Эмма

Глава 28

Войдя в маленькую гостиную, они обнаружили, что там царят мир и благополучие. Лишенная своего обычного рукоделия, миссис Бейтс подремывала, сидя у камина, Фрэнк Черчилль, сидя за столиком рядом с нею, усердно чинил ее очки, а Джейн Ферфакс, которая стояла, повернувшись спиной к вошедшим, была поглощена своим фортепиано.
Как ни был занят молодой человек, он все же оказался способен выразить на лице величайшую радость при виде Эммы.

– Какое удовольствие, – сказал он, понизив голос, – что вы пришли на десять минут раньше, чем я рассчитал! Вот видите, я стараюсь быть полезным. Скажите, как по-вашему, удастся мне починить очки?
– Как? – воскликнула миссис Уэстон. – Вы еще не закончили? В таком случае вам не удастся зарабатывать себе на хлеб починкою очков!

– Я же не работал непрерывно, – оправдывался он, – я еще помогал мисс Ферфакс ровно установить пианино – оно стояло как-то неустойчиво. Полагаю, из-за неровности пола. Вот, видите ли, мы подсунули под одну ножку кусок бумаги. Очень мило, что вы согласились прийти! Я почти боялся, что вы заспешите домой.

Он настоял, чтобы Эмму усадили рядом с ним. Долго выбирал и наконец выбрал для нее самое, на его взгляд, аппетитное печеное яблочко и пытался задействовать ее себе в помощь – беспрестанно спрашивал ее совета, пока Джейн Ферфакс не приготовилась снова сесть к инструменту. То, что она не была немедленно готова сесть к пианино, Эмма приписала ее расстроенным нервам – она еще не настолько привыкла к инструменту, не настолько привыкла считать его своим, чтобы прикасаться к клавишам спокойно. Ей надобно было пока убеждать себя сыграть. Ее чувства не могли не тронуть Эмму, и она немедленно решила никогда больше не говорить своему соседу о своей жалости к мисс Ферфакс.

Наконец Джейн заиграла, и, хотя первые ноты были взяты едва слышно, постепенно возможности инструмента раскрылись в полную силу. Миссис Уэстон еще прежде была очарована, и теперь снова получила удовольствие. Эмма присоединила свой голос к ее похвалам. Разобрав все тонкости инструмента, все в один голос заявили, что фортепиано великолепное.

– Кому бы полковник Кемпбелл ни поручил выбрать его, – сказал Фрэнк Черчилль, улыбаясь Эмме, – этот человек разбирается в инструментах. Я еще по Уэймуту наслышан о превосходном вкусе полковника Кемпбелла. Мягкость верхних нот, уверен, именно то, что особенно оценят и он, и все остальные. Не сомневаюсь, мисс Ферфакс, что он либо дал своему другу подробнейшие инструкции, либо сам написал Бродвуду. Вы так не считаете?

Джейн не оглянулась. Впрочем, вероятно, она не расслышала его слов, так как в тот же миг к ней обратилась миссис Уэстон.
– Это нечестно, – прошептала Эмма, – я ведь только так сказала, наугад. Не огорчайте ее.
Он с улыбкой покачал головой, выглядел он так, словно у него сомнений почти не было, а жалости не было вовсе. Вскоре он начал снова:

– Как, должно быть, порадовались бы за вас ваши друзья в Ирландии, мисс Ферфакс! Они, несомненно, часто вспоминают вас и гадают, когда, в какой именно день попадет к вам инструмент. Как по-вашему, знает полковник Кемпбелл, когда точно его должны были привезти? Вы думаете, он дал им четкие распоряжения относительно дня доставки или же ограничился общими указаниями, не оговорив дня, когда его привезут, указав лишь, чтобы его доставили со всеми удобствами?

Теперь Джейн Ферфакс уже не могла притвориться, будто не расслышала его слов. Теперь ей не удастся отмолчаться…
– До тех пор, пока я не получу письма от полковника Кемпбелла, – сказала она нарочито спокойно, – я ничего не могу предполагать наверняка. До той поры можно только гадать.

– Да… Иногда можно угадать верно, а иногда попадешь пальцем в небо. Хотелось бы мне угадать, скоро ли мне удастся вставить на место заклепку Какая ерунда, мисс Вудхаус, приходит в голову во время напряженной работы. Я болтаю невесть что… Впрочем, полагаю, настоящие ремесленники за работой держат язык за зубами, но мы, джентльмены-рабочие, молчать не можем… Кстати, мисс Ферфакс обмолвилась насчет гадания. Ну вот, готово… – И, повернувшись к миссис Бейтс, он присовокупил: – Имею удовольствие, сударыня, вернуть вам временно починенные очки.

Его столь горячо благодарили и мать, и дочь, что, дабы хоть ненадолго избавиться от словоизвержений последней, он подошел к фортепиано и попросил мисс Ферфакс, которая все еще сидела за инструментом, исполнить для них что-нибудь еще.

– Если будете так любезны, – попросил он, – сыграйте, пожалуйста, один из тех вальсов, что мы танцевали вчера. Помогите мне снова пережить счастливые минуты. Вы не наслаждались ими так, как я… весь вчерашний вечер вы казались мне усталой. Полагаю, вы обрадовались, что мы больше не танцевали, но я отдал бы целый свет… целый мир, будь он в моем распоряжении, еще за полчаса танцев.
Она заиграла.

– Какое счастье снова слышать мелодию, которая по-настоящему осчастливила! Если я не ошибаюсь, под этот вальс танцевали и в Уэймуте?
На какой-то миг она подняла на него взгляд, густо покраснела и заиграла другую мелодию. Взяв стопку нот со стула подле фортепиано, он сказал, обращаясь к Эмме:

– Вот это для меня нечто совершенно новое. Вам эти ноты знакомы? Крамер… А вот новый сборник ирландских песенок. Если вспомнить, кто их прислал, удивляться не приходится… Все ноты были присланы вместе с инструментом. Какая заботливость со стороны полковника Кемпбелла, не так ли? Он ведь знал, что здесь у мисс Ферфакс нот нет. Я особенно ценю в нем такую предусмотрительность. Она доказывает, насколько от души сделан подарок. Не наспех, не второпях. Полковник продумал все до мелочей. Только подлинная любовь могла руководить дарителем.

По мнению Эммы, он слишком намекал на то, что знает правду, однако его откровенность не могла не позабавить ее. Бросив беглый взгляд на Джейн Ферфакс, она заметила, что та только что улыбалась – за краскою смущения, залившей ее щеки, таилась тихая радостная улыбка, и Эмма тут же перестала корить себя за бесчувственность и больше не испытывала по отношению к Джейн Ферфакс никаких угрызений совести. Подумать только! Эта вежливая, чинная, совершенная Джейн Ферфакс так очевидно лелеет в душе вполне предосудительное чувство!

Он принес Эмме все ноты, и они вместе просмотрели их. Улучив минуту, Эмма прошептала:
– Вы слишком откровенны. Она, наверное, поняла вас.
– Надеюсь на это. Я и хотел, чтобы она поняла меня. Мне нисколько не стыдно за то, что я намеревался сказать.
– А мне, уверяю вас, все-таки стыдно! И хотелось бы, чтобы подобная мысль никогда не приходила ко мне в голову!

– Я очень рад, что эта мысль пришла вам в голову, а вы сообщили ее мне. Теперь у меня есть ключик ко всем ее странным взглядам и привычкам. Пусть ей будет стыдно! Если она поступает дурно, пусть прочувствует свою неправоту.
– Думаю, она и так мучается…
– По ней не особенно заметно. Вот, слышите – она играет ирландскую песню – «Робин Адер». Это его любимая песня!
Вскоре после того мисс Бейтс, взглянув мимоходом в окно, заметила, что неподалеку проезжает верхом мистер Найтли.

– Представьте себе, мистер Найтли! Я непременно, непременно должна поговорить с ним – просто поблагодарить. Здесь я окно не открою, иначе вы все простудитесь. Я вот что сделаю – пойду в матушкину комнату. Не сомневаюсь, что он зайдет к нам, когда узнает, какие у нас гости! Как приятно видеть вас всех здесь! Какая честь для нашей маленькой гостиной!

Не переставая говорить, она вошла в смежную комнату и, отворив окно, живо окликнула мистера Найтли. Их разговор был слышен присутствующим во всех подробностях, словно бы мисс Бейтс и не уходила из комнаты.
– Здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете? Я – прекрасно, благодарю вас. Мы так признательны вам за вчерашнюю карету. Мы прибыли как раз вовремя, матушка уже ждала нас. Пожалуйста, заходите, прошу вас! Вы застанете у нас кое-каких друзей.

Так начала свою речь мисс Бейтс; мистер Найтли, в свой черед, казалось, хотел быть услышанным, настолько решительно и повелительным тоном отвечал он:
– Как здоровье вашей племянницы, мисс Бейтс? Я намереваюсь справиться обо всех вас, но прежде всего о вашей племяннице. Как здоровье мисс Ферфакс? Надеюсь, вчера она не простудилась? Не хуже ли ей сегодня? Расскажите, прошу вас.

И мисс Бейтс принуждена была отвечать, так как он лишил ее возможности распространяться на отвлеченные темы. Слушатели получили огромное удовольствие. А миссис Уэстон со значением посмотрела на Эмму. Но Эмма покачала головой, упорно отказываясь верить.
– Мы так вам признательны! Не знаем, как и благодарить вас за карету! – заключила мисс Бейтс.
Он прервал ее излияния, заявив:
– Я еду в Кингстон. Привезти вам оттуда что-нибудь?

– Ах, батюшки! Неужели в Кингстон? На днях миссис Коул говорила, что ей что-то нужно в Кингстоне.
– У миссис Коул есть слуги, которых можно послать с поручением. Я спрашиваю, вам что-нибудь привезти?
– Нет, спасибо. Но зайдите, пожалуйста. Как вы думаете, кто сейчас сидит у нас в гостях? Мисс Вудхаус и мисс Смит! Они были так добры, что согласились зайти послушать, как звучит новое фортепиано. Прошу вас, оставьте лошадь у «Короны» и заходите.

– Что ж, – отвечал он как бы нехотя, – если только на пять минут.
– И миссис Уэстон тоже здесь, и мистер Фрэнк Черчилль! Какая радость – столько друзей!
– Впрочем, нет, спасибо… сегодня у меня и двух минут нет. Мне надобно торопиться в Кингстон.
– Ах, зайдите, пожалуйста! Они будут так рады видеть вас.
– Нет-нет, у вас и без меня полно гостей. Я зайду как-нибудь в другой раз и послушаю фортепиано.

– Ах, какая жалость! Да, мистер Найтли, а какой вчера был чудный вечер, просто необыкновенный! Вы когда-нибудь видели такие танцы? Ну не прелесть ли? Мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилль – никогда не видела лучшей пары.

– О да! Великолепно! Меньшего я не скажу, ибо полагаю, что мисс Вудхаус и мистеру Фрэнку Черчиллю слышно каждое слово. Кстати, – добавил он, слегка повышая голос, – не понимаю, почему бы не упомянуть и мисс Ферфакс? По-моему, мисс Ферфакс прекрасно танцует. А миссис Уэстон без преувеличения можно назвать лучшей исполнительницей контрдансов во всей Англии. А теперь, если ваши друзья испытывают к нам признательность, они в ответ громко скажут что-нибудь любезное о нас с вами. Однако у меня уже нет времени их слушать.

– Ах! Мистер Найтли, еще всего секунду… Я хочу вам сказать что-то важное… Я так потрясена! Мы с Джейн обе потрясены… Ваши яблоки!
– Что такое с яблоками?

– Подумать только, вы прислали нам все свои яблоки! Вы сказали, у вас их очень много, и вот теперь у вас ни одного не осталось. Мы буквально ошарашены! И как, наверное, сердится миссис Ходжес. Уильям Ларкинс намекнул на это. Не стоило посылать нам яблоки, право, не стоило. Ах! Он уже уехал. Не выносит, когда его благодарят. Но он, по-моему, уже готов был зайти, и было бы жаль не заговорить… – С этими словами мисс Бейтс вернулась в гостиную. – Мне не удалось уговорить его зайти. Мистер Найтли не может задерживаться. Он спешит в Кингстон. Спрашивал меня, не нужно ли нам чего-нибудь привезти…

– Да, – кивнула Джейн, – мы слышали его любезное предложение, мы все слышали.
– Ах! Как же я не поняла, что вам все было слышно, милочка! Видите ли, дверь была открыта, и окно было распахнуто, а мистер Найтли говорил громко. Право слово, вы, наверное, слышали весь разговор. «Не нужно ли вам привезти чего-нибудь из Кингстона?» – спросил он. Так что я просто вспомнила… О, мисс Вудхаус, неужели вы уже уходите? Кажется, вы только пришли… Так мило с вашей стороны!

Эмма решила, что ей и правда пора домой – визит изрядно затянулся. Посмотрев на часы, она обнаружила, что утро уже почти на исходе. Миссис Уэстон со своим спутником тоже собрались уходить. Теперь им хватало времени лишь на то, чтобы проводить Эмму и Харриет до ворот Хартфилда, а потом возвращаться к себе в Рэндаллс.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь