Ломоносов Михаил Васильевич ч. 1
@my_lifehistory Здравствуйте, я Михаил Ломоносов, предлагаю вам начать с моего детства.
Родился я осенью 8 ноября, но по "новому" календарю 19 ноября 1711 года в семье крестьянина Василия Дорофеевича Ломоносова и Елены Ивановны Сивковой, назвали меня Михаил. Происходило это всё в деревне Мишанинская (которая ныне переименована в мою честь - село Ломоносово), которая находится недалеко от Холмогор, на одном из многочисленных островов в устье Северной Двины при впадении в Белое море.
Первые годы своей жизни я находился на попечении своем матери. От нее я унаследовал такие качества как тонкий художественный вкус, поэтическое восприятие мира, добросердечность и деятельную отзывчивость.
Рос я крепким физически мальчиком и поэтому вскоре стал первым помощником по хозяйству в доме: ухаживал за скотиной, полол грядки и собирал урожай. В 10 лет меня уже брали на рыбный промысел.
Лучше всего обо мне напишет Борис Викторович Шергин: « Вижу Михайлушку Ломоносова юнгой-зуйком на отцовском судне... Двинская губа только что располонилась ото льда. Промысловые ладьи идут в море. Многопарусная "Чайка" Ломоносовых обгоняет всех. Михайло стоит на корме и дразнит лодейщиков, протягивает им конец корабельного каната — нате, мол, на буксир возьму. Лодейщики ругаются, а Михайло шапкой машет: "До свиданья, дожидаться недосуг".
Воспитание поморцев было строгим: абсолютное подчинение старшим, аскетичность, строгость, смирение. И только на воле можно было проявлять силу, храбрость, смекалку. Как я в последствии писал: «Отличаются лопари одною только скудностью возраста и слабостью силы — затем, что мясо и хлеб едят редко, питаясь одною почти рыбою. Я, будучи лет четырнадцати, побарывал и перетягивал тридцатилетних сильных лопарей. Лопарки хотя летом, когда солнце не заходит, весьма загорают, ни белил, ни румян не знают, однако мне их видеть нагих случалось и белизне их дивиться, которою они самую свежую треску превосходят — свою главную и повседневную пищу».
Условия Русского Севера оказали значительное влияние на становление моего характера, формирование моих представлений и идеалов, выковали мой свободный хорактер. Здесь в помине не было манголо-татарского ига, не было помещичьего землевладения. Архангельск всегда был большим городом, через который шла торговля с западными странами.
Мой пытливый ум подмечал в окружении детали, пытался мысленно соединить их в логически связанную систему и, если не получалось, задавал вопросы: «У солнца свет самородный? А звёзды? Маменька сказывала: лампады ангельские... А молния? А край земли близко ли? А почто немцы говорят несходно с нами?»
Замечал я и красоты Севера, которые позже вылил в стихи:
Достигло дневное до полночи светило,
Но в глубине лица горящего не скрыло,
Как пламенна гора казалось меж валов
И простирало блеск багровый из-за льдов.
Среди пречудныя при ясном солнце ночи
Верьхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.
Время, проведенное среди множества церквей и верующих, среди скудной природы и сурового климата, среди нежных чувств и строгих нравов, сформировало у меня противоречивый характер:
стойкость к невзгодам и лишениям, к обидам и насилию,
трепетные чувства к любимой матери и глубокое уважение к отцу,
чувство языка, способности к изучению иностранных языков,
осознание своих корней, сочетающееся с забыванием малой родины,
терпимость к неразумному поведению окружающих,
беспричинные вспышки ярости,
смирение перед Всевышним и глубокая вера в Божью помощь,
преобладание гордыни над разумом,
гибкость в принятии решений,
неуклонное движение к своей правде, не выбирая средств,
упрямство и стойкость во взглядах, в позициях,
работоспособность, нередко во вред своему здоровью,
готовность принять ответственность за многие решения,
глубина мышления и в то же время поверхностность,
гениальная способность предвидеть будущие научные открытия,
неумение вести хозяйство и планирование производства,
неистовая любовь к Родине и ценностям страны, к народу,
страстное желание к познанию нового.