Лирика в Ступине

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Лирика в Ступино

Лирика в Ступине

Гидра купить Гашек, твердый, гарик Красноярск

Настали опять её чёрные дни. Бесчинствуют в доме иуды и воры. И друг перед другом ярятся они. И нету дубинки для бешеной своры. И вся шевелится, бугрится земля — Все русские воины стонут в могилах…. Простите, Ослябя и Пересвет, Простите, безвестные все, поимённо, Но нынче России защитников нет, И, славные некогда, никнут знамёна. Все тёмные силы сорвались с цепи И рвут на куски тебя, топчут и лают… О добрый народ мой, терпи не терпи — Они доброты твоей не понимают. Они не отпрянут, пока не убьют. Не будет ни хлеба тебе и ни кровли. А будет бесстыдный невиданный блуд На горе твоём, на слезах и на крови. Очнись же, покуда не поздно, и встань За землю и волю свою, за Отчизну! Припомни, как было недавно и встарь. Иль справят они на костях твоих тризну. От горя и гнева я вижу в ночи. Я вижу Россию от края до края. Я слышу, как грозно Россия молчит, Последние силы свои собирая…. Стали мы снова Тупой и трусливой, покорною тварью. И нет мне ни правды, ни счастья, ни жизни В пространстве, пропитанном злобой и ложью. Я снова изгнанник в родимой Отчизне, Я снова в ночное иду бездорожье. И снова, лишённого права и слова, Лишённого Родины, дома и доли, Меня укрывает как сына родного Лес тёмный, овраг и широкое поле. Коль нету в Отчизне мне места для жизни, Незримою вечною тенью повсюду Я буду гулять и свистать по Отчизне На ужас и гибель ворам и иудам. В пропитанной гарью и кровью России, В России, отравленной злобой и ложью, Я буду сбирать её душу и силу, Скитаясь в родимом ночном бездорожье, Копать для её супостатов могилу Под каждым пригорочком, с помощью Божьей. Родился 10 октября году в городе Аткарск Саратовской области. В —64 служил в армии. Вернувшись, работал в Твери, Подмосковье и Москве. Окончил Московский заготовительный техникум по специальности охотовед-зверовод, в - годах Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. Работал каменотёсом, охотоведом, грузчиком, кочегаром. Ступин выступил в печати сразу как поэт вполне сформировавшийся, зрелый, так как пробуя писать с 12—13 лет, публиковаться начал почти в 40 лет с Умер 10 февраля года. Пускай начитанный невежда Мотает лысой головой. Пусть я старею и слабею И жизнь моя сплошной хаос — Пока я вас писать умею, Мне нет причины вешать нос. Когда случается упадок, Когда я слаб, и зол, и пьян, Меня спасает мой порядок — Бессмертные хорей и ямб. Не просто рифмы и размеры Выводит гибкое перо — Оно сломалось бы без веры В конечный разум и в добро. И сами подтверждают строки, Их смысл, и музыка, и строй, Что пусть немыслимо высокий, Но — есть порядок мировой. И тучи, превращаясь в клочья дыма, Не могут перейти твои края О степь моя, ты непереходима, Родная и лихая ты моя! И одинокий волк, голодный, сильный, Бежать не устающий день и ночь, Не может твой волнистый бег ковыльный Своим железным бегом превозмочь. И ворон опускается на падаль, Чтобы немного силы подкрепить О степь моя, какую жилу надо, Чтобы с тобою, бесконечной, жить! Ты стольких убаюкала до смерти На необъятной ледяной груди Иду — и словно бесы меня вертят: Ты позади меня и впереди. АТКАРСКУ Ты прости меня, город степной захолустный, Что давно я покинул тебя навсегда: Летом жарко в тебе, слишком пыльно и пусто, А зимою под ветром поют слишком грустно, Словно волки, стальные твои провода, И зимою и летом туда и сюда Слишком быстро летят, Слишком громко кричат, Пролетая тебя, поезда. Я не первый изменщик такой, не последний — Испокон беглецы все твои пацаны. Слишком тихий ты, слишком