Глава 8

Вы­зывать так­си ока­залось поз­дно, приш­лось ид­ти на стан­цию пеш­ком. Вок­зал был не­дале­ко, но хо­лод сто­ял со­бачий, и по сне­гу ид­ти бы­ло труд­но, да еще че­мода­ны сту­кали по но­гам, как на­нятые. Но ды­шать бы­ло при­ят­но. Пло­хо толь­ко, что от хо­лод­но­го воз­ду­ха сад­ни­ли нос и вер­хняя гу­ба — ме­ня по ней дви­нул Стрэд­лей­тер. Он мне раз­бил гу­бу об зу­бы, это здо­рово боль­но. За­то ушам бы­ло теп­ло. На этой мо­ей шап­ке бы­ли на­уш­ни­ки, и я их опус­тил. Пле­вать мне бы­ло, ка­кой у ме­ня вид. Все рав­но кру­гом ни ду­ши. Все дав­но хра­пели.

Мне по­вез­ло, ког­да я при­шел на вок­зал. Я ждал по­ез­да все­го де­сять ми­нут. По­ка ждал, я наб­рал сне­гу и вы­тер ли­цо. Во­об­ще я люб­лю ез­дить по­ез­дом, осо­бен­но ночью, ког­да в ва­гоне свет­ло, а за ок­ном те­мень и по ва­гону раз­но­сят ко­фе, сан­дви­чи и жур­на­лы. Обыч­но я бе­ру сан­двич с вет­чи­ной и шту­ки че­тыре жур­на­лов. Ког­да едешь ночью в ва­гоне, мож­но без осо­бого от­вра­щения чи­тать да­же иди­от­ские рас­ска­зы в жур­на­лах. Вы зна­ете ка­кие. Про вся­ких по­каз­ных ти­пов с квад­ратны­ми че­люс­тя­ми по име­ни Дэ­вид и по­каз­ных кра­соток, ко­торых зо­вут Лин­да или Мар­сия, они еще всег­да за­жига­ют этим Дэ­видам их ду­рац­кие труб­ки. Ночью в ва­гоне я мо­гу чи­тать да­же та­кую дрянь. Но тут не мог. По­чему-то не­охо­та бы­ло чи­тать. Я прос­то си­дел и ни­чего не де­лал. Толь­ко снял свою охот­ничью шап­ку и су­нул в кар­ман.

И вдруг в Трен­то­не вош­ла да­ма и се­ла ря­дом со мной. Ва­гон был поч­ти пус­той, вре­мя поз­днее, но она все рав­но се­ла ря­дом со мной, а не на пус­тую скамью, по­тому что я си­дел на пе­ред­нем мес­те, а у нее бы­ла гро­мад­ная сум­ка. И она выс­та­вила эту сум­ку пря­мо в про­ход, так что кон­дуктор или еще кто мог об нее спот­кнуть­ся. Дол­жно быть, она еха­ла с ка­кого-ни­будь при­ема или ба­ла — на платье бы­ли ор­хи­деи. Лет ей, ве­ро­ят­но, бы­ло око­ло со­рока—со­рока пя­ти, но она бы­ла очень кра­сивая. Я от жен­щин бал­дею. Чес­тное сло­во. Нет, я вов­се не в том смыс­ле, вов­се я не та­кой баб­ник, хо­тя я до­воль­но-та­ки впе­чат­ли­тель­ный. Прос­то они мне нра­вят­ся. И веч­но они ста­вят свои ду­рац­кие сум­ки пос­ре­ди про­хода.

Си­дим мы так, и вдруг она го­ворит:

— Прос­ти­те, но, ка­жет­ся, это нак­лей­ка шко­лы Пэн­си?

Она смот­ре­ла на­верх, на сет­ку, где ле­жали мои че­мода­ны.

— Да, — го­ворю я. И прав­да: у ме­ня на од­ном че­мода­не дей­стви­тель­но ос­та­лась школь­ная нак­лей­ка. Де­шев­ка, ни­чего не ска­жешь.

— Ах, зна­чит, вы учи­тесь в Пэн­си? — го­ворит она. У нее был очень при­ят­ный го­лос. Та­кой хо­рошо зву­чит по те­лефо­ну. Ей бы во­зить с со­бой те­лефон­чик.

— Да, я там учусь, — го­ворю.

— Как при­ят­но! Мо­жет быть, вы зна­ете мо­его сы­на? Эр­нест Мор­роу — он то­же учит­ся в Пэн­си.

— Знаю. Он в мо­ем клас­се.

А сын ее был са­мый что ни на есть пос­ледний гад во всей этой мер­зкой шко­ле. Всег­да он пос­ле ду­ша шел по ко­ридо­ру и бил всех мок­рым по­лотен­цем. Вот ка­кой гад.

— Ну, как ми­ло! — ска­зала да­ма. И так прос­то, без крив­ля­ния. Она бы­ла очень при­вет­ли­вая. — Неп­ре­мен­но ска­жу Эр­несту, что я вас встре­тила. Как ва­ша фа­милия, мой дру­жок?

— Ру­дольф Шмит, — го­ворю. Не хо­телось рас­ска­зывать ей всю свою би­ог­ра­фию. А Ру­дольф Шмит был ста­рик швей­цар в на­шем кор­пу­се.

— Нра­вит­ся вам Пэн­си? — спро­сила она.

— Пэн­си? Как вам ска­зать. Там неп­ло­хо. Ко­неч­но, это не рай, но там не ху­же, чем в дру­гих шко­лах. Пре­пода­вате­ли там есть впол­не доб­ро­совес­тные.

— Мой Эр­нест прос­то обо­жа­ет шко­лу!

— Да, это я знаю, — го­ворю я. И на­чинаю на­вора­чивать ей все, что по­лага­ет­ся: — Он очень лег­ко ужи­ва­ет­ся. Я хо­чу ска­зать, что он уме­ет ла­дить с людь­ми.

— Прав­да? Вы так счи­та­ете? — спро­сила она. Вид­но, ей бы­ло очень ин­те­рес­но.

— Эр­нест? Ну ко­неч­но! — ска­зал я. А сам смот­рю, как она сни­ма­ет пер­чатки. Ну и ко­лец у нее!

— Толь­ко что сло­мала но­готь в так­си, — го­ворит она. Пос­мотре­ла на ме­ня и улыб­ну­лась. У нее бы­ла уди­витель­но ми­лая улыб­ка. Очень ми­лая. Лю­ди ведь во­об­ще не улы­ба­ют­ся или улы­ба­ют­ся как-то про­тив­но.

— Мы с от­цом Эр­неста час­то тре­вожим­ся за не­го, — го­ворит она. — Иног­да мне ка­жет­ся, что он не очень схо­дит­ся с людь­ми.

— В ка­ком смыс­ле?

— Ви­дите ли, он очень чут­кий маль­чик. Он ни­ког­да не дру­жил по-нас­то­яще­му с дру­гими маль­чи­ками. Мо­жет быть, он ко все­му от­но­сит­ся серь­ез­нее, чем сле­дова­ло бы в его воз­расте.

«Чут­кий»! Вот умо­ра! В крыш­ке от уни­таза и то боль­ше чут­кости, чем в этом са­мом Эр­несте.

Я пос­мотрел на нее. С ви­ду она бы­ла вов­се не так глу­па. С ви­ду мож­но по­думать, что она от­лично по­нима­ет, ка­кой гад ее сы­нок. Но тут де­ло тем­ное — я про ма­терей во­об­ще. Все ма­тери нем­ножко по­мешан­ные. И все-та­ки мать это­го под­ло­го Мор­роу мне пон­ра­вилась. Очень слав­ная.

— Не хо­тите ли си­гаре­ту? — спра­шиваю.

Она ог­ля­дела весь ва­гон.

— По-мо­ему, это ва­гон для не­куря­щих, Ру­дольф! — го­ворит она. «Ру­дольф»! По­дох­нуть мож­но, чес­тное сло­во!

— Ни­чего! Мож­но по­курить, по­ка на нас не за­орут, — го­ворю.

Она взя­ла си­гарет­ку, и я ей дал за­курить.

Ку­рила она очень ми­ло. За­тяги­валась, ко­неч­но, но как-то не жад­но, не то что дру­гие да­мы в ее воз­расте. Очень она бы­ла оба­ятель­ная. И как жен­щи­на то­же, ес­ли го­ворить прав­ду.

Вдруг она пос­мотре­ла на ме­ня очень прис­таль­но.

— Ка­жет­ся, у вас кровь идет но­сом, дру­жочек, — го­ворит она вдруг.

Я кив­нул го­ловой, вы­тащил но­совой пла­ток.

— В ме­ня по­пали снеж­ком, — го­ворю, — зна­ете, с ле­дыш­кой.

Я бы, на­вер­но, рас­ска­зал ей всю прав­ду, толь­ко дол­го бы­ло рас­ска­зывать. Но она мне очень нра­вилась. Я да­же по­жалел, за­чем я ска­зал, что ме­ня зо­вут Ру­дольф Шмит.

— Да, ваш Эр­ни, — го­ворю, — он у нас в Пэн­си об­щий лю­бимец. Вы это зна­ли?

— Нет, не зна­ла!

Я кив­нул го­ловой.

— Мы не сра­зу в нем ра­зоб­ра­лись! Он за­нят­ный ма­лый. Прав­да, со стран­ностя­ми — вы ме­ня по­нима­ете? Взять, нап­ри­мер, как я с ним поз­на­комил­ся. Ког­да мы поз­на­коми­лись, мне по­каза­лось, что он нем­но­го за­да­ет­ся. Я так ду­мал сна­чала. Но он не та­кой. Прос­то он очень сво­еоб­разный че­ловек, его не сра­зу уз­на­ешь.

Бед­ная мис­сис Мор­роу ни­чего не го­вори­ла, но вы бы на нее пос­мотре­ли! Она так и зас­ты­ла на мес­те. С ма­теря­ми всег­да так — им толь­ко рас­ска­зывай, ка­кие у них ве­лико­леп­ные сы­новья.

И тут я ра­зошел­ся вов­сю.

— Он вам го­ворил про вы­боры? — спра­шиваю. — Про вы­боры в на­шем клас­се?

Она по­кача­ла го­ловой. Ей-бо­гу, я ее прос­то за­гип­но­тизи­ровал!

— По­нима­ете, мно­гие хо­тели выб­рать ва­шего Эр­ни ста­рос­той клас­са. Да, все еди­ног­ласно на­зыва­ли его кан­ди­дату­ру. По­нима­ете, ник­то луч­ше его не спра­вил­ся бы, — го­ворю. Ох, и на­вора­чивал же я! — Но выб­ра­ли дру­гого — зна­ете, Гар­ри Фен­се­ра. И выб­ра­ли его толь­ко по­тому что Эр­ни не поз­во­лил выд­ви­нуть его кан­ди­дату­ру. И все от­то­го, что он та­кой скром­ный, зас­тенчи­вый, от­то­го и от­ка­зал­ся… Вот до че­го он скром­ный. Вы бы его оту­чили, чес­тное сло­во! — Я пос­мотрел на нее. — Раз­ве он вам не рас­ска­зывал?

— Нет, не рас­ска­зывал.

Я кив­нул.

— Это на не­го по­хоже. Да, глав­ный его не­дос­та­ток, что он слиш­ком скром­ный, слиш­ком зас­тенчи­вый. Чес­тное сло­во, вы бы ему ска­зали, чтоб он так не стес­нялся.

В эту ми­нуту во­шел кон­дуктор про­верять би­лет у мис­сис Мор­роу, и мне мож­но бы­ло за­мол­чать. А я рад, что я ей все это на­вер­тел. Во­об­ще, ко­неч­но, та­кие ти­пы, как этот Мор­роу, ко­торые бь­ют лю­дей мок­рым по­лотен­цем, да еще но­ровят уда­рить по­боль­нее, та­кие не толь­ко в детс­тве сво­лочи, они всю жизнь сво­лочи. Но я го­ловой ру­ча­юсь, что пос­ле мо­ей брех­ни бед­ная мис­сис Мор­роу бу­дет всег­да пред­став­лять се­бе сво­его сы­на эта­ким скром­ным, зас­тенчи­вым ма­лым, ко­торый да­же не поз­во­лил нам выд­ви­нуть его кан­ди­дату­ру. Это впол­не воз­можно. Кто их зна­ет. Ма­тери в та­ких де­лах не очень-то раз­би­ра­ют­ся.

— Не угод­но ли вам вы­пить кок­тей­ль? — спра­шиваю. Мне са­мому за­хоте­лось вы­пить. — Мож­но пой­ти в ва­гон-рес­то­ран. Пой­дем­те?

— Но, ми­лый мой — раз­ве вам раз­ре­шено за­казы­вать кок­тей­ли? — спра­шива­ет она. И ни­чуть не свы­сока. Слиш­ком она бы­ла слав­ная, чтоб раз­го­вари­вать свы­сока.

— Во­об­ще-то не раз­ре­ша­ет­ся, но мне по­да­ют, по­тому что я та­кой вы­сокий, — го­ворю. — А по­том, у ме­ня се­дые во­лосы. — Я по­вер­нул го­лову и по­казал, где у ме­ня се­дые во­лосы. Она пря­мо обал­де­ла. — Прав­да, по­чему бы вам не вы­пить со мной? — спра­шиваю. Мне очень за­хоте­лось с ней вы­пить.

— Нет, по­жалуй, не сто­ит. Спа­сибо, дру­жочек, но луч­ше не на­до, — го­ворит. — Да и рес­то­ран, по­жалуй, уже зак­рыт. Ведь сей­час очень поз­дно, вы это зна­ете?

Она бы­ла пра­ва. Я сов­сем за­был, ко­торый час.

Тут она пос­мотре­ла на ме­ня и спро­сила о том, че­го я бо­ял­ся:

— Эр­нест мне пи­сал, что он вер­нется до­мой в сре­ду, что рож­дес­твенские ка­нику­лы нач­нутся толь­ко в сре­ду. Но ведь вас не выз­ва­ли до­мой сроч­но, на­де­юсь, у вас ник­то не бо­лен?

Вид­но бы­ло, что она дей­стви­тель­но за ме­ня вол­ну­ет­ся, не прос­то лю­бопыт­ни­ча­ет, а всерь­ез бес­по­ко­ит­ся.

— Нет, до­ма у нас все здо­ровы, — го­ворю. — Де­ло во мне са­мом. Мне на­до де­лать опе­рацию.

— Ах, как жал­ко! — Я ви­дел, что ей в са­мом де­ле ме­ня бы­ло жал­ко. А я и сам по­жалел, что смо­розил та­кое, но бы­ло уже поз­дно.

— Да ни­чего серь­ез­но­го. Прос­то у ме­ня кро­хот­ная опу­холь на моз­гу.

— Не мо­жет быть! — Она от ужа­са зак­ры­ла рот ру­ками.

— Это ерун­да! Опу­холь сов­сем по­вер­хностная. И сов­сем ма­люсень­кая. Ее за две ми­нуты убе­рут.

И тут я вы­тащил из кар­ма­на рас­пи­сание и стал его чи­тать, что­бы прек­ра­тить это вранье. Я как нач­ну врать, так ча­сами не мо­гу ос­та­новить­ся. Бук­валь­но ча­сами.

Боль­ше мы уже поч­ти не раз­го­вари­вали. Она чи­тала «Вог», а я смот­рел в окош­ко. Выш­ла она в Нь­ю­ар­ке. На про­щание по­жела­ла мне, чтоб опе­рация сош­ла бла­гопо­луч­но, и все та­кое. И на­зыва­ла ме­ня Ру­доль­фом. А под ко­нец приг­ла­сила при­ехать ле­том к Эр­ни в Глос­тер, в Мас­са­чусет­се. Го­ворит, что их дом пря­мо на бе­регу и там есть тен­нисный корт, но я ее поб­ла­года­рил и ска­зал, что у­ез­жаю с ба­буш­кой в Юж­ную Аме­рику. Это я здо­рово нав­рал, по­тому что на­ша ба­буш­ка да­же из до­му не вы­ходит, раз­ве что иног­да на ка­кой-ни­будь ут­ренник. Но я бы все рав­но не по­ехал к это­му га­ду Эр­несту ни за ка­кие день­ги, да­же ес­ли б де­вать­ся бы­ло не­куда.

Читать следующую главу

Больше интересного на нашем канале "Литература"