья и близкие сплотились всем миром, желая поддержать вдовца. Дети позвали и юного мастерового. Однажды вечером, когда Альфред собрался уйти, Датчанин приобнял его ручищей и шепнул на ухо: «Не сделаешь для меня работенку? Опасную». Альфред не раздумывал. Разве не был он обязан Датчанину всем, что имел? «Конечно», – ответил он. «Твой наставник скажет, что делать», – тихо произнес Барникель и тем ограничился.

Времена были непростые. Король Вильгельм еще далеко не вполне обезопасил свои владения. Мандевиль нервничал в Лондоне и часто вводил комендантский час. Одновременно потребности нормандского гарнизона в оснащении сохраняли востребованность оружейников. Альфред с мастером не раз задерживались после того, как вечерний колокол возвещал окончание рабочего дня.
И вот в один осенний вечер мастер сказал Альфреду:

– У меня есть еще одно дело, но ты можешь идти. – Когда же тот вызвался помочь, он тихо продолжил: – Это для Барникеля. Ты не обязан оставаться.
Последовало короткое молчание. Альфред понял.
– Я займусь, – произнес он.

После той судьбоносной ночи они часто задерживались в мастерской допоздна. Это не вызывало подозрений, поскольку работали якобы на Мандевиля. И все же им приходилось соблюдать осторожность. Они всегда закрывали дверь на засов и держали официальные заказы под рукой, чтобы, войди к ним кто-нибудь, спрятать незаконно изготовленное оружие и предъявить разрешенное.

Для Альфреда это стало превосходной школой. Теперь он мог справиться едва ли не с любым поручением. Шлемы, мечи, щиты, наконечники к копьям – все это он изготавливал дюжинами. То обстоятельство, что он утаивал свои навыки от товарищей-подмастерьев, играло ему на руку вдвойне. Они, хотя и знали о его успехах, были бы удивлены, увидев, как порхают его пальцы в столь поздний час, а сам он пребывает наедине с наставником. Пряча тайно произведенное оружие в подпол, он задавался только одним вопросом: для чего оно?

Как-то ночью Барникель явился с вьючными лошадьми и все забрал. О том, куда направлялся, он не сказал ни слова. Однако вскорости на севере и востоке Британии вспыхнуло крупное восстание. Для его поддержки высадились датчане, а в Восточной Англии мятеж возглавил отважный английский дворянин Хервард Уэйк.

На сей раз король Вильгельм жестоко сокрушил бунтовщиков и разорил значительную часть севера. Через четыре года датчане предприняли новую попытку. В этом же году, притом что сын Вильгельма принял участие в восстании в Нормандии, поползли новые слухи.
Альфред заметил и кое-что еще. Оружие всегда заказывали не во время мятежа, а за многие месяцы до него.

Но это не сильно его удивляло. В конце концов, великая норманнская сеть – грандиозное хитросплетение поселений вингов, связывавших торговцев от Норвегии до Средиземноморья, – была чрезвычайно активна. За эстуарием Темзы простирались бескрайние северные воды. Оттуда до сих пор звучали отголоски саг, и редкий месяц обходился без тех или иных заморских сплетен. Барникель Викинг по-прежнему слышал многое.

Теперь же, когда король был за морем в Нормандии, казалось, что Барникелю известно еще кое-что. В последние три месяца они изготавливали копья, мечи и несметное количество наконечников для стрел. Зачем? Не скрывался ли до сих пор в лесах Хервард Уэйк, как верили некоторые? Может быть, норманны и по сей день готовили свои боевые ладьи? Никто не знал наверняка, но король строил Тауэр в камне, а Мандевиль, поговаривали, располагал шпионами на каждой улице. Никто, насколько представлял Барникель, не подозревал оружейника, но время выдалось такое, что тревога была понятна.

За последних десять лет изменился и Альфред. Теперь уже полноправный оружейник, он мог уйти от старого мастера давным-давно. Четыре года назад он женился и уже обзавелся тремя детьми. Он стал осторожнее. Конечно, если Барникель был прав и короля Вильгельма заменят, быть может, датским монархом, то его тайная деятельность удостоится крупного вознаграждения. Но если тот ошибался…

– Проблема в том, – объяснил Барникель, – что я больше не осмеливаюсь рисковать вьючными лошадьми. Слишком много развелось шпионов. Нам нужно что-то другое.
Тогда-то Альфред и внес свое предложение.
Ныне же Датчанин, обдумав его, кивнул своей рыжей бородищей.
– Может и выгореть, – согласился он. – Но нам нужен хороший плотник, которому можно доверять. Есть у тебя такой на примете?

Спокойным летним вечером двумя днями позже Хильда спустилась с холма от собора Святого Павла и вышла из города через ворота Ладгейт.
Тауэр был в Лондоне не единственным новым замком Завоевателя. Здесь, на западном краю города, у ближайших к реке ворот, возвели пару фортов, пусть и намного меньших. Но их мрачное соседство не повлияло на настроение Хильды. Она даже улыбалась, ибо спешила на встречу с мужчиной, которого называла своим возлюбленным.

Она осознала, что, к счастью, никогда не любила мужа. Благодаря этому избежала разочарования, поскольку всегда видела его таким, какой он есть.

Каким же? Анри Силверсливз – мужик умный и работящий. Она подмечала, как он вел дела. При отсутствии отцовского стратегического мышления Анри был мастером быстрого удара. Он презирал Ральфа, хотя научился держаться с ним вежливо. «Никак не пойму, зачем отец упорно хочет завещать ему половину семейного состояния, – признался он ей однажды. – Слава богу, хоть собственных детей у него нет». Хильда знала, сколь страстно оберегал Анри достояние Силверсливзов. Оно было подобно крепости, у которой он стоял на часах, вовеки не собираясь покидать пост. И преуспел в делах настолько, что отец теперь часто проводил время в поместье неподалеку от Хэтфилда, в одном дне пути к северу от Лондона.

Что до семейства Хильды, то и оно получило от брака желаемое. Хотя, когда Завоеватель конфисковал в Кенте бо́льшую часть поместий, ее отец Леофрик лишился, как и боялся, Боктона, но старший Силверсливз подоспел на помощь, и радостно было нынче видеть отца, свободного от долгов. Он даже сколотил солидное состояние для ее брата Эдуарда. Да, сочла она, это было правильно.

А что же с ней? Она жила в прекрасном каменном доме возле собора Святого Павла. Анри уже сделал ей двоих детей, мальчика и девочку. Муж был обстоятелен. Ей оказывал всяческое внимание. И она считала, что из Анри мог выйти вообще идеальный муж. Не будь он совершенно холоден сердцем.
– Ты отлично устроилась, – заметил ей Леофрик.

Это правда. Она даже встретилась с королем в его Вестминстерской резиденции, когда он останавливался там на Троицу. Король Вильгельм – румяный, тучный, с большими усами и пронзительными глазами – заговорил с ней по-французски; стараниями мужа она неплохо выучила язык, и король остался настолько доволен ее ответами, что обратился ко всему двору.
– Смотрите, – объявил он, – этот молодой нормандец с английской женой – образчик того, что можно прекрасно ужиться! – И просиял, взглянув на нее.

– Молодчина, – шепнул Анри, и она возгордилась.
Но на следующий год в том же месте произошел инцидент не столь радостный.

Отец относился к нормандскому королю прагматично: «Мне это не по душе, однако он, вероятно, останется, и нам придется извлечь из этого наибольшую пользу». Впоследствии, прослышав, что королю понадобились охотничьи соколы, Леофрик вошел в великий расход и хлопоты, но приобрел пару отменных птиц. Когда Хильду с мужем пригласили ко двору, принес их и вручил ей со словами: «Передай их Вильгельму в дар от меня лично».

Она с восторгом смотрела, как слуги внесли две тяжелые клети; король же довольно воскликнул:
– Я в жизни не видел краше! Откуда они?
И Хильда оказалась совершенно не готовой к тому, что Анри, стоявший впереди, бесстыдно и поспешно вставил слово:
– Я искал по всей округе, сир, – и улыбнулся ей.

Она не смела перечить мужу перед лицом короля. Могла лишь пристально взирать на него. Но миг спустя, будто пронзенная холодной болью, поняла: что-то умерло. В дальнейшем она подумала, что могла бы простить его, когда бы не улыбка.
А потому, отправляясь на свидание, она испытывала по отношению к Анри лишь чувство долга. Больше ничего.

Сразу за деревянным мостом через Флит, где некогда находился священный колодец, стояла каменная церквушка в честь кельтской святой, чье имя часто связывали с водой, – святой Бригитты, или, как ее звали в данном случае, Сент-Брайд.
[19]
И возле церковки Сент-Брайдс, выходившей на ворота Ладгейт, тот терпеливо ждал.
Барникель Биллингсгейтский был влюблен.

Завоевание Англии нанесло Датчанину тяжкий удар. Его земли в Эссексе были отобраны норманнами. Какое-то время он опасался разорения, но ухитрился сохранить свое дело в Лондоне, а Силверсливз, к его великому удивлению, исправно выплатил ему старый долг Леофрика. Даже его младший сын, столь страстно мечтавший о саксонской девушке, нашел себе превосходную партию. Теперь мальчонка жил с тестем, чье дело ему предстояло унаследовать. «Могло быть намного хуже», – не уставала напоминать жена. Но вскоре она неожиданно умерла, и несколько месяцев Датчанин был сам не свой.

С того времени он обретал опору в двух вещах. Первой была его тайная война против нормандских захватчиков. Он поклялся продолжать ее до гробовой доски.
Второй же – Хильда.

Поначалу они стеснялись друг друга, оба сожалея о размолвке между их семьями, но, когда сын Барникеля женился, они, встречаясь в Уэст-Чипе, уже не чувствовали себя неловко и часто задерживались для обмена парой дружеских слов. Выяснив, где она прогуливается по вечерам, он взял в привычку в то же время пересекать Флит. Датчанин долго, добрый год после кончины жены, считал, что питает к Хильде любовь сугубо отцовскую, тогда как она, куда быстрее постигнув истину, помалкивала.

Лишь раз, пять лет назад, Барникель осмелился зайти дальше. Хильда была печальной и усталой, а он вдруг спросил:
– Что, твой муженек дурно с тобой обращается?
Она помедлила, затем издала грустный сухой смешок:
– Нет. Но если бы и да? Чем ты можешь помочь?
Датчанин, забывшись на миг, придвинулся ближе и горячо произнес:
– Заберу тебя от него!
Она лишь покачала головой, пробормотав: «Мы не сможем встречаться, если будешь так говорить», и он навсегда оставил свои поползновения.

И так, год за годом, длилась их целомудренная любовная связь. Она не видела ничего дурного в приязни старшего, умудренного опытом мужчины, коль скоро ее недолюбили дома. Барникель же обнаружил особого рода удовольствие в этой роли пылкого поклонника – быть может, не вполне безнадежной.
Поэтому он, одетый в новый синий плащ, легко и целеустремленно шагнул навстречу, и вместе они пошли на запад к Олдвичу и старому церковному двору его предков-викингов, что в Сент-Клемент Дейнс.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь