Лондон

– Миледи по доброте своей соизволила… – начал он, и грум, повернувшись, высокомерно махнул рукой:
– Проваливай отсюда!
Флеминг краем глаза отметил, что кучер спускался с козел.
– Да я же Флеминг, миледи, – попытался он вновь и, смешавшись, вынул свой счет.
Утром он снял с него копию, проявив чудеса каллиграфии, но ладони вспотели, и он вдруг увидел, что чернила потекли, испачкали пальцы, и размокший счет представлял собой жалкое зрелище. Леди Сент-Джеймс моментально отпрянула.

– Миледи, прошу вас, – выпалил он и шагнул к ней.
Кнут кучера щелкнул над самым ухом. Не тронул, нет. При желании кучер сумел бы сшибить с его носа муху и не задеть. Однако звук был сродни пистолетному, и Флеминг так испугался, что подался вперед, поскользнулся на булыжнике и начал валиться. Пытаясь удержаться на ногах, он в падении схватился за что-то мягкое.
Это был кончик шелкового шарфа леди Сент-Джеймс. В следующий миг Флеминг ахнул, глядя в ее обнажившееся лицо.

Леди Сент-Джеймс не стала вновь прикрывать свои синяки. Она с презрением отвергла даже бегство от пекаря. Взамен она уделила ему толику внимания, которого он жаждал.

– Мелкий торгаш, хам, как ты смеешь мне надоедать?! Да ты никак собрался получить с меня деньги прямо на улице? Ну скотина! Можешь выкинуть свой счет! К твоим пирожным никто не притронулся. Будь уверен, в приличном обществе их больше вообще никто не купит! А что касается твоей выходки, то если я хотя бы услышу о тебе еще раз, тебя посадят за нападение! У меня есть свидетели! – Она указала на лакея, который поспешно кивнул. Направившись к дому, она оглянулась на кучера. – И по-моему, он-то мне глаз и подбил!

Кучер осклабился и вытянул Флеминга кнутом по ногам так, что несчастный пекарь взвыл благим матом.
Очухавшись, он скорбно заковылял к Пикадилли. Его высекли и унизили. Заказам конец, надежды на эркер растаяли. И он был наказан на тридцать фунтов. Пока он брел мимо роскошных домов и шикарных магазинов Пикадилли, ему мерещилось, будто над ним потешается весь светский мир. У «Фортнума и Мейсона» он сел и разрыдался.
И как, черт возьми, ему расплатиться за эти булыжники?

Звездная ночь отражалась в воде. Чисто Венеция. Лодка, подобно гондоле, плавно скользила по темной Темзе. Тишина нарушалась лишь легким плеском весел да слабым дребезжанием стекла в фонаре, который покачивался над носом.

Но что за высокая фигура откинулась так вальяжно на пассажирском месте? Треуголка, домино, черный плащ с капюшоном итальянского образца. Белая маска придавала сходство с призраком, таинственным и бледным. Джентльмен, собравшийся на венецианский бал? Любовник, державший путь на тайное свидание? Наемный убийца? Вестник смерти? Возможно, все в совокупности.

Венецианский карнавал был в моде уже целое поколение. Казалось, что появляться в маске требовалось на половине лондонских приемов, начиная от грандиозных балов, где причудливые костюмы являлись de rigueur,
[70]
и заканчивая обычными вечерними спектаклями, где в ложах собирались десятки леди и джентльменов в масках. Какой, помилуйте, была бы модная светская жизнь без притворства, театра и, главное, без флера загадочности?

Оставив позади постройки Бэнксайда, лодка медленно двигалась по большому изгибу реки. Справа неясно вырисовывались знакомые очертания старинного дворца Уайтхолл. Но с появлением Вестминстера обозначился другой, не столь привычный контур.

Старый, перегруженный мост был в Лондоне единственным путем через реку на протяжении шестнадцати веков. Однако недавно появился еще один, с несколькими изящными арочными пролетами. Его достроили только в нынешнем году – к ярости вестминстерских лодочников и владельца старой лошадной переправы. Расходы же настолько превысили предварительные расчеты, что городские власти организовали лотерею для изыскания средств. Но вот он стоял, степенно протянувшись от Вестминстера до Ламбета неподалеку от садов архиепископа Кентерберийского. Как только лодка скользнула под него, пассажир неторопливо сел, взглянул на реку и начал готовиться к предстоявшему.

Джек Мередит сохранял здравомыслие, обдумывая то, что должен совершить. Пока все шло гладко. Официально он находился в Клинке, но за порядочную мзду Силверсливз всегда был рад разрешить своим джентльменам отлучку на том условии, что они вернутся. А леди Сент-Джеймс вручила ему пять гиней. Что до моральной стороны дела, то Мередит не испытывал угрызений совести. Он презирал Сент-Джеймса. Вдобавок он собирался играть по правилам, пускай и жестоким.

Вскоре он увидел конечный пункт путешествия: цепочку жемчужных огней, протянувшихся вдоль кромки воды за Ламбетским дворцом на южном берегу. Через пять минут Мередит покинул лодку и направился в развлекательные сады Воксхолла.

Старинное, еще средневековое поместье, тогда называвшееся Вокс-Холл, преобразовывали не однажды, но никогда – столь разительно. Предприниматель Тайерс, заручившийся помощью своего друга-живописца Хогарта, устроил там блистательный парк развлечений и общественных мероприятий. Спринг-Гарденз в Воксхолле, как они были названы, имели колоссальный успех, сопоставимый с достижениями конкурентов в Ранела-Гарденз на другом берегу. Их неизменным покровителем был принц Уэльский, за вход же брали один-два шиллинга, кроме случаев, когда парк снимали под частный прием. Прошлая весна здесь выдалась, наверное, самой яркой, благо премьера оркестровой сюиты Генделя «Музыка для королевского фейерверка» собрала двенадцатитысячную толпу.

Мередит вошел. Входом в сады служили двери большого георгианского здания, а сразу за ними открывалась длинная аллея, освещенная сотнями фонарей. Справа виднелись контуры эстрады, слева стояла великолепная шестнадцатигранная ротонда, в роскошном помещении которой устраивали танцы и собрания. По соседству располагались концертные ложи для постоянных гостей. Эти ложи, панели которых были расписаны Хогартом, Гейнсборо и другими мастерами, были любимым местом Мередита. Но этим вечером он не задержался у них и продолжил поиски своей жертвы.

Был карнавальный вечер. Некоторые ограничивались черными полумасками. Пара женщин предпочла вуали. Конечно, светская публика обычно узнавала своих, но не всегда, и Мередит несколько раз удостоился восхищенного недоумения. Он заглянул в ротонду, но не нашел там того, кого желал видеть. Тогда он продолжил путь по аллее, заполненной гулявшими парами. По бокам тянулись тропинки более темные, где назначались свидания тайные. Наконец он усмотрел искомую фигуру в компании веселившихся джентльменов, которые облюбовали полукруглую беседку в небольшой галерее с классическими колоннами.

Пристроиться к ним удалось без труда. Лорд Сент-Джеймс был как на ладони, но Мередит притворился, что не узнал его в маске. Двух-трех джентльменов он и вправду не знал. Разговор шел о политике, и Мередит не участвовал. Вскоре, однако, они перешли к сплетням, и он, выбрав подходящий момент, вставил слово:
– Говорят, в последний скандал замешан лорд Сент-Джеймс.
Повисла тишина. Он заметил, как один джентльмен вопросительно глянул на графа, после чего негромко осведомился:

– Сэр, помилуйте, в чем же дело?
– Да как же! – продолжил Мередит, изображая придурковатого фата. – Говорят, джентльмены, что граф поколачивает жену. – Он выдержал паузу для пущего эффекта. – Забавно то, что он сам не знает за что. Ибо в действительности у него больше поводов к недовольству, чем он сознает. – Тут он позволил себе наглый, дробный смешок. – В отличие от тех – меня, например, – кто имел удовольствие насладиться ее благосклонностью!

«Дело сделано, и сделано ловко», – порадовался Мередит. У графа, если тот хотел сохранить малую толику чести, не было выхода. Бледной рукой, дрожавшей только слегка, Сент-Джеймс снял маску:
– Могу я узнать имя мерзавца, к которому обращаюсь?
Мередит тоже снял маску и чопорно ответил:
– Капитан Мередит, милорд. К вашим услугам.
– Мои друзья готовы вам послужить, сэр.
– Я буду в моем доме на Джермин-стрит через час, – отозвался Джек, отвесил поклон и повернулся.

Право выбора оружия оставалось за вызванным на дуэль, поэтому позже ночью, когда от графа прибыли два джентльмена, Мередит сообщил:
– Я выбираю рапиры.
Своих секундантов он уже прихватил из клуба. Было условлено, что поединок пройдет незамедлительно, на рассвете.

Лорд Сент-Джеймс подозревал, что к его возвращению жена будет спать, и с удивлением обнаружил, что та не только оставила открытой дверь спальни, но и ждала его.

По дороге из Воксхолла он раздумывал, устроить ли ей скандал или молча отправиться на дуэль. Имелось и другое соображение. Если он вдруг умрет, то все поместье перейдет к супруге, так как в отсутствие сына у него не было других наследников. Оставить все, что имел, неверной жене? И если нет, то звать ли адвоката, хотя бы и посреди ночи? Но как изменить завещание? Он пребывал в растерянности. Исполненный этих сомнений, он обнаружил себя стоящим лицом к лицу с леди Сент-Джеймс, которая поманила его в спальню и притворила дверь.

Женщина выглядела лучше. Отек сошел. Синяк почти исчез под слоем пудры и грима. К вящему изумлению графа, она, похоже, еще и хотела помириться.

– Милорд, – заговорила она кротко, – ночью вы обошлись со мной очень грубо. Весь день я ждала от вас слов извинений, какого-то знака нежности. Не дождалась. – Она пожала плечами и вздохнула. – Но я понимаю, что дала вам повод. Я любила общество вместо мужа. Я ставила мои удовольствия выше обязанности подарить вам детей и сожалею об этом. Возможно ли нам примириться? Поедемте сей же миг в Боктон!
Он уставился на нее:
– И вы подарите мне наследника?

– Разумеется. – Она не без мрачности усмехнулась. – Возможно, после вчерашней ночи он у вас уже есть.
Сент-Джеймс задумчиво изучал ее взглядом. Какие-то козни?
– Миледи, я должен вам кое-что сообщить, – произнес он медленно. – Некий субъект уведомил меня в том, что был вашим любовником. Мне, естественно, пришлось защищать мою и вашу честь. Что вы на это скажете?
Если возможно сразу выразить лицом недоверие, шок и невинность, то леди Сент-Джеймс справилась с этим без малейшей наигранности.

– Кто? Кто мог сказать такую вещь? – задохнулась она.
– Капитан Мередит, – холодно ответил граф.
– Джек Мередит? Мой любовник? – Она смотрела на него, будучи вне себя от изумления. – И вы намереваетесь драться?
– А как же иначе?
– Боже мой! – Она покачала головой. Затем обронила, почти обращаясь к себе одной: – Бедный благонамеренный болван! – Она вздохнула. – Ох, Уильям! Это моя вина.
– Значит, он был вашим любовником?

– Да нет же, святые угодники! Никогда в жизни. У меня вообще не было любовников. – Графиня выдержала паузу, затем тихо продолжила: – Джек Мередит прикидывается повесой, но это не так. В душе он добрый человек, давным-давно признавшийся мне в безответной любви. Он стал мне другом. И когда вы обошлись со мной так жестоко, я отправилась к нему за советом. Он очень разгневался, Уильям. Но я не думала, что он пойдет на такой шаг.
– Зачем же ему тогда говорить, что он был вашим любовником?

Она казалась искренне озадаченной.
– Наверное, чтобы заставить вас драться. Должно быть, он думает, что я нуждаюсь в защите. Но вы же ему не поверили? – (Лорд Сент-Джеймс пожал плечами.) – В конце концов, – продолжила она, – Уильям, подумайте вот о чем. Каков бы ни был Мередит, он, безусловно, джентльмен. Будь это правдой, разве он стал бы кричать о ней перед компанией незнакомцев в Воксхолле?

Сент-Джеймс был вынужден признать, что это так. При всем его гневе, пока он ехал домой, случившееся показалось ему странным.
– Он храбрый, бесшабашный дурак, – добавила графиня. – И вся вина на мне, коль скоро я выставила вас зверем.
Сент-Джеймс хранил молчание.
– Уильям! – воскликнула она. – Эту дурацкую дуэль нужно остановить!
– Было нанесено публичное оскорбление. Если я не отвечу, надо мной будет смеяться весь Лондон.
Она поразмыслила.

– Можно ли отстоять честь небольшим уколом? Капли крови хватит?
– Полагаю, что да.
Многие дуэли завершались лишь небольшим ранением, часто – в плечо, и секунданты спешили прервать поединок. Кончалось и смертью, но редко.
– Тогда заклинаю вас, не убивайте его! – воскликнула она. – Клянусь, он этого не заслужил! Сейчас я напишу ему, что мы помирились, отругаю и потребую впредь не спасать меня столь глупым способом.
– Значит, вы не считаете нужным от меня защищаться? – уточнил граф.

