Гарри Поттер и методы рационального мышления

Она открыла рот, чтобы протестовать, но Альбус продолжил, прежде чем она смогла произнести хоть слово.
– Действительно… действительно… это будет необходимо и даже больше, чем необходимо, если Тёмный лорд, которого Гарри должен победить, чтобы обрести силу, окажется в итоге не Волдемортом…
– Только
не
снова, Альбус! – сказала Минерва. – Сам-Знаешь-Кто отметил Гарри как равного себе, не вы. Пророчество никак не может говорить о вас!

Старый волшебник кивнул, но он по-прежнему смотрел куда-то вдаль, на уходящий вперёд коридор.
* * *

Камера предварительного заключения, расположенная практически в самом центре департамента Магического Правопорядка, была роскошно обставлена – больше из представлений взрослых волшебников о естественной обстановке, нежели из какой-то особой заботы о заключённых. Здесь было кресло – саморегулирующееся, самокачающееся, с роскошными богато украшенными самоподогревающимися подушками. Здесь стоял шкаф со случайными книгами, спасёнными из корзины для уценённых товаров, и полка, заставленная древними журналами – один из них был выпущен аж в 1883 году. Что же касается туалетных принадлежностей… Что ж, они не были роскошными, но на комнату было наложено заклинание, позволяющее отложить все соответствующие занятия, – заключённый не мог пойти никуда, где его бы не видел наблюдающий за ним аврор. Во всём остальном это была вполне приятная маленькая камера. Профессор Защиты Хогвартса был задержан, не арестован. Его даже не запугивали. Не было никаких свидетельств, позволяющих предъявить ему официальное обвинение… если не считать того, что в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс случилось ужасное и необычное преступление, а предыдущий опыт показывал, что с шансами пять к одному нынешний профессор Защиты в этом

как-то
замешан. Также следует добавить, что никто в ДМП даже не знал, кто на самом деле занимает должность профессора Защиты, и этот человек в буквальном смысле
чихал
на все попытки раскрыть его истинную сущность. В общем, нет, «Квиринуса Квиррелла» пока ещё не отпускали обратно в Хогвартс.
Позвольте подчеркнуть:
Профессор Защиты.
Содержался.
В камере.
Профессор Защиты смотрел на наблюдающего аврора и напевал.

С тех пор, как профессор Защиты оказался здесь, он не произнёс ни единого слова. Он лишь напевал некий мотив.
Сначала мотив звучал, как обычная детская колыбельная, та, что у маглов начинается: «
Спи, моя радость, усни…»
Мотив повторялся семь минут, без изменений, снова и снова, приучая слушателя к определённому шаблону.

Потом в теме начались вариации. Фразы стали звучать медленно, с длинными паузами, так что разум слушателя беспомощно ожидал то следующей ноты, то следующей фразы. А когда следующая фраза все-таки начиналась, она оказывалась настолько мимо нот, так непостижимо и чудовищно мимо нот и даже не в той гамме, в какой звучали предыдущие фразы – она вообще не попадала
ни в какую
гамму. Можно было подумать, что этот человек тренировался часами, чтобы научиться настолько идеально фальшиво петь.

Всё это имело такое же отношение к музыке, какое к человеческому голосу имеет душераздирающий мёртвый голос дементора.
И эти ужасные, ужасные звуки игнорировать было
невозможно
. Они напоминали известную колыбельную, но отступали от неё непредсказуемым образом. Они задавали ожидания и сами же их нарушали, не следуя ни одному шаблону, который позволил бы воспринимать это пение как фон. Мозг слушателя против воли ожидал окончания этих антимузыкальных фраз и отмечал каждый неожиданный поворот.

Единственное возможное объяснение, откуда вообще взялся такой способ пения, заключалось в том, что некий непередаваемо жестокий гений проснулся однажды утром, почувствовал, что обычные пытки ему наскучили, и решил развлечься, придумав способ свести с ума человека, просто
спев ему песенку.

Аврор слушал эти невообразимо чудовищные звуки уже четыре часа, ощущая рядом присутствие чего-то огромного, холодного, смертельного. И это чувство было одинаково ужасным – смотрел ли он прямо на задержанного или наблюдал за ним боковым зрением…
Пение прекратилось.
Пауза была долгой. Достаточно долгой, чтобы появилась ложная надежда. Сначала она была задавлена опытом предыдущих разочарований, но пауза длилась и длилась, и надежда начала неудержимо расти…
Пение возобновилось.
Аврор сломался.

Он сорвал с пояса зеркальце, стукнул по нему один раз и сказал:
– Говорит младший аврор Арджун Алтунай, код RJ-L20 в камере три.
– Код RJ-L20? – удивлённо переспросило зеркало. Послышался звук перелистываемых страниц. – Вы хотите, чтобы вас сменили, потому что заключённый предпринимает попытку психологической атаки и преуспевает в ней?
(Амелия Боунс действительно довольно умна.)
– Что заключённый вам говорит? – спросило зеркало.
(Этот вопрос
не был

частью процедуры RJ-L20, но, к несчастью, Амелия Боунс не включила в инструкцию явный запрет на вопросы от дежурного офицера.)
– Он… – начал аврор и глянул в камеру. Профессор Защиты сидел, расслабленно откинувшись на спинку кресла. – Он
смотрел
на меня! И
напевал
!
Повисла пауза.
Потом зеркало вновь заговорило.
– И вы из-за этого передаёте сигнал RJ-L20? Вы уверены, что не пытаетесь просто увильнуть от дежурства?
(Амелию Боунс окружают идиоты.)

– Вы не понимаете! – выкрикнул аврор Алтунай. – Это очень ужасное пение!
Из зеркала послышался приглушённый смех – судя по всему, смеялся не один человек.
Потом оно заговорило снова.
– Мистер Алтунай, если вы не хотите, чтобы вас разжаловали в младшие авроры второго класса, я советую вам собраться и вернуться к работе…
– Отставить, – послышался резкий голос – немного нечётко из-за расстояния, отделявшего его от зеркала.

(Поэтому Амелия Боунс часто занимается бумажной работой, которую требует министерство, в координационном центре ДМП.)
– Аврор Алтунай, – продолжил резкий голос, по всей видимости, приближаясь к зеркалу, – вас скоро сменят. Аврор Бен Гутиеррес, процедура RJ-L20 не требует, чтобы вы спрашивали о причинах. Она говорит, что вы должны сменить аврора, который об этом просит.
Если
я обнаружу, что авроры злоупотребляют этим,
я

изменю её так, чтобы предотвратить злоупотребления… – зеркало резко прервалось.
Аврор торжествующе посмотрел на нынешнего профессора Защиты Хогвартса, развалившегося в кресле.
И тот, впервые с тех пор, как вошёл в камеру, заговорил:
– До свидания, мистер Алтунай, – сказал профессор Защиты.
Несколько минут спустя дверь камеры открылась, и вошла седая женщина, одетая в малиновые одежды аврора без каких-либо знаков различия или других украшений. Слева под мышкой она несла чёрную кожаную папку.

– Вы свободны, – скомандовала пожилая дама.
Произошла короткая заминка – аврор Алтунай попытался объяснить, что произошло. Но его прервали – кивком и простым, чётким указанием на дверь.
– Добрый вечер, мадам директор, – сказал профессор Защиты.
Амелия Боунс никак не отреагировала на приветствие. Пожилая ведьма быстро села в освободившееся кресло и открыла чёрную папку. Её взгляд скользнул по пергаменту.

– Ключевые сведения к установлению личности нынешнего профессора Защиты Хогвартса, собранные аврором Робардсом, – Амелия Боунс перевернула титульную страницу. – Профессор Защиты заявил, что был распределён в Слизерин. Утверждал, что его семью убил Волдеморт. Сказал, что учился в центре боевых искусств в магловской Азии, который был уничтожен Волдемортом. Запрос, отправленный совместно с Отделом Международного Магического Сотрудничества, идентифицирует этот инцидент как «Дело Они» от 1969 года. – она перелистнула ещё одну страницу. – Кроме того, похоже, что нынешний профессор Защиты выступил с крайне вдохновляющей речью перед своими учениками, за несколько дней до последнего Йоля, осуждая предыдущее поколение за разобщённость перед Пожирателями Смерти, – пожилая ведьма подняла взгляд от кожаной папки. – Мадам Лонгботтом была под впечатлением и настояла, чтобы я прочитала речь целиком. Аргументы показались мне знакомыми, но в тот момент я не смогла их ни с чем связать. Хотя, конечно, тогда я полагала, что вы мертвы.

Глава охраны правопорядка магической Британии пристально посмотрела на нынешнего профессора Защиты сквозь толщу укреплённого заклинаниями стекла, разделявшего их. Человек в камере встретил её взгляд спокойно, без видимой тревоги.

– Не буду называть никаких имён, – продолжила пожилая ведьма, – но расскажу одну историю, и посмотрим, не покажется ли она вам знакомой, – Амелия Боунс вновь опустила взгляд и перевернула следующую страницу. – Родился в 1927, поступил в Хогвартс в 1938, распределён в Слизерин, окончил в 1945. Отправился за границу, чтобы продолжить образование, и исчез во время визита в Албанию. Считался погибшим до 1970, когда неожиданно вернулся в магическую Британию, никак не объясняя своё отсутствие в течение двадцати пяти лет. Сторонился семьи и друзей, жил уединённо. В 1971, во время визита в Косой переулок, помешал Беллатрисе Блэк похитить дочь министра магии и убил двух из трёх Пожирателей Смерти, сопровождавших Беллатрису, Смертельным проклятием. Остальную часть истории знает вся Британия; нужно ли мне продолжать? – пожилая ведьма снова посмотрела поверх папки. – Что ж, хорошо. Состоялся суд Визенгамота, который оправдал использование этим молодым человеком Смертельного проклятия – не в последнюю очередь усилиями его бабушки, Леди его Дома. Он помирился со своей семьёй, и они созвали всех представителей Дома, чтобы отпраздновать его возвращение. Почётный гость прибыл на эту встречу и обнаружил, что вся его семья, и даже домовые эльфы, убита Пожирателями Смерти, а сам он, представитель младшей линии, являлся теперь единственным наследником Древнейшего Дома.

Профессор Защиты никак не реагировал, лишь наполовину прикрыл глаза, словно от усталости.

– Молодой человек занял место своей семьи в Визенгамоте, став одним из самых непримиримых противников Сами-Знаете-Кого. Несколько раз он вёл за собой людей в бой против Пожирателей Смерти, демонстрируя при этом тактическую выучку и необычайную силу. Люди начали говорить о нём как о новом Дамблдоре, думали, что после падения Тёмного Лорда он мог бы стать Министром магии. Третьего июля 1973 года он не явился на ключевое голосование Визенгамота, и никто о нём больше ничего не слышал. Мы полагали, что Сами-Знаете-Кто убил его. Это был серьёзный удар для всех нас, и дела с тех пор шли хуже день ото дня. Я и сама оплакивала вас. Что случилось?

Пожилая волшебница вопросительно посмотрела на собеседника.
Профессор Защиты слегка пожал плечами.

– Вы делаете много предположений, – мягко произнёс он. – Что до меня, то я бы сказал, что тот человек умер много лет назад. Но если тот человек всё же жив… тогда, очевидно, он не хочет, чтобы об этом знали, и у него есть достаточные причины хранить это в тайне. Тот человек, похоже, однажды вам в чём-то помог, – губы профессора Защиты искривились в циничной улыбке. – Но меня уже не удивляет мимолётность человеческой благодарности. Вы хотите от него ещё что-нибудь?

Старая ведьма в кресле аврора-наблюдателя вздрогнула. Кажется, слова профессора Защиты её задели.
– Нет… – спустя секунду ответила она. Её пальцы забарабанили по кожаной папке. Это можно было бы принять за признак нервозности, если допустить, что Амелия Боунс в принципе способна нервничать. – Но ваш
Дом…
Древних Домов осталось не так много…
– Для этой страны не так важно, сколько осталось Древних Домов – восемь или семь.
Волшебница вздохнула.
– А что об этом думает Дамблдор?

Человек в камере покачал головой.
– Он не знает, кто я, и обещал не выяснять.
Брови пожилой волшебницы приподнялись.
– А как же он представил вас защитным чарам Хогвартса?
Лёгкая усмешка.
– Директор нарисовал круг и сказал Хогвартсу, что тот, кто стоит внутри – профессор Защиты. И, кстати… – тон стал ниже, суше, – я пропускаю свои занятия, директор Боунс.
– Похоже, вам иногда нужно…
отдыхать,
в определённом смысле. Об этом тоже есть в отчёте. И, похоже, с течением времени вы
отдыхаете

всё чаще и чаще, – пальцы волшебницы снова застучали по папке. – Не могу припомнить, чтобы я читала о таких симптомах, но когда слышишь о подобном, на ум сразу приходят… сражения с Тёмными Волшебниками и полученные ужасные проклятия…
Выражение лица профессора Защиты не изменилось.
– Вам нужна помощь целителя? – спросила Амелия Боунс. Её собственная маска спа́ла, и в глазах явственно читалась боль. – Можно ли вообще чем-нибудь вам помочь?

– Я согласился преподавать Защиту в Хогвартсе, – ровным голосом ответил человек в камере. – Выводы делайте сами, мадам. И я пропускаю занятия, которых осталось не так уж много. Я бы хотел вернуться в Хогвартс. Прямо сейчас.
* * *

Когда Гермиона проснулась в третий раз (хотя ей показалось, что она просто на секунду закрыла глаза), солнце уже почти село. Она чувствовала себя чуть более живой и, что удивительно, гораздо более опустошённой. На этот раз у её кровати стоял профессор Флитвик и тряс её за плечо. Рядом с ним в воздухе висел поднос с едой, от которой поднимался пар. Почему-то она думала, что обнаружит склонившегося над кроватью Гарри Поттера, но его не было. Ей это приснилось? У неё не получилось вспомнить свой сон.

Со слов профессора Флитвика выяснилось, что Гермиона пропустила ужин в Большом зале и её разбудили, чтобы она поела. А затем она может вернуться в башню Когтеврана и спать в своей постели.
Она ела молча. Часть её хотела спросить профессора Флитвика – считает ли он, что ей изменили память, или думает, что она пыталась убить Драко Малфоя по своей воле…
…
как она сама помнила
…

… но бо́льшая её часть боялась узнать ответ. «Боязнь ответа», по мнению Гарри Поттера и его книг, была знаком, на который следует обратить внимание, но её разум устал, был
избит
, и она не смогла найти сил, чтобы преодолеть себя.
Когда они вышли из лазарета, за дверью обнаружился Гарри Поттер, который сидел, скрестив ноги по-турецки, и тихо читал учебник по психологии.
– Я её провожу, – сказал Мальчик-Который-Выжил. – Профессор МакГонагалл разрешила.

Профессор Флитвик, похоже, был не против и, окинув их строгим взглядом, ушёл. Гермиона не представляла, что мог означать этот строгий взгляд, разве что:
«Не вздумайте убить ещё кого-нибудь из учеников»
.
Звук шагов профессора Флитвика стих, и они остались у дверей лазарета одни.

Она посмотрела в зелёные глаза Мальчика-Который-Выжил, на его растрёпанные волосы, из-под которых виднелся шрам на лбу. Она смотрела на мальчика, который, не раздумывая, отдал все свои деньги, чтобы её спасти. Её переполняли чувство вины, стыда, неловкости и многое другое, но слов не было. Она не знала, что сказать.

– Итак, – внезапно начал Гарри. – Я пробежался по своим книгам по психологии, чтобы узнать о посттравматическом стрессовом расстройстве. В старых книгах пишут, что надо незамедлительно обсудить свой опыт с психологом-консультантом. Но согласно новым исследованиям, когда начали проводить эксперименты, выяснилось, что незамедлительное обсуждение делает всё только хуже. По-видимому, нужно следовать естественному желанию своего разума подавить воспоминания и какое-то время не думать о произошедшем.

Это было настолько
нормально
, настолько обычно для их общения, что в горле у неё запершило.
«
Нам не нужно говорить об этом
». Вот что, в общих чертах, Гарри только что сказал. И это показалось ей жульничеством, возможно, даже ложью. Ничего не было «нормально». Всё неправильное по-прежнему оставалось ужасно неправильным. Всё невысказанное по-прежнему было необходимо сказать…
– Хорошо, – произнесла Гермиона. Потому что ей нечего было сказать, совсем нечего.

Они направились в сторону башни Когтеврана.
– Извини, что меня не было рядом, когда ты проснулась, – заговорил Гарри. – Мадам Помфри всё равно бы меня не пустила, так что я остался снаружи, – он коротко и грустно пожал плечами. – Наверное, мне стоило пойти попробовать заняться починкой отношений с общественностью, но… честно говоря, у меня это всегда плохо получалось, в итоге я обычно говорю людям что-нибудь резкое.

– Насколько всё плохо? – она думала, что спросит шёпотом, хрипло, но голос оказался нормальным.
– Ну… – заметно помешкав, начал Гарри. – Понимаешь, Гермиона, сегодня за завтраком у тебя была масса защитников, но все твои сторонники…
несли чушь
. Говорили, что Драко первым решил тебя убить, ну и всё такое. Для всех это выглядело как противостояние Грейнджер и Малфоя, словно вы на весах, и если противника утянет вниз, то чаша с победителем поднимется вверх. Я сказал им, что скорее всего вы
оба

невиновны и оба подверглись заклинанию Ложной памяти. Но они не слушали, обе стороны сочли меня предателем, который пытается оставаться посередине. А потом люди узнали, что Драко под сывороткой правды свидетельствовал, что старался помочь тебе перед битвой… не делай такое лицо, Гермиона, ты ничего с ним на самом деле не сделала. Так вот, все поняли, что сторонники Малфоя были правы, а сторонники Грейнджер – нет, – Гарри вздохнул. – И я сказал им, что позже, когда правда выйдет на свет, им всем будет стыдно…

– Насколько всё плохо? – повторила она. Её голос прозвучал слабее.
– Помнишь эксперимент Аша? – Гарри повернул голову и серьёзно посмотрел на неё.
Её разуму потребовалось
несколько секунд

, чтобы вспомнить, и это её напугало, но потом информация всплыла в памяти. В 1951 году Соломон Аш взял несколько подопытных, и каждого поместил среди других людей, с виду таких же участников, но на деле – подсадных уток. Им показывали линию на экране, с пометкой Х, а рядом – ещё три, с пометками А, В и С. Ведущий эксперимента спрашивал, какой из трёх линий равна по длине линия Х. Правильным ответом, очевидно, был вариант С. Но другие «подопытные», подсадные, один за другим утверждали, что линия Х равна по длине линии В. Настоящий подопытный шёл предпоследним в очереди (будь он последним, возникли бы подозрения). Суть теста заключалась в проверке, согласится ли испытуемый с неправильным ответом В, который давали окружающие, или озвучит очевидный верный ответ С.

75% подопытных подчинились мнению остальных как минимум единожды. Треть испытуемых соглашалась с окружающими более, чем в половине случаев. Некоторые потом отметили, что действительно верили, что Х имеет ту же самую длину, что и В. И всё это было в случае, когда испытуемый не знал никого из других участников эксперимента. Если же окружить человека людьми, которые принадлежат к той же группе, что и он, например, посадить инвалида на коляске среди других инвалидов на колясках, эффект конформизма только усиливается…

У Гермионы возникло нехорошее предчувствие.
– Я помню, – прошептала она.
– Знаешь, я устраивал Легиону Хаоса тренировку против конформизма. Каждый легионер должен был стоять в центре и говорить «дважды два – четыре!» или «трава – зелёная!», а все остальные из Легиона обзывали его идиотом или насмехались над ним (у Аллена Флинта получалось особенно хорошо) или просто смотрели
сквозь
него и уходили. Но тебе нужно помнить, что
только

у Легиона Хаоса была подобная практика. Никто другой в Хогвартсе даже не знает, что такое конформизм.
– Гарри! – её голос задрожал. –
Насколько
всё плохо?
Гарри ещё раз печально пожал плечами.
– Все со второго курса и старше, потому что они тебя не знают. Все в Армии Драконов. Все в Слизерине, разумеется. И, думаю, большая часть оставшейся магической Британии. Люциус Малфой контролирует «Ежедневный пророк», как ты помнишь.

– То есть все? – прошептала она. Руки и ноги её похолодели, словно она только что вышла из бассейна без подогрева.
– То, во что верят люди, не ощущается ими как
вера,
они просто думают, что мир такой и есть. Мы с тобой стоим в маленьком пузырьке вселенной, где на Гермиону Грейнджер наложили заклятие Ложной памяти. Все остальные живут в мире, где Гермиона Грейнджер пыталась убить Драко Малфоя. Если Эрни Макмиллан…
У неё перехватило дыхание.
Капитан Макмиллан…

– …думает, что этика теперь запрещает ему оставаться твоим другом, то он пытается поступить правильно в том смысле, как он это понимает, в том мире, в котором, по его мнению, он живёт, – глаза Гарри смотрели очень серьёзно. – Гермиона, ты мне много раз говорила, что я слишком свысока смотрю на остальных. Но если бы я ожидал от них чересчур многого – если бы ожидал, что люди будут понимать всё
правильно

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь