Как путешествия заставляют наш мозг работать продуктивнее

Об этом не первый век предупреждают философы, психологи, биологи, а теперь и нейронауки: наш главный враг — автоматизм. Выполнение однотипных действий без включения в процесс, хождение одними и теми же маршрутами, выбор однообразных развлечений и мест посещения — все эти неизбежные спутники повседневной жизни на нейронном уровне запускают режим «дня сурка».

Идя протоптанными нейронными тропами, мы не тратимся на адаптацию и серьезно экономим энергию. Функция разумная, эргономичная и — коварная.

Постоянное использование одних и тех же энграмм позволяет халявить базальным ганглиям, отвечающим за выработку ацетилхолина (мощного регулятора высших функций, ответственного за нашу психическую и интеллектуальную гибкость).

Когда мир вокруг становится однообразным и известным, мозг перестает утруждать себя записью и усвоением информации, становится ленивым, неповоротливым приживалой, чья единственная обязанность — поддерживать шкурные интересы тела и минимальные запросы его владельца. В противоположном случае вместо деградации мы имеем колоссальное развитие вплоть до увеличения размеров нашего серо-белого Капитана. Все благодаря нейропластичности, то есть способности мозга корректировать свою работу через создание новых нейронных связей при контакте с окружающей средой. Внешнее разнообразие и вариативность контактов с ним — здесь ключевые факторы.

Смена декораций — кратковременное путешествие — перезагружает систему и стряхивает налет автоматизма.

Это легко проверить по возвращении — эффект нового не бросает нас на паспортном контроле, и, по крайней мере первое время, мы воспринимаем прежнее знакомое пространство как изменившееся.

Во время самого путешествия новизна среды — звуки, запахи, вкусы, ощущения — заставляют активно пахать наши синапсы, небольшие промежутки, связывающие нейроны и служащие для фильтрации «шума» (бесполезной информации, поступающей извне). Чтобы электрический импульс перемахнул от одного нейрона к другому, требуется технологически замысловатая процедура, но каждая последующая передача проходит все лучше и лучше: наш мозг пыхтит, но постепенно учится. Синаптические связи, фиксирующие удачный и неудачный опыт, формируются на основе вымученного-пережитого — либо через многократное повторение и постепенное обучение (как в случае с иностранным языком), либо через одномоментную эмоциональную встряску.

Именно поэтому смена декораций может легко и быстро перезагрузить систему, но для серьезной и долговременной пользы она недостаточна, как бы ни было приятно отключиться от рутины и поваляться на шезлонге у бара с подозрительно безвкусным алкоголем (зато «все включено»). Погружение в Другое следует расширять и углублять, превращая новизну в неисчерпаемый источник опыта, включающий как постепенное обучение, так и эмоциональные вихри. То есть превращая новую среду в обогащенную.

Экспериментальные исследования на животных показывают, что обогащенная среда, то есть наполненная дополнительными или усложняющими жизнь примочками, позволяет лабораторным крысам и обезьянкам расти и развиваться быстрее, более адекватно реагировать на стресс, эффективнее учиться и увеличивать массу и толщину коры мозга.

То же работает и для людей.

Венди Сузуки, доктор наук и руководитель интерактивной исследовательской лаборатории Нью-Йоркского университета, в своем простом и увлекательном путеводителе по нейропластичности описывает, как поездка за границу может стать идеальной обогащенной средой на примере своего путешествия во Францию. Ее аналог «Ешь, молись, люби» включал в себя изучение новой области науки, освоение французского и игры на фортепиано (постепенное обучение), и более увлекательные вещи вроде романа с парижанином и привыкания к тому, что французы постоянно целуются, воспринимают азиатов как экзотику и в целом серьезно отличаются от американцев (эмоциональная встряска). «По мере того как я меняла поведение и испытывала новые ощущения, мой мозг приспосабливался к свежей информации и новым раздражителям», — Сузуки была в восторге.

Глубокая культурная интеграция (начиная с изучения местной кухни и заканчивая привычкой лобзаться в общественных местах) серьезно подсобила развитию ее мозга.

К примеру, регулярные поездки на дегустацию сыров и вин, то есть расширение обонятельно-вкусового спектра, по собственному предположению Сузуки, поспособствовали росту новых нейронных клеток (согласно исследованиям, взрослые имеют только две области мозга, где еще возможен нейрогенез — гиппокамп и обонятельная луковица, также участвующая и в формировании вкусовых ощущений).

Помимо чисто физиологических бонусов, подобная интеграция дает и более наглядные преимущества. По словам Адама Галинского, автора исследований о связи творчества и международных путешествий, адаптация к новой культуре «увеличивает когнитивную гибкость (умение переключаться между идеями), интегративность мысли и способность устанавливать глубинные связи между формами». Исследования европейских студентов показывают, что европейцы активнее генерировали небанальные идеи и лучше воспринимали новые в течение 5–7 дней после «передозировки» традиционной культурой Америки и Китая.

Еще один приятный бонус от адаптации — это способность к саморегулированию. Разобраться в правилах интуитивного вождения на азиатских дорогах, справиться с ударом судьбы в виде скачков курса евро и стремительно исчезающего бюджета, распланировать программу на ближайшую неделю и принять, что идея бесполезна и утопична, — даже небольшие бытовые «вызовы» учат нас самостоятельности и самоконтролю.