ты скучный и бедный. Слишком громко вещает и слишком победно О великих свершеньях великой страны Репродуктор на площади, бывшей Базарной Слишком резво бежишь ты за модой бездарной, То обузив без меры, То слишком расклинив штаны. Не в угоду каким-нибудь плоским мыслишкам Говорю о тебе я все 'слишком' и 'слишком' — Слишком ты дорогой и родной для меня! Слишком был я твоим белобрысым мальчишкой, С самодельным мольбертом, с гитарою, с книжкой, Слишком сладко я мучился, влюбчивый слишком, Слишком жарко мечтал и на счастье надеялся слишком, И лежала вокруг тебя степь, Бесконечною далью маня Сам меня провожал ты с надеждою, болью, тревогой За наукой, на службу солдатскую, славы искать. И снабжал меня сам ты котомкою легкой, убогой, И пускал бесконечной прямою железной дорогой, Научив меня видеть и думать, читать и писать И совсем ни к чему, Не к добру — если правду сказать — Водку пить и рыдать Или песни орать и плясать. Так спасибо тебе, ты мой город родной захолустный, Уж за то, что однажды родился в тебе — навсегда. Что вдали от тебя иногда мне тоскливо и пусто, И пишу потому я порою отчаянно, грустно, Но в стихах моих красная кровь — не пустая вода. И в каких бы ни жил я известных больших городах — Я аткарским останусь, степным, коренным, то есть русским, И не стану другим никаким Ни за что никогда! Такова уж судьба у российских селений бессчетных: Для столицы поэтов и мясо, и хлеб поставлять, Как у всех матерей, молчаливых, согбенных, бесслезных, — Всех согреть, накормить-напоить, а себя забывать Но клянусь я тебе — пусть не свидеться нам никогда: Да горит мне в России и в целом Советском Союзе В нерушимом и строгом с Кремлевской звездою союзе Над могилой отца моего Жестяная звезда. И нескончаемыми вечерами Колются горько на черном огни В белой заснеженной раме. Что-то нам скучно, родная, с тобой. Взгляды, движенья и речи устали, И в тишине, белизне неживой Сами мы тихими стали. Только нечаянно иногда Смех, как чужой, сам собой засмеется, Словно вода из-под ровного льда Выплеснется-разольется Старость нашептывает нам зима, Белым незрячим уставившись глазом Так ведь недолго сойти и с ума, Коль не встряхнемся мы разом. Печку затопим, на стол соберем, Сядем и стопки наполним литые, Выпьем и песни свои запоем, Долгие песни простые. В небе — облачко золотое, С нежно-розовою каймой. От усталого, старого тела, Что почти уже окоченело И притихнуло не дыша, Высоко и легко отлетела И на солнышке заблестела Нестареющая душа. Прокричала тревожно кукушка раз пять, И — молчание Так я и знал. И собрался уже уходить, но опять Сладкий голос мне закуковал! И опять замолчал И опять ворожит Страстный голос грудной с переливами. И со счета я сбился. И вышло, что жить Очень долго мне. Но — с перерывами. Солнце горит невидимкой И ни темно, ни светло. Ни синевы и ни сверка. Словно сквозь белый плафон И отовсюду, не сверху — Ровно весь мир освещен. Нету игры светотени, Нету игры никакой — Серые плоские стены, Черные дыры окон Дождик хотя бы иль ветер, Невыносимо смотреть: В этом бестрепетном свете Жизнь помирились и смерть. И не тягаются втуне Равные силы — к чему? Это противно натуре, Хоть и понятно уму. А ежели стожок да ивняка немного, То нет и ничего не может быть милей. А если над стожком иль ивняком — ворона Да вдоль дороги телеграфные столбы, То я готов шагать до края небосклона И больше ничего не надо от судьбы. Чтоб только снег скрипел под валенком подшитым И холодно глазам, а сердцу горячо. И чтобы ветер пел о чем-то позабытом Или неведомом, что ждет меня еще А ежели навстречь мохнатая лошадка И видящий насквозь таинственный ездок, То мне, как пацану, и боязно, и сладко, И только б не спросил: 'Далёко ли, милок? А мне, как будто бы за пазухой у Бога, Все легче, и покойней, и теплей И веет сладкий воздух родины моей. Сколько стремительных лет Буду мучительно вечен? Солнышко зимнего дня Тихо глядит и печально Больше и дольше меня Всё, чем владею случайно. Снова надвинулась ночь В гулкой тиши мирозданья Спать и не спать мне невмочь От непосильного знанья. Сердце все громче стучит В непримиримой обиде, Вечность все глуше молчит, Видя меня и не видя Снова забрезжил рассвет, И проясняются выси Нет утешения, нет, Кроме взыскующей мысли. Нет, никаким он особенным не был — Гладкий пригорок пустой, Вечно открытый бездонному небу, Травкой поросший сухой. И, глубоко прогреваемый солнцем, Жаром живым он дышал. И, прижимаясь мальчишеским сердцем, Тихо на нем я лежал. Грудь мне былинки кололи легонько, Жаворонок надо мной Пел в вышине И уснул я глубоко, Крепко обнявшись с землей. Долго я спал, ничего мне не снилось. Холод меня разбудил. Встал я — уж солнце давно закатилось, Месяц над степью светил. Полон железной неведомой силой, Шел я и видел впотьмах Много с тех пор ко мне бед приходило - Все разбивалися в прах. Приближаются звуки иные — Одиночество, воля, покой. Я дошел до предела, до края, Не умея ни стать, ни свернуть. И лежит предо мною, пугая, Без дорог во все стороны путь. Никому не дано двух жизней. Сердце плачет, а разум глядит, Где звезда моя над отчизной Одиноко и тихо горит Нет, не брошу я камнем в небо. Хоть душа от боли черна. Разный вкус у правды и хлеба, Только горечь у них — одна. Я пойду, куда дует ветер, Чтоб забыть о счастье своем. Нет дороги мне на всем свете. Только путь мой. Во мне самом. Я медленно хожу по белым улицам. Они пусты под низким серым небом. Дымы, как в детстве, над домами курятся. Несильно светит солнышко сквозь дымку Над каланчой пожарной, деревянною. И где-то музыка играет под сурдинку, Напоминает что-то, окаянная. А я не помню! Мне пес бежит навстречу, Глядит глазами умными, прилежными. Вот-вот кивнет, и я ему отвечу. Но не здоровается он с приезжими. А у колонки, что вся обледенела, Тихонько дышит на розовые пальцы Такая — ох, аж сердце зазвенело Взглянула: старый, а туда же, пялится. Куплю-ка водки. Обрадуется дядя И в погреб за огурчиками сбегает, И посидим мы тихо, на ночь глядя, Пока свое, проклятая, не сделает. Потом, качаясь, и всё мне будет в рифму, В потемках — берегись, шпана аткарская! А впрочем, хватит. Сегодня буду умница. Пешком, пешком утишу боль сердечную. Пускай выводит меня Пушкинская улица, Минуя кладбище, в степь бесконечную. Но вылез и похмелился. А что ему станет? В красивую Ваня влюбился. Она ему: как бы не так! Он взял тогда и удавился. Оклемался дурак. На нищенке Ваня женился, И ей подарил он пятак. И женушкой очень гордился. Известное дело — дурак. Детишек они наплодили. И жили они натощак И еле одеты ходили. А он улыбался, дурак. Все с Ванею водочку пили, А как доходило до драк, Всегда выходило, что били Его, потому что — дурак. Пошли у Ивана внучата Курносые — целый косяк. И все как один дурачата. Силен был, однако, дурак. Всё грузчиком Ваня работал, Ворочал мешки как ишак. И грыжу себе заработал. И рано он помер, дурак. Без музыки похоронили. А по полю, словно мысли, Тени тихие скользят. Чередою бесконечной Уплывают быстро вдаль — Как природы вековечной Преходящая печаль. Мимолетны, невесомы — Ни былинки не пригнут Ветром времени несомы, Так и дни мои бегут. Радость светлая на сердце И внезапная тоска — Словно ясно светит солнце И находят облака Тени тихие по полю Глаз не в силах оторвать, Я стою А в детстве, помню, Я пытался их поймать. Наступал на