Имя страха. Почему наш мозг работает в аварийном режиме

Имя страха. Почему наш мозг работает в аварийном режиме

www.fontanka.ru
Фото: Из личного архива

Поделиться

Первые дни с начала событий на Украине — шок, боль. Дальше — больше: посыпались сообщения о санкциях, экономических проблемах. Уже не шок, но нервозность из-за риска потерять работу, а с ней и средства к существованию. Страх перед будущим. А нам советуют избавляться от стресса «обниманием детей и котиков». Третий год — с учетом пандемии — душе покоя нет. Можно ли его обрести, «Фонтанка» спросила у психотерапевта Анастасии Трещевской.

— Анастасия, шок после начала военной операции на Украине будто бы миновал за два с половиной месяца. Но теперь появился страх перед будущим, он охватывает всякий раз, когда мы читаем новостные ленты, соцсети. Надо ли от него избавляться при такой-то жизни?

— Страх — глубокое чувство, обеспечивающее организму самосохранение. У него всегда есть имя. Например, человек говорит: «Боюсь летать на самолете». И тут понятно, с чем конкретно надо работать: боишься летать — разберись с технологией полета, строением самолета, реши эту проблему. Но сегодня люди боятся того, что с ними еще не происходит — ядерной войны, дефицитов из-за санкций и так далее. Почему? В головном мозге есть очень умный «бортовой компьютер» — лимбическая система. Основные структуры в ней — гиппокамп и миндалевидное тело. Гиппокамп сортирует все, что мы видели, пережили и сохраняет в памяти. А миндалевидное тело отвечает за реакцию, которую мы выдаем на то, что происходит с нами или вокруг нас, именно оно формирует страх.

Помните, как в начале пандемии два года назад люди скупали гречку с туалетной бумагой. Это атрибут памяти, выданный нашему сознанию гиппокампом, а лимбическая система сформировала страх перед дефицитом. И что? В магазинах появились и бумага, и гречка.

И снова мы переживаем ту же ситуацию: народ скупил «Эутирокс» — гормональный препарат. Государство оправдывается — мы закупили его в достатке, никто не ожидал, что люди рванут закупать его впрок так же, как не ожидал закупок в невероятном объеме сахара. А для человека это компенсация своей тревожности за будущее, попытка предотвратить ситуацию, которой может и не случиться.

Любое событие отзывается в нас чувствами. Почему мы испытываем страх, читая новость, когда у события, описанного в ней, еще нет никаких последствий? Так играет с нами гиппокамп, он помнит что-то похожее и провоцирует тревогу и страх. Но если вы завтра встретитесь с реальной опасностью для себя, вы перестанете даже думать о том, что вы читали вчера в новостях. Чего, по-вашему, боятся люди сегодня?

— Открывать по утрам новостные сайты — вдруг военные действия начались в России. Опасности, которая угрожает их близким на Украине и в Донбассе. Лишиться работы. Падения уровня жизни. Невозможности планировать свою жизнь. Отсутствия возможности получать качественную медицинскую помощь. Голода, нищеты, разгула преступности, всего того, что характеризует общество с низким уровнем жизни, того, что мы переживали в 1990-х. Перечислять можно долго.

— Так вот, у психотерапевтов на приеме пациенты если и озвучивают эти страхи, то только в преломлении лично к себе — их волнует то, что они переживают здесь и сейчас. Например, у моего пациента есть бизнес в другой стране и его гложут опасения, что он может разрушиться. Ему нужен рецепт на таблетки, потому что беспокойство, страх за свое дело и свои деньги не дают ему жить. Но по дороге ко мне он прокалывает колесо в машине — беспокойство о бизнесе, с которым еще ничего не произошло, как рукой сняло. Прочувствовал — важно то, что происходит с тобой, а не то, что возможно произойдет когда-то. А возможно, и не произойдет. Рецепт на таблетки брать передумал, записался на психотерапию.

— Чем тревога отличается от страха?

— Договоримся: речь не о пациентах с психиатрическими диагнозами, а об обычных людях, у которых «изменяется сознание», например от чтения нынешних новостей. У их страха, как я уже сказала, всегда есть имя. Тревога — состояние неопределенности. Например, кто-то сказал: «Завтра будет зомби-апокалипсис». Мы начинаем тревожиться, а события, настроенные в нашей голове, в действительности, скорее всего, происходить не будут.

Мозг не просто так держит при себе чувство страха, природа заложила его для самосохранения, то есть с благой целью. В наше время страх и тревога стали новой религией. Нам всем страшно, нам всем плохо, а что с этим делать никто не знает.

Но если ты в тревоге живешь, пьешь, ешь, воспитываешь детей, работаешь, может, это какой-то девайс в организме, которым мы не умеем пользоваться? Израильские врачи ввели понятие нормы в медицине: это «состояние динамического равновесия между био-психо-социальными параметрами человека и идентичными параметрами окружающей его среды». Да, организм стремится к этому динамическому равновесию: чтобы внутри ничего не болело и душа была спокойна, снаружи должно быть безопасно в всех смыслах.

— За два года жизни в измененной окружающей среде (пандемия, военная операция) эта норма должна была либо полностью измениться для наших организмов, либо мы должны уже все отчаянно болеть или умирать?

— Организм — очень умная система, в нем все работает на то, чтобы выжить. Мы не приучены жить в хроническом стрессе. А наш век слишком богат на события. Даже когда, казалось бы, ничего страшного не происходит, мы все равно живем не в том ритме, в котором жил человек еще, скажем, 30 лет назад. Мозг не подготовлен к такому динамичному существованию.

10 из 10 пациентов на приеме у психотерапевта говорят сегодня: «Мне постоянно тревожно». Значит, мозг постоянно работает в аварийном режиме, он включил режим «выжить» и пытается перестроиться из-за непрекращающегося стресса. Причем эту его перестройку можно назвать глобальной, кстати, «благодаря» СМИ в том числе. Если мозг строит конструкции на будущее, это показатель здоровья. У тебя есть план на год вперед — значит все хорошо. Перемалывая настоящее, мы пытаемся заставить свой мозг заниматься не своим делом.

— Можно ли назвать не своим делом сопереживание близким, которые живут под обстрелами? А это «там», кажется, не где-то далеко, а будто бы по соседству, в Псковской области например.

— Нельзя. Если меня это касается, то я буду переживать. Любому человеку больно, когда больно другому, особенно, если это близкий. Но очень тонкая грань для интеллекта — сопереживая, не разрушать себя. Если вы воспринимаете эту ситуацию так, что военные события рядом, надо понимать, что эту конструкцию создал ваш мозг. Он вас «включил» в события, что происходят там, и это включение подпитывают сводки новостей, друзья и родные, с которыми вы общаетесь, и вся ситуация, в которой мы оказались.

Сложно, но стоит научиться говорить себе «стоп» и отбрасывать то, что вредит психике. Мы можем контролировать сегодня выбор цвета платья или даже врача в поликлинике, а не то, что мы испытываем в текущей ситуации. Да и к тому, что мы должны чувствовать, нас часто подталкивают, — огромное количество агитации и пропаганды со всех сторон. Волна информационного потока превратилась в цунами. И только сейчас, спустя какое-то время, люди инстинктивно стали от нее закрываться — отключать чаты в телеграм-каналах, выходить из групп в соцсетях, отключать телевизор. Думаю, срабатывает инстинкт самосохранения, и интеллект заставляет взять по контроль свою тревожность.

— Сегодня многие воспринимают свои повседневные дела и заботы как нечто недостойное внимания и затраченных на них сил. Воспринимают их как некое благо, которое дано случайно, потому что точно такие же люди сейчас страдают. И готовы страдать с ними.

— Это потеря смыслов. Мы даже повседневные стрессы — плохие оценки ребенка в школе, трубу прорвало, отчет не сдали — считаем недостойным, нам стало неудобно по этому поводу из-за текущих событий. Но опять же, это не значит, что мы не страдаем. Хочется ориентировать человека на его собственную жизнь, вернуть к повседневным делам и заботам. Хочется спросить, а твои дети накормлены? А вся работа сделана? А она точно сделана хорошо?

— С упорством камикадзе люди включают телевизор с агрессивными ток-шоу в качестве фона, ругаются, но не переключают каналы. Считают, что должны оставаться «на острие событий».

— Вам не кажется, что мы часто переоцениваем собственную значимость для конкретного события? Наша биологическая потребность — быть в курсе. Но если это не моя жизненная задача, меня будет это разрушать. Это отчетливо видно психотерапевтам, когда они спрашивают пациентов, неважно даже о чем — о работе, пандемии коронавируса или боевых действиях на Украине — а они говорят о себе. Потому что история с «на острие» раздражает мозг, когда он ни на что не может повлиять. Он не любит ситуации, которыми не способен управлять. Он так же реагирует, когда вдруг не вовремя заболел зуб или вы застряли в пробке на полдороги к цели: вас это бесит, но вы ничего не можете с этим поделать.

— Мы можем избавить себя от страхов какими-то действиями, создающими иллюзию контроля: боимся голода — закупаем сахар и гречку, боимся войны — едем за Урал. Но человек все равно видит будущее более трагичным, более неудобным в сравнении с тем, каким оно казалось до военной операции. Мы ничего хорошего не ждем от завтра. Вы говорите, что нас страшит то, что еще не произошло. Значит, надо выбрать удобную для себя позу и ничего не делать?

