Грозовой перевал

Глава 12

Пока мисс Линтон бродила по парку и саду, вскармливая непролитыми слезами свою печаль, пока ее брат сидел, запершись в библиотеке среди книг, которые он даже не открывал, лелея призрачную надежду на то, что искренне раскаявшаяся Кэтрин придет умолять его о прощении и мириться, – в то время как сама Кэтрин по-прежнему отказывалась от еды, чтобы Эдгар страдал от ее отсутствия за столом, будучи уверена, что только отчаянная гордость не позволяет ему немедля броситься к ее ногам, – я как ни в чем не бывало продолжала свои хлопоты по хозяйству, все больше убеждаясь, что в стенах усадьбы «Скворцы» разумная душа живет в одном-единственном теле – моем собственном. Я решила не тратить времени, утешая юную мисс в ее горе и уговаривая госпожу поесть, равно как и не обращала особого внимания на вздохи моего хозяина, который в глубине души жаждал поговорить о своей жене, коль скоро он не слышит ее голоса. Я сказала себе: «Пусть каждый из них идет своим путем и на меня не рассчитывает», и решила твердо придерживаться этой линии поведения. И вот на горизонте забрезжили первые признаки успеха на выбранном мною пути – во всяком случае, мне так показалось.

На третий день миссис Линтон отперла дверь спальни: у нее кончилась вода в кувшине и в графине. Она потребовала наполнить эти сосуды и принести ей тарелку каши, потому что она, кажется, умирает. Мне подумалось, что эти слова предназначены для ушей Эдгара, потому и не поверила ей, однако оставила свои мысли при себе и как ни в чем не бывало принесла ей чаю с тостами. Она жадно поела и попила, а затем со стонами откинулась на подушки, ломая руки и восклицая: «Ах, я умираю! Умираю, потому что никому нет до меня дела! Раз так, то я хочу умереть… Не нужно мне было есть и пить вовсе…» Через некоторое время я услышала ее шепот: «Нет, назло ему не умру… иначе он только обрадуется… он меня совсем не любит… он не будет по мне скучать…»

– Вам что-нибудь нужно, мадам? – спросила я, сохраняя внешнее спокойствие, несмотря на ее ужасный вид и странные речи.
– Что сейчас делает это живое воплощение равнодушия? – спросила она, откидывая спутанные волосы с изможденного бледного лица. – Он что, впал в летаргию или умер?
– Ни то ни другое, – отвечала я, – если вы имеете в виду мистера Линтона. Сдается мне, он в добром здравии, но его занятия отнимают слишком много времени. Он постоянно среди своих книг в отсутствии другого общества.

Мне не следовало так с ней разговаривать, если бы я знала ее истинное состояние, но тогда меня не покидало чувство, что она притворяется.

– Среди своих книг! – вскричала она в негодовании. – В то время, когда я умираю? Да я стою на краю могилы, как он не понимает? Боже мой, знает ли он, как сильно я изменилась? – продолжала она, глядя на свое отражение в зеркале, висевшем напротив кровати. – Неужели это – Кэтрин Линтон? Он думает, что я дуюсь или играю роль. Неужели ты не можешь сказать ему, как далеко зашло дело, как все это серьезно? Нелли, если еще не поздно, как только я узнаю о его истинных чувствах, я либо окончательно решу уморить себя голодом – хотя это нельзя назвать наказанием для бессердечного, – либо одержу победу над своим недугом и навсегда уеду отсюда. Ты говоришь правду о нем? Берегись, если ты лжешь! Ему действительно все равно, буду я жить или умру?

– Вообще-то, мадам, – ответила я, – хозяин не знает, что вы на грани безумия, и, конечно же, не боится, что вы заморите себя голодом.
– Ты так думаешь? Тогда скажи ему, что я обязательно это сделаю! Убеди его! Говори от себя, скажи ему, что я действительно умру!
– Вы забыли, миссис Линтон, – напомнила я ей, – что вы с аппетитом поели сегодня вечером, а завтра наверняка почувствуете себя лучше от этого.

– Если бы я только знала, что это его погубит, – прервала она меня, – я бы тут же убила себя! Все эти три долгие и ужасные ночи я не сомкнула глаз. Господь свидетель, как же я страдала! Меня одолевали видения! Представляешь, Нелли, я даже вообразила, что ты меня больше не любишь. Как странно! Мне всегда казалось, что все, кто меня окружают, как бы они ни грызлись и ни ссорились между собой, неизменно любят меня. И все они буквально за несколько часов стали врагами. Я кожей чувствую их ненависть! Как страшно встречать смерть в окружении этих пустых, холодных лиц! Вот Изабелла, я так и вижу, как она с ужасом и отвращением отказывается войти в мою комнату, потому что ей, видите ли, боязно смотреть, как Кэтрин умирает. Вот Эдгар – он торжественно застыл у моего одра и спокойно наблюдает за моей кончиной. А потом благодарит Господа за то, что тот вернул ему мир в доме, и вновь зарывается в свои книги. Вдумайся, Нелли, – в

книги
! Да какое ему может быть дело до
книг
, если
я
умираю!

Она не могла смириться с мыслью, которую я ей внушила, что мистер Линтон бесстрастно взирает на происходящее. Ее горестное недоумение вдруг переросло в настоящее безумие, она заметалась, разорвала зубами подушку, а потом вскочила с кровати вся в лихорадке и закричала, чтобы я открыла окно. В то время была зима, холодный ветер дул с северо-востока, и я, конечно же, начала возражать. Стремительная смена выражений ее лица и перепады ее настроения заставили меня встревожиться не на шутку и вспомнить ее предшествующую болезнь и указания доктора о том, что ей нельзя перечить. Минуту назад она была в страшном гневе, а теперь, опершись на руку и не обращая внимания на мой отказ открыть окно, она, казалось, полностью погрузилась в детскую забаву: принялась вытаскивать перья из сделанных ею дыр в подушке и раскладывать их на кучки. Мысли ее витали где-то далеко.

– Вот индюшачье перо, – бормотала она про себя, – а это – перо дикой утки, а это голубиное перышко. Они кладут в подушку голубиные перья – вот почему я не могу умереть! Не забыть разбросать их по полу, когда я лягу. А вот перо глухаря, а это принадлежало чибису: его бы я узнала из тысячи. Такая красивая птица! Помню, как чибис кружил и кружил над нашими головами посреди вересковой пустоши. Он чувствовал приближение дождя. Это перо подобрали в вереске, птицу никто не подстрелил. Зимой мы увидели его гнездо, а в нем лежали маленькие скелетики. Хитклиф поставил силок над гнездом, и родители побоялись подлететь к птенцам. После этого я взяла с него слово, что он никогда не будет стрелять чибисов, и он его сдержал. О, вот еще их перья! Так значит, он все-таки застрелил моих чибисов, Нелли? Наверное, они красные от крови… хотя бы одно из них? Дай мне посмотреть, Нелли!

– Остановитесь, моя госпожа! Вы ведете себя как ребенок! – прервала я поток ее слов, отнимая у нее подушку и переворачивая ее дырами к матрасу, потому что теперь Кэтрин вынимала из нее перья горстями. – Ложитесь и закройте глаза – у вас самый настоящий бред! Ну и беспорядок вы учинили! Пух кругом так и летает, как снег!
Я принялась подбирать его по всей комнате.

– Ах, Нелли, – продолжала говорить Кэтрин с отрешенным выражением лица, – я вижу тебя старухой, седовласой и сгорбленной. Кровать – пещера фей у подножья Пеннистонских утесов, а ты собираешь волшебные эльфовы стрелы
[20]

, чтобы поразить ими наших телок. Вот я подхожу к тебе, а ты притворяешься, что это всего лишь клочья шерсти. Наверное, я вижу на пятьдесят лет вперед, ведь я знаю – сейчас ты не такая. Я не брежу, ты ошибаешься, иначе бы я на самом деле думала, что ты – старая, сморщенная ведьма и что я… я и вправду нахожусь у Пеннистонских утесов. Нет и нет, я точно знаю: сейчас ночь, на столе горят две свечи. Их свет отражается в дверце черного бельевого шкафа, сверкающей, как агат.

– Черного шкафа? Где же тут черный шкаф, госпожа? – спросила я. – Вы, сдается мне, грезите наяву!
– Да вот же он, стоит у стены, как всегда! – ответила она. – Но он и вправду какой-то странный. Ах, я вижу в дверце чье-то лицо…
– В этой комнате нет никакого шкафа, и никогда не было, – твердо сказала я, садясь рядом с ее кроватью и приподнимая занавесь полога, чтобы лучше видеть Кэтрин.
– Разве
ты
не видишь лицо? – спросила она, пристально вглядываясь в зеркало.

Я ответила, что я и вправду вижу лицо в зеркале, но не смогла убедить ее, что лицо это – ее собственное. Пришлось встать и занавесить зеркало шалью.
– Там, за занавесом, какое-то существо! – продолжала она, заметно волнуясь и находясь во власти своего бреда. – Смотри, смотри, оно шевелится! Кто это? Только бы оно не вылезло наружу, когда ты уйдешь… Ах, Нелли! Эта комната проклята, она населена призраками! Я боюсь оставаться здесь одна!

Я взяла ее руку в свою и попробовала ее успокоить, потому что по ее телу вновь и вновь пробегала дрожь, и она, как зачарованная, не могла отвести глаз от зеркала.
– Никого тут нет! – настойчиво повторяла я. – Вы видите свое отражение, миссис Линтон. Это вы сами!
– Это я сама? – в ужасе вскричала она. – И часы бьют двенадцать! Значит, это правда! Как это ужасно!

Она вцепилась в простыни и натянула их на голову, чтобы закрыть лицо. Я попыталась пробраться к двери, чтобы позвать ее мужа, но меня остановил пронзительный вопль – шаль упала с рамы зеркала.
– Ну-ну, успокойтесь! Ничего не случилось! – воскликнула я. – Нельзя же быть такой трусихой! Очнитесь, мадам! Это же всего-навсего зеркало. Вы видите в нем себя, и еще видите меня – вот я стою рядом с вами.

В полном смятении она крепко держала меня, но ужас постепенно сходил с ее лица. Вместо смертельной бледности на нем появилась краска стыда.
– О Господи! Мне показалось, что я дома, – вздохнула она. – Я решила, что лежу в своей комнате на Грозовом Перевале. Я еще очень слаба, у меня все в голове мешается, поэтому я и закричала. Ничего не говори, просто останься со мной. Я боюсь спать, меня терзают кошмары.

– Вам нужно хорошенько выспаться, – ответила я, – и, надеюсь, ваши мучения, мадам, заставят вас отказаться от идеи уморить себя голодом.
– Ах, если бы мне очутиться в моей постели в старом доме! – продолжала она с горечью, ломая в отчаянии руки. – И чтобы ветер выл в елях за окном… Дай мне снова его почувствовать. Дай мне снова услышать, как он дует с вересковой пустоши! Дай мне опять вдохнуть его полной грудью хоть один раз!

Чтобы успокоить ее, я на секунду растворила окно. Оттуда так и понесло лютым холодом. Я закрыла окно и вернулась на свое место у постели Кэтрин. Теперь она лежала спокойно, но лицо ее было залито слезами. Полный упадок телесных сил совершенно истощил ее дух. Наша неистовая Кэтрин превратилась в плаксивого ребенка.
– Сколько времени я уже сижу здесь взаперти? – спросила она, словно бы воспрянув.
– Вы заперлись в понедельник, а сейчас вечер четверга, скорее даже утро пятницы, – ответила я.

– Как? Той же недели? – воскликнула она. – Такой короткий срок!
– Достаточный для той, кто питается одной холодной водою и собственной злостью, – заметила я.

– А мне показалось, что часы тянутся бесконечно, – пробормотала она в сомнении. – Должно было пройти гораздо больше времени. Помню, я осталась в гостиной после их ссоры, и Эдгар принялся говорить мне ужасные вещи, а я в отчаянии убежала в свою комнату. Как только я заперла дверь, на меня навалилась тьма и я упала на пол. Там, в гостиной, я не могла объяснить Эдгару, что у меня точно начинается припадок, что я просто-напросто сойду с ума, если он продолжит бросаться своими нелепыми обвинениями! Язык меня не слушался, мысли вихрем проносились в голове, а он, должно быть, и не догадывался, как я страдаю. Мне едва достало сил убежать от него и его голоса. Когда ко мне вернулись зрение и слух, уже светало. И знаешь, Нелли, вот о чем я думала, вот какая картина меня неотвязно преследовала, пока я лежала на полу, головой упершись в ножку стола и вперив взгляд в едва различимый серый квадрат окна: мне показалось, что я снова дома, в своем алькове с дубовыми панелями, и мое сердце терзает какое-то большое горе, которое, проснувшись, я не могу припомнить. Я просто места себе не находила от того, что не помнила, что это было, и – что самое удивительное – семи последних лет моей жизни как будто и не бывало! Они изгладились из моей памяти, стерлись совсем. Вообрази, я снова – маленькая девочка, отца моего только что похоронили, и я несчастна из-за того, что по приказу Хиндли мы разлучены с Хитклифом. Меня в первый раз уложили спать одну в нашей с Хитклифом комнате. Вот я стряхиваю с себя

– Потому что не хочу, чтобы вы простыли насмерть, мадам, – ответила я.
– Значит, ты лишаешь меня последнего шанса на жизнь, – сердито воскликнула она. – Но я еще не совсем беспомощна, я сама открою окно!

