Лондон

Потом заметила, что Эдвард пристально наблюдает за ней. Он превосходно разбирался в некоторых вещах. Пивоварня была одной из них. Он знал, что пиво должно быть крепким, а его слово – священным. Эдвард умел быть здоровым и добрым малым, отличным спортсменом, ибо все это шло на пользу бизнесу в сей благородный век. И он понимал в рентабельности и простой бухгалтерии; знал из баланса, что его активы, будучи древними, во много раз превосходили свою стоимость. Короче говоря, на свете не было человека надежнее его – честного пивовара.

Сознавал он и то, что население Лондона стремительно росло; все сословия, кроме нижайших, благодаря империи богатели; пивоваренный завод Буллов с каждым годом производил все больше пива, и если так пойдет дальше, то его обожаемая старая пивоварня с бодрящими душу кирпичными зданиями и густым солодовым духом сделает его весьма состоятельным человеком.

Эдвард также понял, что его жена и молодой Мередит уделяли друг другу слишком много внимания. Бояться нечего: впредь они не увидятся. Он позаботится, чтобы этого не случилось. Но все равно испытал раздражение. Ему захотелось поставить на место этого назойливого юнца.
Возможность вскоре представилась. Супруги Пенни, все еще оживленно обсуждавшие Великую выставку, упомянули прекрасные секции Франции и Германии, и тут вмешался Силверсливз.

– Французы – южане с кельтскими корнями, а потому превосходны в искусстве, – заметил он. – Но если взять машины, то немцы производят поистине грандиозное впечатление. И в этом, согласитесь, очень похожи на нас. Порядочный, практичный народ. Современные римляне. – Он глянул через стол. – Империи создаются людьми практичными, мистер Мередит. Вам лучше поизучать германцев, чем индийских богов.

Такие взгляды стали довольно популярны в Англии. В народе говорили, что англосаксы, в конце концов, относились к германской расе, а протестантизм тоже зародился в Германии. Немецкой была и королевская семья; муж королевы – вдохновитель Великой выставки – немец до мозга костей. Промышленно развитый, самодостаточный северный народ, не слишком сильный в искусствах, но в высшей степени практичный – такие качества пришлись викторианцам по душе. Они решили уподобиться немцам, каким-то образом позабыв, что в них намешано много всякого – кровей кельтских, датских, фламандских, французских и прочих и прочих.

Эдвард воспользовался случаем.

– И все же между империями нашей и Римской есть разница, – заметил он добродушно. – Возможно, мистеру Мередиту следует ее учесть. Наша империя не склонна к завоеваниям. Ни малейшего поползновения! Римлянам были нужны армии. Нам – нет. Все, что мы предлагаем отсталым странам, – преимущества свободной торговли. Она несет им цивилизацию и процветание. Я смею надеяться, что настанет день, когда она цивилизует весь мир и армии больше вообще не понадобятся. – Он мягко улыбнулся Мередиту.

– Но, Эдвард, – возразила Мэри Энн, – у нас огромная армия в Индии.
– Ничего подобного, – ответил тот.
– И на самом деле ваш муж совершенно прав, миссис Булл, – вежливо вмешался Мередит. – Подавляющее большинство войск – индийские полки, сформированные на месте и оплачиваемые индусами. Почти полиция, – улыбнулся он криво.

– Отрадно слышать, что вы согласны, – ухватился за это Булл. – И обрати внимание, Мэри Энн, на слова мистера Мередита: «оплачиваемые индусами». С другой стороны, британская армия оплачивается британским налогоплательщиком, то есть деньгами, заработанными в поте лица. Если мистер Мередит станет кадровым офицером, его задачей будет защита наших торговых интересов. А коль скоро, – теперь он вознамерился жестко поставить юнцу на вид, – я буду платить мистеру Мередиту и его подчиненным, то цена должна быть низкой, насколько это возможно. Если только, – добавил он сухо, – мистер Мередит не сочтет, что я не доплачиваю налогов.