— Неопределенность есть всегда, ее просто подогревают те или иные события. Мы ничего не ждем от завтра, ситуация неопределенная. У меня есть несколько пациентов, которые уехали за границу, когда все началось, от этой неопределенности в надежде на другие ощущения. Не получив их, оказались в ловушке этих чувств и теперь хотят вернуться. Так может, это голова попыталась сбежать от той ситуации, которая нарисовалась в воображении? Нахождение на чужбине не избавляет от этой неопределенности, а скорее усугубляет. Это реакция организма, которая демонстрирует нам, что от перемены места чувства не изменились, вопрос с тревогой остался не решен.

У человека, который занимается своим делом и выполняет свою работу на своем месте хорошо, градус тревоги снижается. Мозг любит дисциплину, и если он сконцентрирован на чем-то, занят, он не будет зависеть от информационной повестки и заниматься тем, что ему не свойственно. В том числе не станет продумывать маршрут за Урал, у него здесь другие задачи.

— А если концентрироваться уже не получается? К психотерапевту с волшебной палочкой?

— Проблема в том, что люди друг друга индуцируют на тревожность, провоцируют тот самый страх в общении, в соцсетях — нагнетают ситуацию: «Мы все плохо живем, и в этом виноваты все, кроме нас». На мой взгляд, это беда XXI века. Интернет переполнен статьями «топ-5 советов как справиться со стрессом». Что-то вроде «обнимать детей и котиков». На самом деле в жизни они бесполезны. Психотерапия принесет пользу в том случае, если мы начнем задумываться о своей жизни, станем более дисциплинированными, будем отвечать за свои слова, за свой выбор, за себя и свою семью. Вы скажете — человек устал, эмоционально истощен. Задача психотерапевта — не давать оценку происходящим событиям, не давать советы, а вернуть человека в зону душевного комфорта так, чтобы он принял правильное решение начал действовать самостоятельно. Объяснить, почему в такой-то ситуации его мозг работает так, а не иначе, познакомить пациента с его чувствами, увидеть проблему и помочь ее решить.

В 90% случаях мои пациенты сейчас говорят: «Не знаю, зачем пришел, мне тревожно». Такие были и прежде, но сейчас их стало больше. Вообще, пациенты изменились, мы с коллегами это видим. Они стали более недоверчивыми. Люди никому и ничему не верят, в том числе психотерапевту, к которому обращаются за помощью. Раньше вместе с врачом они готовы были копаться в себе и выходить из сложной ситуации с помощью терапии. А сегодня многие говорят: «Дайте таблетку, и я уйду».

Думаю, что либо мозг так устал и так перегружен, что уже совсем нет ресурса и людям нужна волшебная палочка. Либо это результат того, что все можно получить быстро, значит, и душевное равновесие можно получить, не затрачивая усилий. Кроме того, люди перестали бояться лекарств, знают, что это действенный способ восстановить психологическое состояние. Но эти таблетки — не конфеты, ими нельзя пользоваться вечно.

— Зато никогда прежде психотерапия не была так востребована как сейчас. В чем вы видите свою задачу в новых условиях?

— Да, это так, но я бы сказала, что к психотерапевтам обращаются «запойно». Если раньше обращение к психотерапевту было серьезным, обдуманным шагом, на который человек долго решался, то теперь, во многих случаях, это как прийти в супермаркет и купить продукты. Еще пять лет назад мы рассказывали в блогах, где прочитать про нейрофизиологию, как избавляться от тревоги, рекомендовали сходить на массаж или в театр, прогуляться с семьей в парке. И тогда это работало. А теперь мы часто слышим от пациента: «Я сам знаю, что мне нужно, дайте таблетку». То есть ориентация «на подумать» сейчас не работает. Но ведь никакой врач–психотерапевт не может прожить жизнь за своего пациента.

Моя задача сегодня подвести пациента к решению заняться своим мозгом и собственной жизнью, пересмотреть свои ресурсы, порассуждать, как использовать имеющиеся навыки в новой реальности или приобрести новые. У нас у всех базовое существование состоит из маршрута «дом-работа». Много всего можно обнаружить на работе, обратная сторона последствий санкций — появились новые ниши, новые возможности. Пересматривая свои ресурсы, человек сам придет к тому, что ему надо отказаться от того, что уже не работает или же научиться новому. Я вообще за то, чтобы любые изменения человек начинал с себя. А это важно, потому что, как говорил Михаил Жванецкий, ценности остаются прежними: «честность, порядочность, ноги подруги, плечи ребенка, беседа с умным, молчание с ним же, гости издалека, цикады ночью, утренний запах сада, бесшумная походка кошки, книги, дающие возможность жить не здесь, и нормальная дружба, когда обоим ничего не надо...»

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»

Фото: Из личного архива

Source www.fontanka.ru

Report Page