Громоотвод. А.С. Бухов

Громоотвод. А.С. Бухов

https://t.me/korotkie

I

Я страшно не люблю отупевших, нелюбознательных людей, для которых все, выходящее из тесного круга их профессиональных интересов, тупо, мертво и ненужно, и слушать около двух часов хорошо продуманный, небездоказательный рассказ о том, что если бы местное мясо перевезти на гамбургскую биржу, то будет известное колебание цен, я не мог.

Поэтому-то я встал и вместо задуманных двенадцати часов, которые свободно можно было растянуть до двух, ушел в восемь часов вечера, полный презрения к этому черствому, мучительно-спокойному человеку, которого слепой случай, и ничто другое, натолкнул сделаться отцом Нины.

Отправляясь к Улитиным, я обычно распределял время так: Разговор в передней (полушепотом) с Ниной о том, как ловким движением проскользнуть из столовой в ее комнату.

Разговор за чаем с папой о поднятии нефтяной промышленности в Гренландии.

Легкое припоминание папы вчерашних биржевых цен.

Вынужденный спор о том, нужно ли уходить домой после чая сразу или оставаться.

Мамин рассказ о разбитой сегодня миске и об общем огрубении прислуги.

И все же, несмотря на такое явно несправедливое распределение моего рабочего времени у Улитиных, в рубрику пребывания с Ниной вдвоем я мог вставить свободно два или три часа, изредка прерываемых приходом дорогого папы, с рассказом о том, что узкоколейные дороги, видимо, переживают сильный кризис и что его знакомый инженер совершенно тождественного с ним мнения.

Иногда предполагаемый распорядок круто менялся, и вместо того, чтобы отпустить нас с Ниной отдышаться от очередного рассказа о неудачных операциях сибирского банка, папа садился поудобнее в кресло и читал нам вслух, сопровождая ценными и не без известной насмешливости замечаниями отчет местного общества борьбы с бугорчаткой.

Нина с трагической улыбкой кивала в такт чтецу головой и бессильно смахивала крупные набегающие слезы. Я смотрел в окно на заснувшего извозчика с таким бешеным вниманием, как будто бы и он, и его лошадь были теми только что найденными существами, с которыми я хотел навеки соединить свою одинокую полную разочарований жизнь.

Я понимал, что дальше идти было некуда. Оставалось только одно - чтобы Нина совсем уходила из дому, заметив мое приближение, а я сам настолько увлекся бы прелестями доброго папы как рассказчика и популяризатора экономических доктрин, что тут же очертя голову сделал ему предложение.

Поэтому-то я и пошел к Лухину.

- Видишь ли,- задумчиво произнес Лухин,- я, собственно, не знаю, чем я тебе здесь могу быть полезен. Если ты хочешь предложить убрать этого человека, я не согласился бы. Ты прекрасно знаешь, что моим очередным делам и литературным связям сильно помешала бы бессрочная каторга... Не меньше помешала бы и заранее обусловленная сроком, если бы я просто поджег дом Улитиных и заставил бы старика пережить настолько сильное ощущение, чтобы он или онемел, или просто настолько обгорел, что твои взаимоотношения с ним свелись бы исключительно к переговорам с бюро похоронных процессий...

- Делай что знаешь,- уныло простонал я,- только помни... Пойдем со мной к Улитиным. Я хоть один вечер поговорю с Ниной, а ты в то время будешь говорить с папой... Говори о чем хочешь. Захвати сборник тригонометрических задач на конкурс, заучи наизусть несколько технических названий - только займи ты этого зверя... Наговори обо мне кучу лестных вещей, и я тебя озолочу...

- Озолоти, пожалуй... Мне все равно,- равнодушно заметил Лухин,- только как же тебя расхваливать...

- Ну, как, как... Конечно, не настаивай на том, что я могу приподнять одной рукой восемь пудов, что из меня мог бы выйти превосходный станционный жандарм или что в моем лице русские фальшивомонетчики потеряли достойного теоретика... Что хочешь говори, только будь этим, как его... громоотводом...

Лухину, по-видимому, сильно понравилась эта незатейливая роль, и он скоро согласился.

- Идем. Буду. Весь заряд электричества приму сюда.- Он показал на то место, между грудью и желудком, куда, по его мнению, всякий добросовестный громоотвод прячет получаемое им электричество.

Когда мы проходили мимо одного знакомого ресторана по пути к Улитиным, Лухин толкнул меня в плечо и подмигнул на вход.

- Ну?.. Как это говорится: громоотвод плавать любит...

- В первый раз,- скромно возразил я,- слышу о таких свойствах этого незатейливого прибора. Если уж очень хочешь, зайдем.

Плавал громоотвод с искусством опытнейшего спортсмена - до десяти часов вечера.

II

В начале одиннадцатого, когда папа уже собирался начать очередной вечерний рассказ о том, что он видел сегодня во время послеобеденного сна, мы пошли к Улитиным.

Только что представленный, Лухин сразу почувствовал себя душой общества, человеком, находящимся в дружеском семейном кругу.

- А... папа! Знаменитый папа! - весело закричал он, игриво похлопав Улитина по животу,- веселый рассказчик! Ну-ка, а расскажите об аргентинском экспорте сала? А? Не знаете?.. Здорово...

И, весело икнув от неприлично застрявшей в горле ресторанной осетрины, Лухин продолжал смотреть на моего смущенного врага с доброй, но слегка вызывающей улыбкой.

- А Мишка,- и он ткнул меня пальцем,- все рассказывал о вас... Сядет, говорит, за стол и рассказывает... Часа три битых говорит... И политика, и малитика, и история-кистория...

У меня беспомощно опустились руки. Папа Улитин сумрачно рассматривал обои, мало поддаваясь жизнерадостному настроению Лухина.

Почувствовав себя окончательно хозяином положения, тот шагнул, прибегая к поддержке незатейливой улитинской мебели, и обратился к Нине.

- Вот она... Богиня моего друга... Чай, хочется пойти поворковать друг с другом... Обняться, поцеловаться, сладким словом обмолвиться... Смотрит на нас и думает: посидели бы вы здесь, старые дураки, поговорили бы друг с другом, а мы бы уж нашли что делать... Старые, мол, вы идиоты...

- Извините,- сухо произнес обескураженный папа,- мне кажется...

- Да чего уж там кажется,- весело махнул рукой Лухин,- почему кажется... Старые мы с вами для них... Никудышные ослы.

- Мне думается, что ты немного,- попробовал я робко втереться в лухинский монолог,- что ты...

- Ну что - что ты, что я, что мы...- презрительно-ласково кинул Лухин,- тоже нюня... Другой бы взял девушку за руку, отвел бы в комнату, переговорил, что надо... А ты что олухом стоишь... Жених... Мы уж здесь папашкой займемся...

- Виноват,- холодно произнес Улитин,- кто здесь папашка, кто жених... Видите ли...

- Как - кто папашка,- фыркнул, затрясясь от смеха, Лухин,- да разве кто сомневался... Или был грешок.- И он весело кивнул на одинокую маму, застрявшую в портьере.

- Это что же-с,- вдруг сорвался с места папа,- это вы кого же привели сюда... Это...

- Сам пришел,- деловито заметил Лухин,- дай, думаю, выручу приятеля, сам бывал в таких положениях: придешь, а папочка с мамочкой слова сказать не дадут...

- Лухин,- жалобно простонал я,- Лухин...

- Ну что - Лухин, Лухин,- огрызнулся Лухин и вдруг, взглянув на меня с непонятным чувством возмущения, обратился к Нине,- то есть это, я вам скажу, черт знает что... Стоит - слюни распустил. В кабаке - душа нараспашку: чуть что - стаканы бить... Женщины из комнаты не выходят, а здесь тюря такая... Распустился...

Ниночка густо покраснела и, упав на стул, заплакала горячо и надолго. Папа потянулся к звонку...

Когда мы вышли, отнесясь презрительно к устаревшему институту прощания, Лухин уже на улице вдруг обнял меня в приливе какого-то радостного сознания хорошо сделанного дела и, засмеявшись, спросил:

- А ну, видел, как надо держаться с этими людьми? Сознайся сам, будет он теперь с тобой разговаривать по три часа подряд?

- Не будет,- глухо подтвердил я, чувствуя лухинскую правоту,- теперь не будет...

- То-то... А ты - громоотвод, громоотвод,- весело проговорил Лухин,- вот, брат, как надо делать... Да ты, кажется, сердишься? Вот чудак...


Report Page