– Дело забыто. Ведь мы помирились? – Она поцеловала его. – Я никогда не изменяла вам, дражайший милорд, и никогда не изменю. – Она улыбнулась. – Идите отдохните, пока я буду писать.
В скором времени резвый лакей уже нес ее запечатанное послание на Джермин-стрит. Что до лорда Сент-Джеймса, то он не спал. Как положено, явился к жене и возлег подле, она же продержала его за руку несколько часов. Потом она задремала; он же, едва занялся рассвет, поцеловал ее и вышел с облегченным сердцем.

Путь до Гайд-парка занял всего пять минут.
Олений заповедник, раскинувшийся сразу к западу от Мейфэра, принадлежал вестминстерским монахам, пока его не отобрал король Генрих в эпоху роспуска монастырей. Стюарты открыли парк для народа, и длинная объездная дорога – королевская,
route de roi

– Роттен-Роу, как вскоре прозвали ее в простонародье, – превратилась в шикарное место для светских дам, не упускавших случая показаться там в экипаже. Еще большую прелесть имело другое новшество: был перекрыт ручей Уэстборн, после чего образовалось большое изогнутое озеро Серпентайн. Но спозаранку древние парковые дубы и безлюдные лужайки служили другой цели: здесь проходили дуэли.

Дуэли между джентльменами уходили корнями в далекое прошлое – времена средневековых сражений и много дальше, во глубину веков. Мода на частные поединки возникла только в изысканном XVIII столетии. Трудно сказать, почему так повелось. Возможно, благодатную почву для ссор создавал Уэст-Энд, густо населенный разного рода праздной публикой, которая, живя в тесноте, всем скопом предъявляла претензии на родовитость. Или на эту моду влияли кавалеристские нравы множившихся полков. А может быть, высшие классы под предводительством аристократов из тех, что совершили европейское Большое турне, по-обезьяньи перенимали обычаи французов и итальянцев. Так или иначе, на дуэлях отстаивались честь и достоинство. И пусть в дальнейшем, когда наступили времена не столь бесшабашные, эту практику сочли варварской, она, безусловно, побуждала общество к вежливости.

Закон был милосерден к дуэлям. В конце концов, в судах заседали такие же джентльмены, разбиравшиеся в этих материях. Дуэль не считалась убийством, ибо стороны проводили ее по обоюдному согласию. Убийство противника на дуэли каралось штрафом или формальным трехмесячным тюремным заключением. Тем и кончалось.

Присутствовали семеро: дуэлянты, по два секунданта с каждым – итого шесть; седьмым был врач. Кареты оставили чуть поодаль. Место, выбранное секундантами, находилось в лощине и дополнительно скрывалось раскидистыми дубами. Хотя в парке не было ни души, Сент-Джеймс остро осознавал присутствие птиц, чей утренний хор разливался окрест. Секунданты проверили клинки. Он снял плащ, передал секунданту, взял рапиру. На графе была свободная льняная сорочка с просторными рукавами – разумный выбор, благо ее как раз хватало, чтобы не продрогнуть в утреннюю прохладу. Он заметил капли росы на траве. Хорошо бы не поскользнуться.

Когда мужчины, повернувшись друг к другу лицом и опустив клинки, учтиво поклонились, солнце еще лишь тронуло блеском верхушки дубов. Клинки поднялись, сблизились и застыли. И вот две серебряные змеи затеяли бесшумный танец, истинный смысл которого понятен был им одним, после чего внезапно сошлись. Коротко лязгнула сталь.

Граф Сент-Джеймс был умелым фехтовальщиком, но Мередит намного превосходил его. Тем не менее Джек удивился тому, что противник не особенно наседал, и расценил это как хитрость. Он осторожно выждал, потом совершил единственный стремительный и смертоносный выпад. Рапира вонзилась точно в сердце лорда Сент-Джеймса.
Секунданты издали вопль. Врач сорвался с места, но через считаные секунды лорд был мертв.
– Господи, сэр, неужели вы не могли обойтись без этого?! – воскликнул врач.

Но Мередит только пожал плечами. Такова была сделка, заключенная им с леди Сент-Джеймс. И даже предпочти он передумать, записка, которую он получил от нее посреди ночи, уверила его в недопустимости снисхождения.
«Джек, ради бога, поберегитесь, – гласила она. – Он собирается убить вас».

Поздней ночью после того, как Джек Мередит задул свечу, он осознал, что дверь его камеры в Клинке бесшумно отворилась и внутрь прокралась фигура.

Он видел лишь призрачный силуэт, но сразу узнал духи. Она подошла, осторожно приложила к его губам палец и поцеловала в лоб.
– Нам некоторое время нельзя показываться вместе, – шепнула она, – но я за вас похлопотала. Поскольку Сент-Джеймс вызвал вас сам, а я сказала, что он хотел вас убить, ваше дело будет рассмотрено снисходительно.

Женщина подошла к окну, где стоял стул. Мередиту было слышно, как она принялась раздеваться. Он взялся за кремень, чтобы зажечь свечу, но графиня не позволила. Когда же приблизилась к его узкой постели, он различил на ней только короткую ночную сорочку. Его удивила изрядная грубость материи, но вскоре он об этом забыл.
Одетая в окровавленную сорочку мужа, леди Сент-Джеймс предалась любви с убийцей и тем завершила свое мщение.

Погожий месяц май расцветал, и Сэму с Сепом не удавалось договориться только о воровстве.

Трубочистное дело продвигалось отлично. Сообщником они взяли молодого человека, который был малость придурковат, но худо-бедно усвоил, что от него требуется. Постучавшись с одним из них в дом, он парой грубых слов посылал мальчика в трубу, оставлял его там и шел к дому соседнему со вторым, где все повторялось. Затем возвращался к первому, дожидался кого-то из домочадцев и начинал бранить Сэма или Сепа, кто там был, за проволочку, суля ему порку. В свою очередь, они съеживались и принимали вид такой жалкий, что мало где оставались без подачки. Обработав так пару домов зараз, они делились выручкой – не чаевыми, конечно, – с глуповатым подельником и жили в свое удовольствие.

Затем Сэм заявил, что можно устроиться лучше.
– Нам нужна всякая дребедень, – втолковывал он. – И не бери ничего слишком ценного – засекут. Тягай какую-нибудь ерунду, которой даже не хватятся. Если видишь золотую гинею и мелочь, гинею оставь, а серебряную монету возьми. Про нее подумают, что закатилась куда-нибудь, даже если заметят.

Но богатство накапливалось – серебряная монета там и сям, гребень слоновой кости, золотая пуговица. И Сэм терял терпение, наталкиваясь на нежелание Сепа воспользоваться этой очевидной возможностью.

Как было Сепу объяснить? Он сам не знал. Какой-то потаенный инстинкт внушал ему уважение к собственности, пусть даже у него не было ничего. Должно быть, в нем говорили пращуры Буллы, о существовании которых он пребывал в полнейшем неведении. Но ему не хотелось этого делать. Сэм уговаривал две недели, и только тогда он уступил.
– Ладно. Если выпадет случай.
– Хорошо! – отозвался брат. – Завтра мы как раз пойдем по особнякам на Ганновер-сквер.

Айзик Флеминг был ошарашен до глубины души, когда одним майским утром дверь лавки распахнулась и вошла леди Сент-Джеймс. Его потряс не только приход, но и невозмутимый вид, как будто их злополучная встреча ему примерещилась.
Лицо ее было безмятежно. Казалось, графиню ничуть не тронула смерть мужа, о которой писали все лондонские газеты. Она даже улыбнулась, остановив на Флеминге равнодушный взгляд, словно тот был частью осиянного солнцем пейзажа.

– Мне нужен свадебный торт, – небрежно бросила она.
И Флеминг, не получив иного объяснения ни ее присутствию, ни надобности в торте, низко поклонился и пришел в замешательство.
Леди Сент-Джеймс отлично преуспевала в своих намерениях. Магистраты не подвели и проявили снисхождение, а поскольку Мередит не имел средств для выплаты штрафа и всяко уже сидел в тюрьме, они решили не предъявлять обвинений и вовсе замять происшествие. Осталось одно – увериться в избраннике.

Сделка с Мередитом состояла из двух частей. Во-первых, он обязался спровоцировать и убить Сент-Джеймса; во-вторых – жениться на ней. Она, со своей стороны, пообещала покрыть его долги из состояния, отныне принадлежавшего ей. «А дальше, – как она выразилась, – мы будем жить долго и счастливо». До сих пор Мередит исправно следовал уговору, но леди Сент-Джеймс была осторожна. Она спрятала все семейные драгоценности и значительную часть денег. После замужества состояние перейдет под контроль нового супруга, а она, что бы ни выпало на ее долю в дальнейшем, не имела желания опять очутиться в мужской кабале. В отношении Мередита она исключила всякие случайности. Они поженятся до того, как она вызволит его из тюрьмы, заплатив долги. Графиня решила не затягивать с этим. Затем они покинут на год Англию, поездят по Европе, а после вернутся и заживут как ни в чем не бывало.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь