Грязнуля (продолжение)
КРИПОТА4.
Но долго отдыхать мне не дали – ватка с нашатырём вернула меня к действительности. Чему я совершенно не обрадовался – действительность была тёмной, унылой, по всем направлениям утыкающейся в тупик.
Я несколько минут дышал с выпученными глазами, заботливо усаженный сестрой на продавленный диванчик – на нём дежурные врачи и сёстры, видимо, дремали по ночам.
Мне предложили стакан воды из-под крана. Я согласился. И выдул весь. Потом выдул второй. Вроде бы полегчало.
– Можно я позвоню? – я потянулся к трубке. Сестра посмотрела на меня с недоверием и через короткую паузу кивнула. На всякий случай снова извлекая из стеклянного шкафа пузырёк с нашатырём.
Я звонил Виталику. Через бесконечное количество гудков он поднял трубку.
– Ну чего? – Виталик был, мягко говоря, зол. Может быть, даже свиреп. Похоже, вообще не хотел разговаривать, но, подумал я, придётся ему потерпеть – обращаться мне было больше не к кому.
– Это я… – Получилось не очень, сквозь клёкот в горле, и я попробовал ещё раз, коротко откашлявшись. – Это я!
– А, Макс! – Голос Виталика явно стал мягче. – Чего не спишь-то? Больной.
– Скоро лягу. Ты-то чего такой злющий? – Я поднял правый глаз на сестру. Та ковырялась в планшете, изредка настороженно на меня взглядывая.
– Слушай, целый день на домашний звонят! Спрашиваю – кто? – так никто не отвечает, смех один, звуки всякие дебильные!.. Достали… – Я судорожно сглотнул.
– Да это пранкеры, – выпалил я, спеша сменить тему. – Виталик, ты можешь за мной приехать, скажем… э… – я запнулся.
– Завтра? Давай завтра, а? – Виталик моему вопросу точно не обрадовался. – Чувак, ну вот честно, нет сил. Не выспался нихера, работал целый день, ну… ты сам понимаешь.
– Да, окей. – Я вздохнул. Вздох получился дрожащим, будто я вот-вот расплачусь. Да я бы и не против поплакать-то. Нервы не железные же. – Ты только это… вот прямо сейчас возьми мой мобильник…
– Я не помню, куда его положил, серьёзно. Давай завтра.
– Нет, сейчас возьми и выключи. И батарею с симкой достань.
– Это ещё зачем, – Виталик заметно устал от разговора. Я, впрочем, тоже. – Ты мне, похоже, не всё рассказываешь. Что там происходит-то, а? В жизни твоей.
– Да жопа. Самая обыкновенная. Со всеми случается, – сказал я, сам ни капли не веря своему фальшивому, преувеличенно беспечному голосу. – Я всё расскажу. Ты только сделай, как я прошу.
– Сделал уже, вот только что. – Я и правда услышал постукивание пластика о дерево – раскладывает по очереди части разобранного телефона на подоконнике или кухонном столе.
– Спасибо. Когда я положу трубку, ты и домашний отключи. Иначе спать не будешь.
– А ты точно уверен, что это дети балуются?.. Как-то оно всё…
– Да, – сказал я, думая «нет». – Жду тебя завтра.
– Как только освобожусь…
– В любое время, – перебил я. – Споки.
И положил трубку. Быстро, но спокойно. Сестра посмотрела на меня чуть недоверчиво.
– Всё хорошо?
– Да, – ответил я, снова имея в виду откровенное «нет».
Я поплёлся в палату.
Соседи похрапывали на разные лады, а мне спать расхотелось. Я сидел на кровати, смотрел в окно на луну и думал о своей сестре. О Таньке. О том, что я не верю и никогда не смогу поверить в то, что она может каким-то образом вредить мне, будучи бесповоротно мёртвой. Да, за последние дни я повидал порядочно всякого говна, но верить в его паранормальную природу отказывался. Склоняясь к тому, что это у меня, похоже, с башней нелады, а не у загробного – или какого ещё там – мира со мной.
Мне начинала нравиться спокойная мрачность больницы. Возможно, в психушке мне ещё больше понравится. Кто знает.
Стало грустно. Я поплакал, отчаянно пытаясь вспомнить лицо своей сестры. Ничего не вышло.
Луна куда-то завалилась, а я прилёг, обнял себя руками – и отрубился.
Проснулся я от того, что кто-то трогал мои губы. Ещё не до конца придя в себя из не очень весёлого сна про детство, я попытался отмахнуться, но чужие пальцы снова тронули меня за рот. Теперь с чётким намерением в него пробраться. Они пытались раздвинуть мои зубы.
Я отпрянул, чуть не свалившись с постели, и открыл глаза. В палате было темно, но я разглядел фигуру, зависшую надо мной. Дежурная сестра. Она смотрела не на меня, потому что я чётко видел её профиль с чуть вздёрнутым носом.
Пальцами правой руки она погладила меня по щеке, но было в этом поглаживании что-то странное. Будто бы гладила она меня чужой рукой, которую держала в своей, пряча её в длинном рукаве халата.
– К тебе пришли, – сказала дежурная сестра.
– Что, сейчас? – спросил я глупо, медленно вставая с постели и пятясь к стене.
– Нет, вчера, – сказала сестра, коротко хохотнув. – Пошли.
Я не знаю, зачем пошёл. Может быть, потому, что оставаться мне было страшнее. Идя за дежурной сестрой к выходу из палаты, я думал – а что будет, если я сейчас тихонечко возьму стул и врежу ей сзади по затылку? Идея идиотская в любом случае. Если это на самом деле дежурная сестра, только в приступе лунатизма, то сладкому безментовью в моей жизни наступит скоропостижный и мучительный конец. Если же это замаскировавшаяся дрянь…
Я ещё ни разу ничем её не лупил, эту гадость, потому понятия не имел, какой реакции следует ожидать. Может, меня в две секунды разорвут на мелкие лоскутки. Может, стремительно отправят вниз по трубе – прямиком в юдоль скорби и постоянной зубной боли. А может, ничего не будет. Разве что сломается стул.
Мы вышли из палаты. Сестра пошла вперёд по внезапно тёмному коридору. Свет не горел. Только какие-то далёкие случайные блики позволяли хотя бы немножко ориентироваться в этой сгущёнке из тени. Я остановился.
Мне всё это ужасно не нравилось.
Сестра чуть споткнулась – я обратил внимание, что шагов её совсем не было слышно, словно она босиком, – и развернулась в мою сторону. На лицо дежурной сестры упал тусклый краешек света из окна в коридоре – может быть, фары проезжавшего мимо авто.
Сестра повернулась ко мне, но смотрела мимо меня – куда-то вниз и влево. И я тут же вспомнил Машу. И понял, что никакая тогда это была не Маша.
– Ну? Чего встал? – спросила сестра насмешливо. – Идём? Или как?
«Куда ж ты меня ведёшь?» – думал я, пытаясь не рухнуть на подгибающиеся колени.
Нет, ну чего я паникую раньше времени? Может, я просто сам себя запугиваю. Мало ли какая она вообще, эта девушка. Я же не знаю о ней ровным счётом ничего, кроме того, что она любит чай и тыкать пальчиком в планшет.
Пытаясь унять дикий ужас, я закапывал логику как можно глубже, успокаивая себя при помощи невыразимо диких аргументов. Наверное, животное, идущее на бойню, тоже старается думать о хорошем, в упор не видя окровавленных крюков. Хотя откуда мне знать – я на бойне ни разу не был.
«Сейчас будешь», – услужливо пискнул честный внутренний голосок.
– Давай… – шепнула она и махнула на себя рукой, призывая меня следовать за ней. Махнула угловато, как не совсем трезвый подросток. Развернулась и пошла вперёд. Я за ней.
Проходя мимо поста, я рефлекторно повернул голову в его сторону – и вздрогнул так, что чуть не упал. Дежурная сестра спала, свернувшись калачиком на том самом диванчике – на котором не так давно пытался отдышаться я.
Или не спала. А просто лежала. Не двигаясь. Потому что… нет, не думай об этом!
Я повернул голову и посмотрел вслед поддельной дежурной сестре. Та шла по коридору, нелепо подёргиваясь. Нервный тик, ага.
Я вышел из тапок и, стараясь ни звука не издать, на цыпочках пошёл к тому, кто спал на диванчике. Вдруг эта тоже ненастоящая?
Из коридора донеслось одинокое «клац». Я чуть не подпрыгнул. Ноги подкосились, рука моя вылетела вперёд дрожащей коброй и ухватилась за стул. Который, сука, поехал по полу, омерзительно вереща. А за ним поехал и я, падая на колени.
Я услышал шаги в коридоре – кто-то быстро шёл, шлёпая босыми ногами по бетонному полу. Шёл, а после побежал, беспрестанно клацая горлом и хрипя.
Я, не вставая с колен, бросился на спящую и начал трясти за плечи, крича нечленораздельно и дико, как подбитая птица.
«Это» бежало со всех ног в нашу сторону, а я хотел уже стягивать тело дежурной сестры с дивана и закрываться им, раз она никак не проснётся. Да, трус. Но если она мертва, то ей уже всё равно.
– Да отвали ты! – проснулась настоящая дежурная, отпихнув меня и резко сев на диванчике.
Я упал на спину и больно ударился затылком о ножку стула. Но на пост никто не ворвался.
С подвывающим хохотом поддельный медработник побежал по коридору в обратную сторону. Клац. Клац.
Клац.
Когда стало тихо, вразнобой стали включаться лампы в коридоре, слабо пощёлкивая и жужжа.
– Это ты свет выключал? – спросила дежурная, глядя на меня раздражённо и с тотальным недоверием. Глядя прямо в глаза.
Глупый вопрос какой-то.
– Нет, – ответил я честно. Я же не выключал. Насколько я знаю.
– А кто тогда? – Она продолжала смотреть на меня. Я неловко пожал плечами. Какие же у неё круги под глазами тёмные, подумал я. – Тебе плохо, что ли?
– Нет… – начал было я, но передумал. – Да. Голова болит. Можно таблетку?
5.
Надо ли говорить, что в ту ночь я больше не спал? Сидел, дёргая коленом, на продавленном диванчике и ждал утра. В палату идти отказывался. Потому что боялся случайно заснуть.
Дежурная зыркала на меня злобно – я не давал ей спать – и вяло трогала планшет за экран. После не выдержала и предложила чаю. Я не стал отказываться.
Виталик приехал рано, около восьми, устало протянул мне пакеты с вещами и присел на стул – ждать, пока я натяну на себя его старые шмотки. Меня выписали, строго велели явиться в поликлинику на перевязку и до конца недели не читать и не пялиться в телефон.
Когда мы с Виталиком шли по коридору мимо поста – к лифтам, – я чуть замедлился, пытаясь рассмотреть правым глазом свою дежурную сестру. Но на посту были какие-то незнакомые мне новые тётки. Что меня несколько расстроило. Наверное, ушла уже домой, поминая меня всеми плохими словами, какие только бывают. Или нет. Мне показалось, что она хорошая.
Уже на первом этаже старая и злая кастелянша пихнула мне в грудь пакет с моими безнадёжно извазюканными вещами. Еле успел его подхватить.
Пока мы ехали домой к Виталику, я решался. Бегать от этой дряни можно до самой смерти, которая не за горами, если учесть напряжение от почти постоянной жути. Да и, похоже, не особо от неё убежишь.
Вряд ли она может причинить мне реальный вред – его с потрясающим усердием причиняю себе я сам. Даже если эта пакость – продукт моего воспалённого воображения, с ней жизненно необходимо как-то разобраться.
Только вот как? Сигануть с крыши? Так я ведь жить хочу. Сестра вон вырезала себя из жизни лобзиком – и никому не стало от этого хорошо.
Нет, не поеду я к Виталику, думал я. Не надо его впутывать. У него семья. Без детей, да, но это не значит, что их не будет. Зачем таким чудесным людям, включая планируемых, портить жизнь?
– Виталик. Ты только не обижайся. – Я похлопал друга по плечу. Мы уже почти приехали, и я решил, что надо действовать, пока не расслабился.
– Ну что ещё?.. – заныл Виталик.
– Я домой поеду. Дай мне на талоны денег, ладно?
– Дурак, что ли? Давай сначала всё уляжется, а потом ты домой пойдёшь. Не хватало ещё, чтобы тебя… – Он запнулся. – Короче, мне хоронить тебя вообще не улыбается, понял?
– Не знаю, что ты там себе придумал, но ты ошибаешься. Просто ряд неудачных обстоятельств.
– О который ты прикольно рожу расцарапал, да. – Виталик задышал быстро-быстро, раздувая ноздри. Ну, сейчас рванёт. – Ты меня уже достал со своими непонятками, понял?! Что ты за человек!..
– Поганый, да. Эгоистичный интроверт. – Виталик привык, что я никогда ничего ему не рассказывал. По крайней мере, сразу. Но иногда его эта моя манера нечеловечески бесила.
– Сказал бы я тебе…
– Послушай, – сказал я, чуть помедлив. – Я домой хочу съездить. На похороны. – Этого делать я, конечно, не собирался. Ни за что. Нет, нет и нет. Хотя…
Виталик молча направил авто к себе во двор, не торопясь развернулся и поехал со двора прочь.
– Ты уверен? – спросил он наконец, чуть успокоившись. – Точно стоит с такими твоими… – он огорчённо посмотрел на меня, – делами?..
– Да всё намного лучше уже, – сказал я, начиная потихоньку сам в это верить.
– Ну как скажешь, – вздохнул Виталик. Некоторое время мы ехали молча. Потом он спросил. – Кто тебя избил?
– Никто. Я упал, – ответил я и, в общем-то, не соврал.
Виталик высадил меня почти у самого моего дома и умчал на работу, несколько недовольный.
Я шёл по вытоптанной в снегу тропинке, разглядывая слегка великоватые мне Виталькины ботинки. Надо будет вернуть. Эта не ахти какая мысль внезапно придала мне уверенности и бодрости. Я пошёл быстрее.
Дверь была заперта на ключ. Да, точно. Ключ!
Я долго копался в пакете, перемешивая грязные вещи в попытке выудить связку с ключами. Она обнаружилась на самом дне – прорвала дырку и почти вывалилась, неуклюже повиснув на одном из застрявших в дырке ключей.
В скважине замка, когда я проворачивал ключ, неприятно хрустел песок.
Я думал, что будет хуже. Нет, никакого порядка не было – на что я втайне от самого себя надеялся. В квартире царил прежний бардак, при свете дня выглядевший совсем кошмарно. Но хуже точно не стало.
Ощущение было такое, что здесь никого нет и давно уже не было. Я прошагал по липкому полу в спальню. Хотел было открыть форточку, но передумал. Потом. Когда – и если – всё закончится.
Я прислушался. Тишина была полнейшей. Такая тишина случается, если ты дома совсем один. Другого всегда слышно. Или же просто чувствуешь его присутствие. Я не чувствовал ничего. Разве что лёгкое беспокойство и неуют.
Но в квартире, кроме меня, точно никого не было, зуб даю.
– Давай уже, выходи, – сказал я, стоя спиной к заляпанному окну и опираясь на подоконник.
И она вышла.
Просто так вошла в дверь, повернув, как я понял, из кухни. Шла совершенно бесшумно.
Я вцепился в скользкий от жира подоконник, чувствуя, как под пальцами расползаются жёсткие чужие волосы. Меня затрясло. Я не ожидал такого поворота. Хотелось бежать, но не мимо этого существа.
Оно остановилось в двух метрах от меня. Похожее на старуху и девочку одновременно. В изодранной ночной рубашке, испачканной жиром – и прилипшими к нему редкими прядями. Оно стояло и смотрело в какую-то точку за моей спиной.
Присмотревшись, я заметил в правой его руке верёвку. А на верёвке – что-то чёрное и продолговатое, едва приподнятое над полом. Чёрт, это собака! Только дохлая уже очень долго.
Будто бы издеваясь надо мной, дохлая собака дёрнула головой и неуклюже села на задние лапы. Глаз у собаки я не разглядел.
– Ты ведь не моя сестра, – сказал я, стараясь не выпускать из виду эту жуткую парочку.
Клац.
– Нет. – Голос не был женским. И мужским не был. И уж тем более – детским.
– Тогда что тебе от меня надо? – спросил я. Клац.
– Чтобы ты пошёл со мной. – Собака попыталась почесать за ухом и упала на бок. Поднялась с трудом, вздохнула. И улеглась, вытянув передние лапы и положив на них голову. Как мило, твою мать.
– Куда?
– Домой. – Клац.
– Так я же дома уже, – ответил я, невольно усмехнувшись.
И тут эта тварь посмотрела мне в глаза. Весело-весело так. И до усёру страшно.
– Пойдём? – И наклонила голову к левому плечу. А потом запрокинула, выставив шею. Клац. Клац.
Собака зевнула, высунув почерневший язык.
– А где ты живёшь? – спросил я, из последних сил стараясь не соскользнуть в обморок.
– Дома. – Клац. Клац-клац.
– Это понятно. – Я кашлянул, прочищая горло. Голос мой стал хриплым. – Я тоже дома живу. Но ты-то здесь не живёшь. Зачем ты ко мне пришла?
– Потому что ты забыл закрыть дверь! – Она почти выкрикнула эту фразу сквозь рвущийся наружу смех – и вдруг швырнула в меня собаку.
Я на автомате выставил руки вперёд. Но поймал только комок чужой грязной одежды, воняющей кисло и остро. Подвывая, я отпихнул от себя перевязанные верёвкой шмотки.
– Не надо! – заорал я, перепугавшись, что она сейчас ринется на меня. Но она и не думала. Она ринулась от меня.
– Сало! – закричала она задорно и жутко, поворачивая на кухню. – Сало, сало, сало, сало!..
Практически не соображая, что делаю, я побежал за ней так быстро, как только мог.
И догнал.
Ткнул рукой в её отвратительно податливую спину, от чего голова её запрокинулась – и на меня посыпались волосы.
А потом она начала распадаться. Упали на пол грязные куски ткани, разрозненные волосы, какие-то пожелтевшие палочки… Стоп, это, кажется, кости! Только явно не все. У человека должно быть больше.
Когда на пол опали последние волоски, я прохрипел, пытаясь унять молотилово у себя в груди:
– Сама ты сало… Грязнуля несчастная.
Я заплакал. Напряжение отступило. Я встал рядом с кучкой тряпья и попытался её разобрать носком ботинка. Я хотел увидеть кости. Но костей не было. Несколько жирных следов на полу – и не более.
Убирался я до поздней ночи. Всё, что починке и ремонту не подлежало, я вынес на мусорку.
Тряпьё, оставшееся от преследовавшей меня потусторонней неряхи, к которому я всё ещё боялся прикасаться, незаметно по чуть-чуть исчезало – словно таяло. После моего похода к мусорным бакам оно пропало вообще.
Я драил тёплой водой с моющим средством всё, что могло отмыться – изгвазданные обои тоже. Они у меня такие, что их можно мыть. Спал я в одежде на голом матрасе – и меня никто не будил.
Утром я собрал сумку и отправился на вокзал. На карточке, которую тоже пришлось вымыть, оставалось немного денег – как раз на билет.
Я не знал, похоронили Таню или ещё нет. Но мама там всё равно одна теперь – без Таньки. Сразу после того, как я её выгнал – из-за бардака, который она постоянно устраивала у меня дома, сестра поехала к матери. Куда ещё ей было деваться?
Всю дорогу я смотрел в окно. Порой мне начинало казаться, что между деревьями по снегу кто-то бежит босиком – с чёрным куском тряпки на поводке. Но разве можно бегать так быстро?
Клац.
КРИПОТА - Первый страшный канал в Telegram