И соскочив с кровати, прежде чем я успела ей помешать, она, шатаясь, прошла через всю комнату, распахнула окно и свесилась из него, не обращая внимания на морозный воздух, который, как острый нож, впился в ее обнаженные плечи. Я принялась уговаривать ее, а потом попробовала силой оттащить от окна. Но оказалось, что в бреду она гораздо сильнее меня, а то, что бред этот продолжается и ширится, я поняла по ее последующим словам и поступкам. Луны не было, и все внизу утопало в туманной мгле, нигде – ни далеко, ни близко – не было видно ни огонька; все дома в округе погрузились в сон, а окон Грозового Перевала из усадьбы видно не было, однако Кэтрин показалось, что она различает в них свет.

– Ты только посмотри! – воскликнула она. – Вот моя комната, в ее окне – свеча, а перед самым стеклом качаются деревья! А вот и вторая свеча – она у Джозефа, на чердаке. Джозеф ведь любит засиживаться допоздна… Он ждет, когда я вернусь, чтобы запереть ворота. Ничего, пусть подождет – путь неблизкий. Дорога тяжела, а на сердце тяжесть еще больше! И не миновать мне погоста Гиммертонской церкви! Когда мы бывали там вместе с Хитклифом, мы никогда не боялись призраков – могли запросто встать среди могил и покликать покойников. А теперь, Хитклиф, хватит ли у тебя на это смелости, если я попрошу? Если хватит, мы с тобой снова будем вместе. Я не хочу лежать там одна – пусть меня закопают на двенадцать футов вглубь, пусть обрушат на мою могилу Гиммертонскую церковь, но не будет мне покоя, пока ты не окажешься рядом. Нет, не будет!

Она смолкла, а потом продолжала со странной улыбкой:
– Он колеблется! Он хочет, чтобы я сама пришла к нему! Тогда найди дорогу, но только не через кладбище… Что же ты медлишь? Раньше ты всегда следовал за мной – довольствуйся этим!

Поняв, что мне не унять Кэтрин в ее безумии, я стала оглядываться вокруг в поисках чего-нибудь, что можно было бы набросить на нее для защиты от холода. Отпустить больную я не решалась, ведь окно по-прежнему было открыто. В этот момент, к моему удивлению, я услышала, как повернулась дверная ручка, и в комнату вошел мистер Линтон. Он только что покинул библиотеку и, проходя по коридору, услышал наши голоса. То ли любопытство, то ли страх заставили его заглянуть к нам, чтобы узнать, что происходит в комнате его жены в столь поздний час.

– О, сэр! – воскликнула я, предвосхищая восклицание, готовое сорваться с его уст при виде открывшейся ему ужасной картины и ощущении страшного холода, царившего в комнате. – Моя бедная госпожа больна, а мне с ней никак не сладить. Она ни за что не желает идти в постель – прошу вас, уговорите ее. Отбросьте ваш гнев, только вы можете на нее повлиять, ежели она что задумала!
– Кэтрин больна? – спросил он, бросаясь к нам. – Немедленно закрой окно, Эллен! Кэтрин, почему ты…

Он замолчал, пораженный изможденным видом своей жены, и не мог произнести ни слова, переводя взгляд с меня на нее в ужасе и изумлении.
– Она не выходила из этой комнаты и почти ничего не ела, – продолжала я, – она ни на что не жаловалась, но и никого не впускала сюда вплоть до этого вечера. Вот поэтому мы не могли доложить вам о ее состоянии, сами о нем не ведая. Но ничего страшного…
Я сама почувствовала, что объяснения мои жалки и неубедительны, а хозяин нахмурился:

– Так считаешь, что ничего страшного не случилось, Эллен Дин? – спросил он сурово. – Ты будешь держать ответ за то, что оставляла меня в неведении так долго.
Он обнял жену и принялся баюкать ее, как младенца, с болью глядя на нее.

Сначала она не узнала его: взор ее был устремлен вдаль, а все прочее оставалось для нее невидимым. Но ее безумие еще не завладело ею полностью. Оторвав взгляд от ночной тьмы за окном, она постепенно смогла сосредоточиться на происходящем и поняла, кто обнял ее так сильно и не отпускает.

– Ах! Вот ты и пришел, Эдгар Линтон! Ведь это ты! – воскликнула она, распаляя свой гнев. – Стало быть, ты как вещь, которая вечно попадается под руку, когда она совершенно не нужна, и исчезает бесследно, когда без нее не обойтись. Я чувствую, что сейчас начнутся жалобы и причитания, но они не удержат меня в этих стенах! Я уйду в свой тесный дом, в мое последнее прибежище еще до того, как кончится весна! Но никогда, слышишь, никогда, не упокоюсь я среди Линтонов. Не хочу лежать под сводами церкви, а только под вольным небом, и чтобы в изголовье стоял простой надгробный камень. А ты выбирай: отправишься к предкам или присоединишься ко мне!

– Кэтрин, что ты наделала? – начал мой хозяин. – Неужели я больше для тебя ничего не значу? Ты любишь этого проклятого Хит…

– Молчи! – закричала миссис Линтон. – Ни слова больше! Еще раз назовешь его имя, и я выброшусь в окно! Тело мое, которое ты сейчас обнимаешь, пока остается твоим, но душа моя уже не здесь и отлетит за дальние утесы еще до того, как ты вновь дотронешься до меня. Ты не нужен мне больше, Эдгар. Когда я ждала тебя, ты не пришел. А сейчас возвращайся к своим книгам. Пусть они послужат и дальше для тебя утешением, потому что ты навсегда лишился меня и моей любви.

– Она не в себе, сэр, – сочла я за благо вмешаться. – Она весь вечер бредит, но если ей обеспечить покой и надлежащий уход, она оправится. Но до этих пор нам нельзя огорчать ее.

– Я не нуждаюсь более в твоих советах, – ответил мистер Линтон. – Ты прекрасно знала, как хрупко душевное равновесие твоей госпожи, но толкала меня на проявления излишней суровости. Ты целых три дня и словом не обмолвилась, в каком она состоянии! Как это бессердечно! Даже несколько месяцев болезни не привели бы к таким ужасным переменам!
Я принялась оправдываться, ведь мне совсем не хотелось отвечать за чужие грехи и злонравие.

– А я знаю, что характер у миссис Линтон властный, а нрав – упрямый, – воскликнула я. – И как же мне было догадаться, что вы готовы потакать ее прихотям, что я должна смотреть сквозь пальцы, ей в угоду, на поведение мистера Хитклифа? Я исполнила свой долг, как верная служанка ваша, я вам все донесла, что здесь творилось, вот вы мне и отплатили полной монетой! Впредь буду умнее – захотите чего разузнать, так уж разведывайте сами!

– Еще раз придешь ко мне со своими наговорами – вылетишь с моей службы! – заявил хозяин.
– А вы, верно, предпочитали об этом ничего не знать, мистер Линтон? – сказала я. – Получается, что Хитклиф с вашего разрешения приходил в каждую вашу отлучку, чтобы ухаживать за нашей мисс и своим злоречием восстанавливать против вас вашу жену?
Несмотря на то, что Кэтрин была еще не в себе, у нее хватило ума понять, о чем мы ведем разговор. Она тут же откликнулась на него по-своему.

– Ага! – воскликнула она со всей возможной страстью. – Нелли меня предала! Нелли – мой скрытый враг! Ты – ведьма, Эллен Дин, ты и вправду собирала волшебные стрелы на пустоши, чтобы поразить ими всех нас! Отпусти меня, Эдгар, дай мне только добраться до этой чертовки! Я заставлю ее прилюдно отречься от заговоров и колдовства!

Лицо ее исказилось в гримасе полного безумия, она отчаянно забилась, силясь вырваться из объятий Линтона. У меня не было никакого желания вступать в эту бессмысленную перепалку. Кэтрин явно нуждалась во враче, и я быстро вышла из комнаты, чтобы тотчас на свой страх и риск побежать за доктором.

Когда я проходила через сад, чтобы выйти на дорогу в Гиммертон, то увидела у коновязи что-то белое, мотавшееся и трепетавшее изо всех сил, но не от порывов ветра. Несмотря на свою спешку, я решила посмотреть, что же это такое. «Уж не явилось ли мне существо из мира духов?» – пронеслось у меня в голове. Каково же было мое удивление и смятение, когда я обнаружила – скорее, на ощупь, чем с помощью зрения – что передо мной Фанни, любимая собачка мисс Изабеллы породы спаниель. Несчастное животное висело в петле из носового платка и находилось при последнем издыхании. Я быстро освободила Фанни и отнесла ее в сад. Этим вечером я видела, как собачка сопровождала мисс Изабеллу наверх, когда та шла спать, и никак не могла понять, как Фанни очутилась в саду и кто был тот негодяй, который решил поиздеваться над животным. Когда я развязывала петлю, мне показалось, что с дороги доносится шум копыт лошади, которую пустили вскачь, но слишком много других мыслей теснилось у меня в голове, чтобы я призадумалась над этим обстоятельством. На деле же странно было услышать такие звуки в этом глухом месте, да еще в два часа ночи.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь