========== Глава 2. Запоздалое осознание ==========

Назад к оглавлению

...пришло само собой.

В какой-то момент разговора Инквизитор затих. Резко оборвал речь, завис.

Я не знаю, догадалась ли Ты раньше, а до меня только сейчас дошло. Ну, иначе Ты не нашла бы эту историю среди прочих хорроров, правда?

Перед мысленным взором возникла планировка квартиры.

Небольшая прихожая, в сторону — дверь в ванную. Прямо по коридору — стена-перегородка. Справа — выходы в зал и на кухню. Слева — спальня.

Мы с Даяной сейчас на кухне. Что тут и как, Ты вроде должна хотя бы примерно улавливать: тесная, с одной длинной стенкой, вдоль которой тянутся плита, раковина, холодильник. В сердце — небольшой столик, четыре стула.

Я курю и смотрю в окно. В окно в стене, к которой прилегает перегородка, и там же дверной косяк.

По спине пробежал холодок.

— Ты чего? — Даяна склонила голову на бок, одарила парня заинтересованным взглядом.

«Мамы, дети, детская площадка. Бабушки на скамейках семки лускают, мужик с бутылкой на качели качается. Серое небо, тусклое солнце. Вороны под облаками. Если выглянуть, зацепить взглядом стену — по ней тянется виноградный плющ. Зрелый уже».

Ксёндз сорвал пару ягод — крупные, синие, с наливом такие. Одну протянул девушке.

— Ух ты, даже такое тут есть. Ой, — сплюнула в руку, выкинула в мусорку, — чего горький такой?

Горький, значит.

Медленно поглощаю. Едкий сок обжигает язык, во рту становится гадко. Нёбо пропитывается дешёвыми сигаретными смолами. Мякоть давится, липнет к дёснам.

Сглотнул.

Молча кивнул девушке.

Снова щёлкнул зажигалкой, закурил, смотря прямо перед собой, в комнату. На стенку, за которой располагается зал. Даяна — на стуле, напротив меня. Тоже напряглась, приосанилась.

— У тебя взгляд недобрый, — заметила гостья.

Инквизитор не хотел говорить. По крайней мере, пока не докурит, пока точно не убедится в правоте своих мыслей.

От входа слева тянется кухонная стойка, справа смежная с залом стена.

За спиной — отголоски ругани мамашек с их нерадивыми воспитанниками, старческие сетования, пьяный мат. Карканье ворон. Ветер.

— Даяна, — наконец произнёс парень, стряхнув пепел на улицу, глядя на гостью квартиры. — Скажи, что здесь не так. Не ищи загадок, всё на поверхности, прямо перед тобой.

— А что не так, — откровенно не поняла, пожала плечами. — Постой, с чем именно?

— Ну, вот здесь, с комнатой. Ты встань, осмотрись, не знаю.

— А что может быть-то, — последовала совету. — Хз, у меня планировка похожая. Раковина только чуть по-другому стоит.

Единственная внешняя реакция Ксёндза отразилась в тихой, сочувствующей улыбке.

А вот то, что творилось на лице девушки, нужно было видеть: дошло.

Ну, как дошло. Сначала она просто стояла и вертела головой. Потом спешно покинула кухню, убедившись, что помимо выхода в зал, в коридоре есть ещё проход в спальню.

Вернулась обратно. Потом опять. И опять.

Окно никуда не исчезло. Спальная комната располагалась за ним.

— А в зале что? — тихо спросила после.

Ответа не дождалась — с шумом сглотнула, зажала рукой рот.

— Прямо по коридору, — подсказал Ксёндз.

Этого Даяна уже не слышала.

Впечатлительная, бывает. Виноград как раз не только безвреден, но и полезен.

«Виноград».

«А в зале что?».

«Оно изменилось, там теперь всё немного с жизнью».

«Мамы, дети, старушки, пьянчуга. Вороны».

«Немного с жизнью, говоришь?».

Виноград, положим, там рос всегда. Проблема в цветках на плюще, в пыльце, которая собирается на лепестках. Семена ягод от неё защищают. А вот это самое «немного с жизнью»стало сюрпризом, хоть и предупреждали. Зато отпал вопрос и со временем, и с зеркалом в зале. Во всяком случае, мне искренне хочется так полагать. И ведь сам не заметил подставы, принял всё, как должное.

Ахой, Вихрево.

Узнаю, теперь узнаю: и общая гармония, и подмена воспоминаний, и никакой фальши, всё на пятёрочку. Это до или после отставки Виталика случилось? Нужно Порождённого спросить потом.

Из недр квартиры раздались смачные звуки рвоты.

«...неопасное. Просто другое, живое».

Утешающе, чего уж там.

Снова блевали. Блевала.

Зря, очень зря, Даяна. Спросила бы хоть, ну. Чего так пугаться-то? Ну окно, ну не совсем в том месте, где положено. Ты же вроде любишь подобное. Или из тех, кто мистику только в бумаге и на экранах переваривает, чтоб нервишки пощекотать, но не вживаться, не проецировать? В чём кайф тогда-то?

От открытых ставней Ксёндз всё-таки отошёл, опустился на пол рядом с отключённым холодильником.

Основной вопрос, который мучил парня — поступить по красоте или по совести.

По совести — это вырубить, запереть её здесь. В другие окна после такого смотреть не рискнёт. От мыслей, что в таком случае может находиться в спальне или зеркале гостиной — особо шуметь не станет. Так или иначе потянется исследовать, а там и вовсе втянется. Даже поблагодарит при встрече, чай не первая.

По красоте — это помочь подняться, проводить до Семейной, распрощаться под сенью ивы — Прядильщик память почистит, и больше мы не увидимся: сама Даяна сюда уже не захочет, если сейчас отпустить. Потом только силой. Даже у светлых есть пределы к доверию и любопытству.

Варианта «по дружбе»просто нет. Уговорить вернуться, объясниться, уповать на её личностные качества — не поможет. При всей её внешней и внутренней разбитости, девушка смогла сохранить стержень и не сломаться под тяжестью собственной тьмы, не утратила блеск в глазах. С такими всегда возникают сложности.

Смотрители нужны этому миру. От других такие люди отличаются особым умением концентрировать абсолютно всю тьму вокруг себя, не позволяя ей прорываться во вне. Чаще всего это происходит неосознанно, просто у них такое мышление, такой способ жизни. Находясь на «особых»местах, они ограждают их от остального мира, по сути становятся живым щитом.

Инквизитор дёрнулся, подался вперёд, ударился головой о дверцу холодильника. Шумно выдохнул.

После — тяжело поднялся, расправил плечи, направился вглубь коридора.

Длинные ноги, джинсы в обтяжку. Красные носки, маленькие стопы.

Остальным телом Даяна распласталась в ванной у сортира. Лицом вниз, руки — чуть отведены за голову, лицо скрыто растрёпанной копной светлых розовых волос.

Тихо дышит — едва-заметно спиной поднимается — вдохнула. Опускается — выдохнула. Ровно, спокойно.

Только из разбитого носа струйка крови тянется, а вокруг — словно грязная лужа — бурлящая, отчаянно-пульсирующая тьма. Сейчас — безопасная.

Ксёндз отвёл взгляд, накинул чёрную кожанку поверх прочей одежды — уютно легла, как родная. Тело пробрало теплом — так, что аж вздрогнул, поёжился, усмехнулся невольно.

Снова посмотрел на лежавшее тело.

«Одной ночи вполне достаточно. Завтра подъеду, проведаю тебя, принесу еды. Ты не куришь, вроде, так что отсутствие сигарет не должно мешать.

Ладно, парочку всё же отсыплю. Спички на кухне лежат, с плитой как-нибудь разберёшься».

К Порождённому у меня всё больше вопросов. Инструкция к новому делу не содержала и половины от истинной картины вещей. Раньше он каждую деталь старался описать. Или зарисовать хотя бы, но — во всех подробностях. Не отпускал меня до тех пор, пока не убеждался в том, что я всё понял.

Полагаю, у Тебя, в свою очередь, всё больше вопросов ко мне. Да, знаю, Ты, очевидно, поступила бы «по красоте». Или постаралась бы ещё говорить с Даяной, короче — думаешь, что нашла бы любой иной способ разрешить данную ситуацию. Любой, чтоб не так. Вплоть до того, чтоб отправиться искать кого-нибудь другого для этой работы, кого не жалко, кого можно пустить в расход.

А кого можно?

Основная задача Смотрителя, помимо разных ритуалов, обрядов и прочей хери, связанной с природой объекта — вести борьбу с внешней и внутренней тьмой и не сдохнуть в процессе. Не слишком быстро, во всяком случае. Прямо скажем, людей, которые действительно пригодны к чему-либо подобному — мало. Можно сказать, это те самые, на чьих плечах держится мир.

Мобильный Даяны бросил в карман Кожанки — надеюсь, технику она не жрёт. Кстати, Кожанка — классное имя. Не, ну а что? Вполне себе живая, со своим характером. Чего б не назвать такую.

Планшета в женской сумке не нашлось. Других предметов связи тоже не было.

К Белой добрался без приключений.

Мы ничего не сказали друг другу.

Просто обнялись.

Просто крепко.

Я не видел её, только чувствовал, как дрожит — хрупкая, ранимая. Болеет за людей больше, чем многие из живых.

— Дрянь скинь, — тихо отрезала, отстранившись.

Кожанка слезла вместе с рубашкой.

— Купишь новую завтра. Возьми похожую, она мне нравилась. Очень шла тебе.

Инквизитор упал на постель. Влюблённый призрак прильнула к нему.

Вот она, такая любовь: измотанный отдаётся, ласковая — поглощает грусть.