Это, конечно, прозвучало оскорбительно. Мэри Энн побагровела от стыда. Но Булл отлично знал, что говорил дело. Мало кто мог ему возразить. Правда, некоторые отводили Англии бо́льшую роль. Недавно на обеде в Сити Эдвард сел рядом с Дизраэли – надоедливым, по его мнению, политиком, голова у которого была забита дурацкими мечтами об имперском величии. Парламентское большинство куда охотнее склонялось на сторону солидных вигов, вроде мистера Гладстона, который ратовал за свободную торговлю, минимальные государственные расходы и низкие налоги. Даже такие зажиточные люди, как Булл, облагались лишь трехпроцентным налогом. И он считал, что этого вполне достаточно.

– Я не хочу повышения налогов, – спокойно произнес Мередит.
– А разве не важно вероисповедание народов, которые населяют империю? – напомнила зятю Эстер. – Мы направляем миссионеров… – Она умолкла, ожидая поддержки.
– Разумеется, Эстер, – твердо ответил тот. – Но уверяю вас, на практике религия следует за торговлей, а не наоборот.
Это было чересчур. Сначала Эдвард оскорбил Мередита, а теперь раздувался, как индюк. Общество начинало бесить Мэри Энн. Такие невежественные и такие самоуверенные!

– Эдвард, а вдруг индусы и прочие народы империи не захотят исповедовать нашу веру? – спросила она с издевкой. – Эстер, а ты не думаешь, что они предпочтут сохранить своих богов?
Скандальная реплика, что говорить. Как ей и хотелось. Эстер была шокирована. Пенни удрученно качал головой. Донесся шепот Гарриет:
– Мэри Энн, ты неисправима.
Но Эдварда она не допекла.

– Это вопрос времени. – Он говорил с ней, как со школьницей. – Чем ближе отсталые народы познакомятся с нами, тем скорее усвоят, что мы живем лучше их. Они преспокойно переймут нашу веру, потому что в ней правда. От десяти заповедей до Евангелий. Закон нравственный и Закон Божий. – В этом пункте он вперился в Мередита стальным взглядом. – Надеюсь, Мэри Энн, мистер Мередит согласен со мной, даже если ты возражаешь. – Он обратился к Папаше: – Скажите, Папаша, я прав?

– Абсолютно, – отозвался тот. – Нравственность, мистер Мередит. Это главное.

Вошел дворецкий, неся графины с мадерой и портвейном, поставил их перед Папашей. Для дам это стало сигналом живо убраться в гостиную, тогда как мужчины, в точности следуя обычаю XVIII столетия, остались за портвейном одни. Мэри Энн, подавая пример, встала первой, и отдельные джентльмены учтиво проводили женщин до двери. Там, задержавшись и коротко улыбнувшись, Мэри Энн подала руку Мередиту, как бы прощаясь и не вкладывая в свой жест никакого особого значения, кроме мелочи, из-за которой тот покраснел. Но Шарлотта поймала ее за плечо на пороге гостиной и зашептала:

– Ты пожала ему руку!
– О чем ты?
– Я видела. Ох, Мэри Энн! Как ты могла?
– Ничего ты не видела.
– Ах нет, я знаю.
– В самом деле, Шарлотта? В таком случае ты знаток. И кому же
ты
пожимала руку?
Шарлотта предпочла не пререкаться с Мэри Энн. Ее не переспоришь. Поэтому она удовольствовалась яростным шепотом под нос:
– Ну и ладно – не надейся, ты все равно его больше не увидишь.

Дом Папаши был не очень велик. Прилично отодвинутый вглубь красивой кружной подъездной дорожкой, он с туповатой осторожностью взирал на Блэкхит дюжиной окон, которые наглядно доказывали, что массивный особняк темно-бурого кирпича принадлежит весьма богатому человеку.

Люси неуверенно подошла к двери, похрустывая гравием. Нервничая, позвонила, и где-то внутри откликнулся колокольчик. Она же прикинула, не лучше ли было пойти с черного хода. Последовала долгая пауза, наконец дверь отворилась, и перед Люси, к ее ужасу, предстал дворецкий. Она сбивчиво спросила, Папаши ли этот дом, получила утвердительный ответ, назвалась и осведомилась, примет ли ее хозяин. Дворецкий, смеривший ее взглядом недоуменным, а затем вопросительным, и сам, похоже, не до конца понимал, как поступить. Он спросил, назначено ли ей. «О нет», – ответила незваная гостья. Знакома ли она с Папашей? Люси считала, что да, и добавить ей было нечего. Дворецкий в конце концов рассудил, что это не основание впускать ее в дом, но повел себя приветливо и предложил подождать снаружи, пока тот не узнает.

К удивлению Люси, он вернулся через несколько минут и проводил ее в холл, мимо закрытых дверей, за которыми велась беседа, и вниз по лестнице в пустую и тесную прихожую цокольного этажа. Там он учтиво оставил ее, притворил дверь и, уже не столь церемонно, запер на ключ. Она прождала минут двадцать, затем ключ провернулся вновь и она увидела, как отворяется створка, а мигом позже очутилась лицом к лицу с настороженным Папашей. Люси моментально узнала его. А вот узнал ли он?

– Здравствуй, Сайлас, – сказала она.

Не укладывалось в голове, что этот румяный старик с ухоженной бородой, в изящном сюртуке и сверкающих туфлях – Люси заметила, что даже ногти на его крепких старческих пальцах были наманикюрены, – и вправду Сайлас. Преображение поражало.
– Я думал, ты умерла, – произнес он медленно.
– А я жива.
Он продолжал задумчиво ее рассматривать.
– Однажды я пробовал тебя разыскать. Не нашел.
Люси ответила пристальным взглядом. Это могло оказаться правдой.

– Я тоже искала. И тоже не нашла.
Но это было давным-давно.

После того как Сайлас продал лодку, она видела его всего один раз. Это случилось пасмурным утром через год: он притащился к ним в дом и прохрипел: «Люси, пойдешь сегодня со мной. У меня для тебя кое-что есть». Люси не хотела идти, но мать упросила, и она нехотя отправилась с ним к его вонючей тележке. Их путь лежал в Саутуарк и дальше в Бермондси. Наконец они свернули в большой двор, обнесенный высоким, старым и ветхим деревянным забором, где девушке открылось поистине замечательное зрелище.

Мусорная куча Сайласа Доггета уже достигла почти тридцати футов в высоту и явно продолжала расти. Свежий материал, если уместно говорить о свежести, доставлялся бесперебойно. Грязь, мусор, всякая дрянь, навоз, объедки, палая листва и городские отходы укладывались в общую смрадную гору. Но главным чудом была деятельность, развернувшаяся вокруг нее. Стая оборванцев ползала по ней, зарывалась и пропадала внутри на глазах у Люси. Одни были с совками, другие с ситами, третьи рылись голыми руками – все под зорким присмотром бригадира, который в конце рабочего дня обыскивал каждого такого муравья и только потом выпускал за ворота, уверившись, что тот ничего не прихватил. Что же они искали? Удивительно! Сайлас поводил ее вокруг, и Люси увидела железяки, ножи, вилки, медные чайники, сковородки, деревяшки, старую одежду, горы мелочи и даже ювелирные изделия. Все это и многое другое старательно складывали в ящики или собирали в отдельные кучки, которые оценивал сам Доггет и определял их судьбу.

– Эта груда принесет мне целое состояние, – удовлетворенно изрек он.
И она – в этом заключалось его щедрое предложение – тоже могла в ней покопаться. Мало того, случайным сборщикам платили в день пенс, а ей Сайлас назначил тридцать шиллингов в неделю.
– Может, потом что и получше подыщу. – И напомнил: – Я же обещал помочь!

Но у Люси екнуло в груди при виде омерзительной горы и унылого, неряшливого облачения бывшего черпальщика. С ним на пару она выуживала из реки трупы; несчастный малыш Горацио копался в иле, ища для него монеты в точности так же, как эти нищие бедолаги карабкались по его драгоценной поганой куче. Она всем этим уже занималась, и воспоминания были слишком болезненны. И она отказалась.
Доггет много не говорил. Отвез ее домой. Когда дошли, сказал:
– Лучшего тебе не предложат. Это твой последний шанс.

