Искусство и блокчейн: разделить, раздать, обессмертить
Artem
Заниматься новаторством в блокчейне крайне интересно и немного страшно – очень уж широки здесь возможности. О блокчейне принято думать, как об узком секторе IT-сферы, однако применение ему находится все дальше и дальше от первоначальной области. Взять, например, рынок произведений искусства.
Мы делили “Мону Лизу”
С одной стороны, это выглядит как парадокс: изящные искусства по сути своей достаточно консервативны, и кажется, что путь от Ренессанса к блокчейну весьма далек. С другой же — если актуальность новой, “криптостойкой” экономики будет доказана на примере традиционных ценностей с твёрдым монетарным обоснованием, вероятнее всего, мнение общества удастся переломить в пользу “блокчейнизации” быстрее, чем предполагает осторожный сценарий. Возможно разработать целый ряд продуктов по токенизации предметов искусства, разной степени футуристичности, разной экономической (и этической) прогрессивности.
Ван Гог: вам пикселем или послайсить?
Самый простой и доступный вход в блокчейн для новичков — это принять участие в переводе отдельного произведения искусства в измерение блокчейна. Например, можно взять “Мону Лизу” Леонардо да Винчи (представим себе, что Лувр чудом согласился ее продать), разделить полотно на 10 тыс. “пикселей” и выставить их на продажу через ICO. Кому-то достанется уголок правого глаза, кому-то — мизинец правой руки и т.д. В реальности, конечно, каждый покупатель приобретает лишь абстрактную микроскопическую долю в картине.
Токен, подтверждающий такое долевое владение, может быть записан на флэшке или скретч-карте. Для наглядности можно приложить к нему репродукцию картины. Чем не подарок на день рождения?
Достоинство такого коллективного владения в том, что оно почти ничего не стоит. Да, уже сейчас существуют структуры, обеспечивающие похожие функции без использования блокчейна, например, паевые инвестиционные фонды. Но они не очень гибки, да и вход в дело требует серьезных затрат. В такой схеме права на использование картины дольщиками регулируются по принципу таймшэра: картина переходит от владельца к владельцу, — что малореально, когда держателей тысячи или миллионы.
В свою очередь, блокчейн-“Мона Лиза” может остаться на хранении в Лувре, у которого она изначально была куплена. Иногда её можно выставлять в других музеях, на чём держатели ее токенов, если это заложено в смарт-контракте, могли бы заработать небольшие деньги.
К слову о заработке. Если токен не снабжен опцией обратного выкупа, произведение искусства не может быть перепродано – разбогатеть дольщикам в “Моне Лизе” не удастся. Это исключительно развлечение, способ познакомиться с блокчейном на практике для покупателей, и способ безопасно привлечь средства – для музея.
Возможно, что после первых таких ICO стоимость участвующих в них картин спекулятивно вырастет, особенно если изначально они менее известны и дороги, чем “Мона Лиза”. Но из-за отсутствия возможности обратного выкупа токена превратить такой интерес в деньги не удастся.
Смарт в квадрате
Вписать прибыльность в смарт-контракт таких “пиксель-токенов” тоже возможно. Допустим, некто начинает скупать одно за другим произведения искусства и выводить их токены на рынок. Пикассо, Гойя, Шагал… Дальше он старается их как можно выгоднее продать. После реализации картины её токенхолдеры получают разницу между ценой покупки и ценой продажи.
При такой модели перед частным микроинвестором открываются две возможности. Первая — купить “пиксель” отдельно взятого пейзажа Ван Гона и ждать, пока тот не будет продан. Вторая — купить так называемые индекс-токены, представляющие собой долю от всех токенов всех картин пула. Иначе говоря, индексный токен — это смарт-контракт, который с помощью интеллектуальных алгоритмов, с учётом экспертных оценок и рыночной конъюнктуры, скупает токены других картин. Смарт-контракт на смарт-контракт — или распределённый арт-дилер.
Когда любая из картин коллекции продаётся, владельцу индекс-токена начисляются дивиденды — возможно, достаточно небольшие. Если продана картина Ван Гога, каждый её прямой “пиксель-владелец” получит свою долю, уже более серьёзную. Однако иные произведения искусства могут годами искать своего покупателя. Держатель же индекс-токена постоянно получает небольшие суммы — в силу регулярности сделок.
Допустим, ICO “Звёздной ночи” Ван Гога прошло по оценке $100 млн, а продана она за $150 млн. Прямые держатели её токенов получают 50% доходности. При этом владельцы индекс-токенов получат гораздо меньшие суммы, поскольку прибыль со сделки дробится соответственно количеству токенов в обороте. Но если за год продаётся 10–12 картин из пула, смарт-контракт, действие которого охватывает всю коллекцию, порой может приносить не меньше, чем “пиксель-токен” в единичной сделке.
Доходность этого продукта по природе своей не спекулятивна: бизнес ведётся на открытом рынке и прозрачен. Хотя ажиотаж, без сомнения, будет стимулировать спрос на переведённое в блокчейн искусство.
Краудфандинг на блокчейне
Помимо развлечения, спекуляций и честных дивидендов на сделках, возможно создать токены и с гуманитарной целью — для возвращения предметов искусства и антиквариата на родину, для выкупа их из частных коллекций и передачи в публичные музеи.
В качестве примера можно привести Китай. В 2015 году на КНР приходилось 28% мировых аукционных торгов на арт-рынке. В 2016 году, согласно отчёту Artprice, эта страна стала лидером продаж произведений искусства с оборотом в $4,8 млрд. И это неудивительно: на Западе сохранилось больше предметов китайского антиквариата, чем в самом Китае, где во время “культурной революции” 1966–1976 годов было уничтожено огромное число раритетов.
Поэтому сегодня многие китайские предприниматели, заработав состояние, из соображений национальной гордости возвращают на родину драгоценные предметы искусства. Говорят, что на возвращение некоторых произведений собирали деньги целыми деревнями.
По сути, такой блокчейн-продукт был бы построен на той же идее народного финансирования: заинтересованные граждане Китая приобретают токены, затем на них покупаются предметы, представляющие культурную и историческую ценность, которые затем возвращают на родину и, во избежание риска новой перепродажи, передают в дар музею.
Механика “криптоарта”
Красота “арт-блокчейна” в том числе и в том, что решение выгодно для всех. То, что дают рассмотренные выше бизнес-модели частным “микроинвесторам”, мы уже обсуждали. Теперь посмотрим, чем интересны новые форматы коммерческих отношений для обычных, традиционных коллекционеров.
Допустим, коллекционер хранит несколько своих полотен в доме Sotheby’s. Блокчейн–инвестора интересует одно из них, и он получает экспертную оценку его потенциальной стоимости. Дальше он договаривается с владельцем картины, что на четыре месяца, до проведения ICO, фиксируется более низкая цена, но по итогам первичного размещения ему будет предоставлен дисконт в 25%. Зачем продавец может согласиться на понижение цены? К сожалению, современный арт-рынок жёсток и непредсказуем. Если картина была выставлена на аукцион, но не продана, её цена может не только резко упасть, но и растаять, как дым.
Между тем при использовании народного финансирования через блокчейн владелец картины публично фиксирует и подтверждает её цену, что защищает его от разорения. Если ICO привлекло меньшие средства, чем планировалось, он забирает себе все привлечённые средства и, кроме того, оставляет себе токены на оставшуюся часть — исходя из приемлемой для него потенциальной стоимости. Таким образом возникает интересная гибридная форма владения, с частичной токенизацией. Собственно, она возможна и при создании пула произведений искусства для индексного токена. Более того, продавец, будучи владельцем картины, читай акционером, имеет полное право решить, продать лишь часть своей собственности и одобрить блокчейн-инвестирование, например, лишь в 15% или 50% картины.
С точки зрения закона “арт-блокчейн” достаточно прост. Официально, на бумаге, картину приобретает некая компания и ставит её на баланс по договору купли-продажи. Затем фирма выпускает токены, которые привязаны к акциям, утверждающим право на владение её капиталом. Таким образом, каждый токенхолдер получает долю в компании, но выражена эта доля не в ценных бумагах, а в эквивалентных им цифровых активах.
Что касается механики самого ICO, возможны два варианта, и оба имеют право на существование. Оно может проводиться по фиксированной цене: выпускается определенное количество токенов установленной стоимости, и микроинвесторы заранее знают, какую долю они покупают. Либо же возможно проведение аукциона: верхнего ценового предела не существует, и может быть выпущено любое количество токенов в зависимости от рыночного спроса. Соответственно, размер доли участников ICO определяется их долей в общем объёме привлечённых средств.
Следует отметить, что вторая схема сходна с моделью конвертируемого займа в традиционном инвестиционном бизнесе: микроинвесторы вкладывают средства в ICO-кампанию на старте без каких-либо гарантий, серьёзно рискуя, и если позже ICO собирает значительную сумму, получают дисконт “за доверие”.
Красоту — в жертву
Блокчейн с функциональностью смарт-контрактов таит в себе возможности настолько обширные, что трудно предсказать, как они повлияют на наше будущее. Но даже простейшая его форма, без обратного выкупа токенов, предлагает возможности, которые из сегодняшнего дня выглядят пугающими, немыслимыми — и могут ставить перед нами этические дилеммы. Вместе с тем, логика развития цивилизации и её технологический прогресс говорят нам, что это вполне вероятно.
Давайте вернёмся к “Моне Лизе”, разбитой на “пиксель-токены”. Нет сомнений, её перевод в плоскость “распределённой экономики” станет прецедентом. Важно, чтобы он запомнился, послужил основой для дальнейших, более сложных проектов “новой экономики” и побудил людей к её тщательному анализу. Важно, чтобы акт трансформации был должным образом замечен: в наши дни отношение общества к явлению первым делом выражается в денежной форме.
Цена любого ограниченного и невосполнимого ресурса, которым “Мона Лиза” с её ролью в нашей культуре, безусловно, является, неизбежно растёт. Как подчеркнуть невосполнимость объекта “блокчейн-арта”? Можно выставить его в Метрополитен-музее, окружив веб-камерами, круглосуточно передающими картинку онлайн. Можно запереть в надёжном тайном хранилище. Это не важно. Важно то, что здесь картина отделена от прав собственности. Она принадлежит тысячам человек — и никому. Предыдущие два варианта лишь полумеры. Если дефицит порождает ажиотаж, то наиболее радикальным решением было бы просто объект уничтожить.
Здесь важно понять, что между классическим рынком предметов искусства и его блокчейн-аналогом есть как сходства, так и существенные различия. На классическом арт-рынке решения о судьбе картины принимает её владелец, который вложил в покупку существенные средства и вряд ли (если только мы не говорим о персональной вендетте!) будет готов её уничтожить. В блокчейне решения также принимаются владельцами, купившими токены через ICO, но их могут быть тысячи или миллионы, и “вход в долю” требует гораздо более скромных средств. А значит, решение уничтожить артефакт физически хоть и выглядит абсолютно непредставимым, тем не менее по крайней мере не выходит за рамки возможного.
Логично, чтобы такое решение также принималось с применением смарт-контрактов. А вот какие сценарии в них могут быть внесены, ни современная этика, ни правоприменительная практика определить пока не смогут. Как это измерить? Кто поставит на чаши весов этичность и право собственности? И следует ли это оценивать по меркам 2017 года или в соответствии с законами “крипкостойкой” экономики и общественного уклада будущего? Пока ответов нет. Мы находимся лишь на самых первых шагах революции в технологии и этике. И каким будет наш “дивный новый мир”, пока совершенно неизвестно.
Пессимисты скажут, что цифровая версия реальности никогда не сравнится с аналоговой. Но оптимисты — и я среди них, — глядя из сегодняшнего дня, полагают, что это не вопрос выбора. Цифровая реальность лишь обогатит и сделает интереснее жизнь, в которой материальный объект больше не определяет наш опыт.
Автор: Николай Евдокимов, CEO Cryptonomos.com