них ногами, Обгонял их даже, но Убегали, убегали — Убежали все равно. Тени в поле, тени в поле Сколько мне хватает глаз. Мои радости и боли! Задержать я вас не волен — Мне бы видеть только вас И гудки мне кричали В жизни самом начале Удалявшимся криком О пространстве великом. Очарованный ими, Я простился с родными, И в погоне за эхом Далеко я заехал. Я узнал, что пространство Велико и прекрасно. Но стальная дорога Не довозит до Бога Постарел я, скитаясь. И сошел я шатаясь На какой-то из станций, И решил я остаться. На бугре или в яме Врос я в землю корнями И от горького хлеба Дотянулся до неба Но железной дороги Бесконечные вздроги В неизбежном соседстве Всё сжимают мне сердце. И выйти во двор босиком, оплеснуться Водой ледяной, только что из колодца В отцову большую железную кружку Налить молока из бадейки до края, И черного хлеба отрезать краюшку, И съесть не спеша, молоком запивая Потом на плечо свои удочки вскинуть, Пойти вниз по Пушкинской, не обернуться И там, на Медведице солнечной — сгинуть. Заспать бы всю жизнь и внезапно проснуться Он все выше и выше, Перепады полета и песни — Замирания неутомимого сердца Вот уже и не вижу: Поглотило его в поднебесье Золотое жерло раскаленного солнца Только тысячи точек — Бездна бездн проглянула сквозь небо, Иль в глазах у меня потемнело, не знаю Но не молкнет звоночек, Все звенит!.. И заслушалась немо Вся залитая светом равнина родная Степь моя! Осенило И меня неизбывностью сини, Что горит над тобой, неизвестность скрывая. И поет во мне сила, Но в ответ — только шорох полыни, И сжимает мне сердце тоска вековая Но я видел и слышал, Как твоя невеликая птица, Устремляя в зенит свое певчее тело — Выше, выше и выше, — Там, где вечность невидимо длится, Канул жаворонок — и все небо запело! Все темно, и уныло, и мутно, Ветер свищет меж длинных домов Там, в лесу или в поле, раздумье — Здесь тоска и досада берет. По асфальту, как мусор, в безумье Листья мечутся взад и вперед Там природа, со сроком согласно, Примиряется с долей своей — Здесь всё больно, тревожно, опасно Накопляется в душах людей. Там покой и печаль увяданья, Вековая, вселенская грусть — Здесь привычная ноша страданья И забот нескончаемый груз. О скопленья жилья и несчастья, Строй глухих и незрячих домов Тяжела, неуютна, невзрачна Осень в стенах больших городов. Но из-под туч пустая даль Блестит в глаза полоской узкой, Как хладная слепая сталь Над забубённой жизнью русской. И ниже выбитой травы Родимый дух земли бессмертной, И выше Пушкина главы Ярлык закусочной всесветной Иду с подавленной душой, Не узнавая человека, Вдруг постаревший и чужой, Как будто из другого века. Иду, а сумрак все красней, И нет мне, кроме неба, кровли, И жутко мне в толпе теней, Сходящихся на запах крови Я узнаю тебя, прости, Безумное лихое племя. И снова нам не по пути — Куда б ни повернуло время. Нам вместе просто жизни нет. Пускай заплачу от бессилья. Я — персть земли, мне тыщи лет, Ты — гной ее, и жар, и бред. Тебе — огонь, мне — Божий свет, Тебе — весь мир, а мне — Россия. Земля все отдаленнее и тише, И небо мне все ближе и ясней, И реже воздух, и дышать трудней, И на земле никто меня не слышит. И, молча плача по родной земле, Без слез по брошенной рыдая жизни, Я в разреженной выси — как в петле. И на моей никто не выпьет тризне. Но что я в горнем свете — не во мгле Умру — спасибо Богу и Отчизне. Я слышу, как горько Россия молчит, Всех верных своих сыновей вспоминая. И вся шевелится, бугрится земля — Все русские воины стонут в могилах… Простите, Ослябя и Пересвет, Простите, безвестные все, поимённо, Но нынче России защитников нет, И, славные некогда, никнут знамёна.