– Прости.
– Упрямая, как папаша.
– Может быть.
– Ну и ступай к черту! – воскликнул Сайлас и, не дав ей даже ломаного гроша, тронул вожжи и покатил прочь.

Это была их последняя встреча. Спустя пять лет, когда умерла мать, она не исключала, что он снова появится – таким же сверхъестественным, жутким образом, как всегда. Но он не пришел. Через месяц, гадая, что стало с ним и его кучей, Люси отправилась в Саутуарк и отыскала тот самый двор. Но куча исчезла вместе с Сайласом. Куда он делся, не знал никто.

Вскоре Люси переехала. Она нашла работу у пуговичника из Сохо и поселилась поближе, в приходе Сент-Джайлс. Там и прожила десять лет. У нее открылся талант к подбору цветов: покажи любую ткань, и Люси, смешав краски, точно воспроизводила оттенок. Она умела делать пуговицы для чего угодно. Но чаны с краской, стоявшие в непроветриваемой комнате наверху, распространяли едкий запах, и ей со временем стало трудно дышать. Люси съехала, испугавшись астмы, которой страдала ее мать.

Примерно тогда же она завела приятеля. Тот был в родстве с ирландцами, которых она знала по Сент-Джайлсу, но жил в Уайтчепеле. Именно он устроил ее в лавку к друзьям из своей же округи; из-за него она переехала, он поддержал ее дружбой и даже любовью. Никого больше рядом не оказалось. К тому же парень был обучен чтению и письму, что позволило ему устроиться клерком на крупную соседнюю верфь.

Дружба постепенно переросла в нечто большее, и несколько месяцев назад произошло неизбежное. Потом повторилось еще и еще.
И вот Люси сказала Сайласу:
– Прости, что оторвала от дел. Ты вроде как не один.
– Не один? – Он смотрел настороженно. На миг ей почудилось, что Сайлас растерялся, но это прошло. – Ничего особенного, – пожал он плечами. – Просто несколько друзей.
– О, – отозвалась она. – Приятно слышать.

Люси не знала о семье Сайласа. Тот не обмолвился о ней ни словом даже двадцать лет назад, хотя уже обзавелся четырьмя дочками. Быть может, ему и было какое-то дело до Люси и ее отца, но не такое большое, чтобы позволить им даже помыслить о существовании детей у него самого. Он постарался оградить Люси от родни, способной выдать его секрет.
– А дом? – Люси обвела вокруг себя рукой. – Тоже твой?
– Возможно.
– Значит, ты разбогател.
– Некоторые так и считают. Перебиваюсь помаленьку.

Это была ложь. Ко времени, когда умерла мать Люси, Сайлас уже покончил с мусорной кучей в Бермондси. Но он собрал еще три на западе Лондона, а вскоре открыл, что выгоднее не заниматься ими лично, а продавать. Самые большие он сбыл за десятки тысяч фунтов. Продав десять штук, ушел на покой очень богатым человеком.
– Итак, зачем ты пришла? – спросил он.

Люси с предельной откровенностью объяснила, что ждет ребенка. Как она допустила? До этого к ней сватались двое. Но девушка отказала, хотя один ей нравился. Ухажеры были такие же нищие – простые работяги, как ее отец. Чуть какая беда – и вот они уже инвалиды или покойники. И что тогда? Нужда; ее дети будут обречены на жизнь, уже знакомую ей и Горацио. Она этого не хотела, а лучшей альтернативы не находилось. Так почему же спасовала перед своим дружком? Наверное, любила. Возможно, ей давно хотелось такую партию – клерка с мало-мальским образованием. Опять же время шло, ей было уже за тридцать. А может быть, и потому, что он отнесся к ней с любовью.

– Твой муж. Чем он занят?
Она объяснила, что у нее нет мужа.
– Ты хочешь сказать, что живешь с человеком, который не собирается на тебе жениться?
– Он женат, – ответила она.
И Сайлас, на миг позабыв, что сделался почтенным Папашей, гадливо скривился и сплюнул.
– Ты всегда была дурой. Ну и чего ты хочешь?
– Помоги, – сказала она просто и замерла в ожидании.

Сайлас Доггет пораскинул мозгами. Он десять лет как перебрался в Блэкхит, хотя до этого у него был очень неплохой дом в Ламбете. Большинство людей считало его состоятельным и уважаемым человеком в преклонных годах. Кое-кто знал, что он сколотил состояние на мусоре, но таких было мало. Взявшись за возведение и продажу мусорных куч, он постарался сделать свое участие почти незримым. Что же касалось темного прошлого, когда он ходил в черпальщиках, об этом не знала – и не узнает – ни единая душа в Блэкхите.

Из дочерей одна Шарлотта помнила грязные трущобы Саутуарка, куда он приходил, насквозь провонявший миазмами Темзы. Иногда, оставшись наедине с собой, она содрогалась и отгоняла это воспоминание. Средние девочки к десяти годам пошли в небольшую частную школу для юных леди; Мэри Энн учила гувернантка. Когда Шарлотта достигла брачного возраста, они еще жили в Ламбете, и Сайлас мало чем смог помочь ей утвердиться в местном обществе, поскольку не знал, как это делается. Но девочки не пострадали из-за своего низкого происхождения. Редкий мужчина без нужды любопытствует о корнях молодой женщины с богатым приданым. Несмотря на невзрачную внешность, все три старшие дочери Доггета обрели достойных мужей, а у хорошенькой Мэри Энн получилось и выбрать. Таким образом, за двадцать лет из грязи в князи выбился не только Сайлас, но и вся его семья. Они покончили с нищетой и впитали респектабельность среднего класса, имели гарантированный достаток, и все это с такими мужьями, как Пенни и Булл, могло ввести их даже в высшие круги общества. Подобные трансформации случались во все времена, однако в огромном и неуклонно разраставшемся коммерческом мире Британской империи они становились совершенно обычным делом.

Взлетев так высоко, Сайлас не собирался позориться и идти на дно стараниями Люси. Зря он вообще с ней связался. В свое время она приносила пользу, и он помогал своей плоти и крови. Но сейчас он видел, что ошибся. И что с ней делать? Доггет полагал, что ее устроит небольшое ежемесячное пособие при условии, что она будет держаться подальше от его близких и помалкивать. Лишь одного он стерпеть не мог.

– Будем надеяться, что ребенок умрет, – сказал Сайлас. – Но если нет, тебе придется от него избавиться. Подыщем приют или еще что-нибудь подходящее.
Одно дело иметь бедную и постылую родственницу, другое – падшую женщину, марающую ныне почтенное имя Доггетов. Он не потерпит этого даже под угрозой разоблачения.
– Но я хотела вырастить его сама, – возразила Люси.
– Этому не бывать. Совсем стыд потеряла?

– У меня его теперь раз-два и обчелся, – печально сказала она. И взмолилась, хотя пыталась сдержаться: – Сайлас, неужто тебе меня не жаль? Оставь мне ребенка. Разве ты не понимаешь? Кроме него, у меня ничего нет. – (Лишившись Горацио в детстве, она так и осталась одна.) – Женщине тяжко прожить жизнь и никого не любить!

Люси тихо разрыдалась. Сайлас бесстрастно изучал ее. Она была даже большей дурой, чем он считал. Доггет подошел к столу с чернильницей и пером, написал на листке бумаги имя и адрес.
– Это мой адвокат, – сказал он. – Когда избавишься от ребенка, ступай к нему. Он будет знать, что делать. Вот такая тебе от меня помощь.

Затем развернулся, вышел и запер за собой дверь. Дворецкий пришел лишь через несколько минут. Он вывел ее с черного хода, вручил два шиллинга на обратную дорогу и отпустил на все четыре стороны.
Слуга накрепко запомнил приказ впредь не впускать ее ни при каких обстоятельствах.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь