Кукла

— Я сам, — буркнул он.

Но она уже тянулась рукой, нащупывала слабый петушок, направляла его в заветную дырочку. Что-то поменялось в её позе или в его направлении. Что-то точное в ритме соития настроило их на нужный лад. Внезапно он ощутил, как проникает по горячей сочной плоти, соскальзывает в тепло. Лоно захлопнулось на лобке, и он плотно сидел в Даше. Вновь, как и вчера, не понимая, почему и как так произошло, почему произошло без его участия, ведома, контроля. Она вновь показала ему, что он не может действовать самостоятельно, не способен трахнуть девушку без её на то согласия.

В ярости Вовчик забил бёдрами, не требуя реакции от куклы. Она — дырка, всего лишь искусственная дырка, хорошо воссозданная вагина, бесчеловечная кукла из латекса. Если бы в ней было хоть чуточку понимания, она бы не стала помогать ему, оказывать медвежью услугу. Её запрограммировали трахаться, вот она и делает всё для этого всё возможное. Чтобы не упустить своего, потрахаться всласть.

Вовчик толкнул Дашу вперёд, на кровать, обрушился на неё всем своим весом, пузом придавил куколку к матрасу. Его пенис вдруг выскользнул из влагалища. Он попытался вставить его обратно, но у него вновь ничего не вышло. Он тыкался беспорядочно, живот мешал поиску, Дашин попа вновь сошлась упругими полушариями.

— Помоги мне, — захрипел он её в ухо, и она опять вытянула руку, как и тогда, магическим прикосновением вставила его.

Потому что хотела трахаться больше, чем он.

Вовчик схватил Дашу за волосы, намотал их на кулак:

— Любишь трахаться, сука? — он ёрзал в ней, тонкая нить слюны выскользнула изо рта.

13

— Да, — простонала Даша. — Да, вот так! Трахни меня, милый! Не останавливайся! Как хорошо!

Даша мечтала о том, чтобы это поскорее закончилось. Если вчера она смогла отключиться от неприятных мыслей, расслабиться в позе наездницы, то сегодня в каждом Вовином жесте, взгляде и слове она чувствовала ненависть.

«Как же он меня ненавидит!» — думала она, и только желание угодить удерживало её от слёз.

Она почувствовала, как Вовин пенис задрожал, выгнулся. Его хрипы сверху напомнили о том, что он ещё и ругается матом:

— Блядь, ты — блядь. Скажи: «я — блядь».

— Я — блядь, — выдавила она из себя.

«Я — блядь», — повторяла она на автомате, пока Вовчик кончал. Он рвал волосы, бился на ней в припадке оргазма, а она оставалась для него послушной бесплодной девочкой, как и положено быть всем неспособным к деторождению куколкам. Так она и должна себя чувствовала: резиновой куклой для удовлетворения мужской похоти, безопасного слива спермы.

14

Вовчик ушёл на кухню, оставляя куколку отдыхать.

«Надо ей мозги немного вправить, — хмурился он, активно пережёвывая жёсткое мясо. — Посмотрим, что там ещё есть».

Он достал телефон, открыл программку для управления Дашиным темпераментом, физиологическим восприятием. Всё, что можно, было и так установлено в соответствии с человеческими стандартами. Тем не менее один параметр оказался заблокирован.

«Что бы это значило?» — он полез копаться в разделе помощи и по витиеватым описаниям пришёл к выводу, что данная настройка блокирует Дашино отношение к самой себе. Она недостаточно критична, не абсолютно эгоистична, не может моделировать отношения как настоящий человек, она хочет только получать удовольствие, заключил он. «Это блокировка сочувствия, — вздохнул Вовчик, — вот почему она думает только о себе, о том, как бы потрахаться».

Ему понадобилось ещё около минуты, чтобы пройти сложную процедуру деактивации Дашиного эгоизма.

Он вернулся в комнату, куколка уже оделась в костюмчик, заняла любимое место у окна.

— Ты бы хотел быть птицей? — она следила за планированием чаек, проносившихся мимо. Те прилетали в город, чтобы поживиться отходами в мусорных контейнерах.

— Нет, — он бухнулся на кровать, завалился набок, наблюдая за нечеловеческим восторгом куколки.

— А кем бы ты хотел быть? — она оторвалась от окна, чтобы подарить ему милую улыбку.

Он пальцем указал на Дино.

— Динозавром? — Даша оживилась, брови подлетели. Она сама подскочила, чтобы поближе изучить животное, на которое хочет быть похожим Вова. — Таким же сильным и свирепым? — спросила она, приходя в себя.

— Нет, таким же злым и опасным, — он скривился, наблюдая, как куколка впадает в ступор, не зная, что сказать.

— А я бы хотела быть птицей, — вздохнула она.

— А шлюхой ты бы не хотела быть? — он оскалился, подражая динозавру на плакате.

15

Даша опустила глаза и вернулась на стул у окна. Вовины слова кольнули больно в сердце. «Как же он прав, — думала она. — Бесплодная шлюха, никаких проблем».

— Ты меня, — она запнулась, метнула короткий взгляд, полный сомнения, — не любишь? — добила почти шёпотом.

— Да ты хоть знаешь, что такое любовь? — взорвался Вовчик. Он почему-то подскочил, засеменил по комнате из угла в угол.

Даша тут же побледнела, взрывы гнева у Вовы напоминали неожиданное извержение вулкана на острове. Никогда не знаешь, когда начнутся и спасения от них нет.

— Я не знаю, — она медленно переваривала ситуацию. — Но я это чувствую.

— Да что ты вообще можешь чувствовать, а? Ты же кукла!

— Я — кукла? — она подняла на него стеклянный взгляд.

— Да. Ты — кукла! Силиконовая резиновая кукла! Вот смотри, — он подлетел, подтянул рукав пиджачка. Нашёл едва заметную линию, стыкующую запястье с предплечьем.

Она не сразу заметила, куда указывает Вовчик. Всё-таки родное тело не вызывает сомнений относительно своего происхождения. Если не указать на некоторые недочёты.

Тонкая полоса, разделявшая кожу на два мира, зияла пропастью между ними — Вовчиком, её господином, и ею, его куклой.

— Я не могу быть куклой, — Даша нахмурилась. — Я помню всё, что со мной было раньше. У меня были родители, они погибли в автокатастрофе. Но я родилась, как все дети, в роддоме. Это какая-то ошибка.

Вовчик бухнулся на кровать, захихикал противно.

— Тогда почему ты не можешь уйти отсюда, а? — он сверлил её свиными глазками, полными ненависти.

— Потому что я здесь живу. Ты же сам говорил, — она вдруг почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, отвернулась, и в этот раз уже не смогла сдержаться.

Накрыв лицо ладонями, она опустилась на стол и беззвучно зарыдала.

16

Вовчик выскочил в коридор, хлопнув дверью.

«Пускай посидит теперь, сука, подумает, как мне про любовь запрягать!» — он нёсся на кухню к своему любимому лакомству — халве в сметане. С недавних пор он пристрастился к халве, хоть и понимал, что причина ожирения именно в этих несанкционированных рейдах на кухню.

Удивительно, думал он, как быстро прошло первое очарование. Разочарование. Кукла никогда не будет вести себя, как живой человек, что бы там ни говорили и ни писали про полную идентичность. Как там? Тест Тьюринга пройден миллионным тиражом?

Вовчик хмыкнул, давясь халвой, заедая её сметаной.

— Какая же она всё-таки сука! — промычал он с набитым ртом. — Думает только о том, как бы потрахаться. Блядь потому что. Шлюха!

Он на секунду представил, как даёт Дашу в пользование одноклассникам, и новая волна отвращения нахлынула на него неминуемой расплатой.

Он забился в угол у холодильника, поджал коленки к лицу. Возвращаться в комнату, чтобы вновь ощутить унижение от общения с куклой, которая сама удовлетворяется об коленку, сама вставляет член, было выше его сил.

Наконец, мрачнее тучи, он поднялся и поплёлся назад. Уже подходя к комнате, он почуял неладное. Дверь была приоткрыта, сквозь небольшую щель лился луч света, и было ещё что-то, что вызвало сначала интерес, потом странное отчуждение, наконец отупение.

В центре комнаты на полу перед ним лежала Даша, рядом валялась пустая чёрная капсула от таблеток. Дашин неподвижный взгляд стремился к потолку, из приоткрытого ротика сочилась пенистая слюна. Ресницы подрагивали, равно, как и губы. Она ещё была жива, если так можно сказать про фембота, полностью идентичного человеку.