Эмма

Глава 25

После второй встречи у Эммы сложилось самое лучшее мнение о Фрэнке Черчилле. Но на следующий день она была слегка обескуражена, узнав, что он уехал в Лондон просто для того, чтобы там подстричься. Внезапный каприз, кажется, пришел ему в голову за завтраком; он уехал почтовой каретой, намереваясь вернуться к обеду, однако не имея никакой очевидной более важной цели, чем подстричь волосы. Разумеется, трудно усмотреть какой-либо вред в шестнадцатимильной прогулке в столицу и обратно, но был в его поступке какой-то налет фатовства, беспечности, который она не могла одобрить. Его прихоть никак не согласовывалась с разумностью его суждений, с умеренностью в расходах или даже с тем бескорыстием и сердечной теплотой, которые она, как ей показалось, открыла в нем вчера. Тщеславие, экстравагантность, переменчивость, неугомонность натуры, которая постоянно должна была быть при деле, хорошем или дурном, не важно, невнимание, граничащее с безразличием, к тому, какое огорчение доставит его выходка его отцу и миссис Уэстон, – вот те обвинения, которые, как ей теперь казалось, можно ему предъявить.

[5]
Мистер Уэстон называл сына франтом и от души веселился, однако было совершенно ясно, что миссис Уэстон вся эта история совсем не понравилась, потому что она поведала об отъезде пасынка быстро, почти вскользь, и только заметила, что «у всех молодых людей свои причуды».

За исключением этого пятнышка, Эмма сочла, что в целом у ее подруги сложилось весьма лестное представление о молодом человеке. Миссис Уэстон не уставала повторять, каким внимательным и приятным собеседником он оказался и сколько она углядела в нем хороших черт. Он человек открытой души, притом очень живой и веселый. Она не могла придраться ни к единому его замечанию, в большинстве случаев он решительно оказывался прав; о дядюшке он отзывался с теплотой и охотно говорил о нем: заявил, что дядюшка был бы счастливейшим из людей, имей он возможность поступать по своему разумению, и, хотя он не выказывал открытой привязанности к тетке, он с благодарностью упоминал о ее доброте и, казалось, раз и навсегда решил отзываться о ней не иначе как с уважением. Все это было очень обнадеживающе; если бы не каприз, внезапное желание подстричься, в нем не было ничего, что развенчивало бы тот образ, который сложился в ее воображении. Если даже он и не влюблен в нее, он, несомненно, очень близок к тому; и спасением для Эммы являлось ее собственное равнодушие к нему, ибо она до сих пор придерживалась того убеждения, что никогда не выйдет замуж. Короче говоря, он достоин чести быть избранным для нее в число друзей.

Мистер Уэстон, со своей стороны, невольно еще больше склонил чашу весов в его пользу. Он дал ей понять, что Фрэнк чрезвычайно восхищается ею – находит ее очень красивой и обаятельной; принимая во внимание все вышесказанное, она уже не могла судить его строго. Эмма была согласна с замечанием миссис Уэстон о том, что «у всех молодых людей свои причуды».

Среди новых суррейских знакомых мистера Черчилля нашелся один, который не разделял всеобщей снисходительности. В целом в приходах Донуэлл и Хайбери к поступку молодого человека отнеслись с величайшей терпимостью, выходку молодого человека оценили крайне благодушно – ведь он такой улыбчивый и любезный! Однако нашелся человек, чью суровость невозможно было смягчить ни поклонами, ни улыбками, и этот человек был мистер Найтли. Он узнал об отъезде Фрэнка Черчилля, когда находился в Хартфилде; какое-то мгновение он собирался с мыслями, но почти сразу же Эмма услышала, как он бурчит себе под нос, склонившись над газетой, которую держал в руках:

– Хм! Именно такой пустой и глупый малый, как я и представлял.
Она уже хотела было возразить, однако тут же сообразила, что замечание было высказано лишь для того, чтобы выпустить пар, и не предназначено для того, чтобы сердить ее. Поэтому она сделала вид, что ничего не слышала.

Хотя, с одной стороны, мистер и миссис Уэстон принесли не слишком хорошие вести, в другом отношении их визит оказался особенно кстати. Во время их пребывания в Хартфилде произошло кое-что, в чем Эмме нужен был их совет. К ее радости, их совет совпал с ее собственным мнением.

Вот в чем было дело: Коулы уже несколько лет как обосновались в Хайбери и слыли очень уважаемым семейством – они считались людьми общительными, свободомыслящими и без особых претензий, но, с другой стороны, они были низкого происхождения, из купцов, и с годами приобрели лишь внешний лоск. Обосновавшись в этих краях, они жили соответственно своим доходам, скромно, мало кого принимали, а если и устраивали приемы, то также без особой пышности; однако в последние год-два они значительно увеличили свой капитал; в целом можно сказать, что счастье им улыбнулось. Разбогатев, они захотели жить на широкую ногу: пожелали переехать в больший по размеру дом, проявили склонность к гостеприимству. Они сделали пристройку к дому, наняли больше прислуги и увеличили расходы на все свои нужды. К теперешнему времени, если судить по богатству и стилю жизни, они уступали только Хартфилду. Их общительность, а также новая гостиная подготовили общество к тому, что они будут устраивать званые обеды – несколько таких званых обедов уже состоялось. Приглашали преимущественно холостяков. Эмма, разумеется, не ожидала, что они осмелятся звать к себе лучшие, стариннейшие семьи – представителей Хартфилда, Донуэлла или Рэндаллса. Что касается ее лично, она ни за что не пошла бы к ним, если бы они ее пригласили, и она сожалела, что общеизвестные привычки ее батюшки сделают ее отказ менее значительным, чем она могла бы пожелать. Коулы на свой лад были людьми вполне достойными, однако им надобно преподать урок: не

Эмма давно уже положила ответить решительным отказом на подобное посягательство, а приглашения от них все не было и не было; когда оно наконец пришло, когда выпад был сделан, она испытала очень противоречивые чувства. И в Донуэлл, и в Рэндаллс приглашение давно послали, ее же с отцом никто пока не звал; заверения миссис Уэстон, что, «по ее предположениям, они просто не осмелятся допустить по отношению к вам подобную вольность; они знают, что вы не обедаете вне дома», не вполне удовлетворили Эмму. Ей казалось, что она должна получить предлог для отказа; да и, в конце концов, раз под их крышей соберутся все самые близкие ее друзья, может быть, приглашение стоит принять? Эмма колебалась. На вечере у Коулов ожидали и Харриет, и Бейтсов. Они говорили об этом накануне, когда гуляли по Хайбери, и Фрэнк Черчилль очень серьезно сокрушался по поводу ее отказа. А вдруг вечер завершится танцами? – спросил он. Простое упоминание о танцах еще более раздразнило и раздосадовало ее; слабым утешением было то, что она осталась в гордом одиночестве, которое следует воспринимать как комплимент, как знак отличия.

Именно прибытие этого самого приглашения в то время, как в Хартфилде были Уэстоны, и сделало их присутствие столь желанным; хотя первым ее побуждением, разумеется, было отказаться от визита. Однако Эмма так поспешно принялась спрашивать Уэстонов, как, по их мнению, ей следует поступить, что их совет принять приглашение был воспринят с облегчением и благодарностью.

Она решила, что, принимая во внимание все обстоятельства, пойти все-таки стоит. Коулы выразили свое желание видеть ее вполне достойно – письмо дышало предупредительностью и вниманием по отношению к ее отцу. «Они позволили бы себе просить оказать им такую честь ранее, но ждали лишь прибытия ширмы из Лондона, которая, как они надеются, сумеет оградить мистера Вудхауса от всех сквозняков и таким образом побудит его с большей охотой оказать им честь своим присутствием». Словом, убедить Эмму пойти не составило большого труда; быстро посовещались, как лучше поступить, чтобы мистеру Вудхаусу не было неудобно: вполне можно рассчитывать, что миссис Годдард, если не миссис Бейтс, составит ему компанию. Мистера Вудхауса еще надо было убедить отпустить дочь на званый обед в один из ближайших дней и позволить ей провести целый вечер вдали от него. Что же касается вопроса об участии в званом обеде его самого, Эмма вовсе не хотела, чтобы батюшка рассматривал такую возможность – слишком поздний час был назначен для обеда, слишком многолюдное общество ожидалось у Коулов. Довольно скоро мистера Вудхауса удалось уговорить не ходить.

– Не любитель я званых обедов, – сказал он, – никогда им не был. И Эмма тоже. Мы ранние пташки. Жаль, что мистер и миссис Коул все это затеяли. По-моему, было бы куда лучше, если бы они как-нибудь зашли к нам следующим летом, после обеда, и выпили бы с нами чайку. Да взяли бы нас на прогулку… Дневная прогулка – что может быть лучше? Ведь мы рано ложимся спать и пошли бы домой, не рискуя простудиться от вечерней сырости. Летними вечерами выпадает роса, я бы рекомендовал всем остерегаться. Но раз они так хотят видеть у себя на обеде милую Эмму, и так как вы оба там будете, и мистер Найтли тоже, будет кому приглядеть за ней, и я не имею намерения препятствовать при условии, если погода будет подобающей, ни сырой, ни холодной, ни ветреной. – Затем, оборотясь к миссис Уэстон, он добавил с легким упреком: – Ах! Мисс Тейлор, если бы вы не вышли замуж, вы остались бы дома со мной.

– Что ж, сэр, – вскричал мистер Уэстон, – так как я увез мисс Тейлор, значит, именно мне надлежит поискать замену! Я сейчас же зайду к миссис Годдард, если вы не против.
Но мысль о необходимости немедленных действий лишь усилила, а не ослабила возбуждение мистера Вудхауса. Дамы лучше знали, как справиться с его состоянием. Пусть мистер Уэстон успокоится, все устроится своим чередом.

От такого обращения мистер Вудхаус достаточно быстро перестал волноваться и заговорил как обычно: он рад будет повидать миссис Годдард. Он относится к миссис Годдард с величайшим уважением… Эмме следует черкнуть ей записочку и пригласить ее. Записку может доставить Джеймс. Но прежде всего следует направить письменный ответ миссис Коул.

– Передай, дорогая, мои извинения, да повежливее. Ты скажешь, что я, в силу слабого здоровья, никуда не езжу и поэтому вынужден отклонить их любезное приглашение. Разумеется, начни письмо с благодарности за приглашение. Но ты все сделаешь как надо. Нет нужды учить тебя, как писать подобные записки. Надо не забыть напомнить Джеймсу, что карета понадобится во вторник. С ним ты будешь в безопасности. Правда, с тех пор, как они разбили новую подъездную аллею, мы были там всего однажды, но все же я не сомневаюсь в том, что Джеймс доставит тебя в целости и сохранности, а когда ты доберешься, не забудь сказать, когда Джеймсу заехать за тобой. Лучше отправляйся домой пораньше. Тебе не придется по душе засиживаться в гостях допоздна. После чая ты почувствуешь сильную усталость.

– Папа, но не хотите же вы, чтобы я уехала до того, как устану?
– О нет, милая! Однако уверяю тебя, ты устанешь быстро. Когда одновременно говорят много людей… Шум тебе не понравится.
– Но, дорогой мой сэр, – воскликнул мистер Уэстон, – если Эмма уедет рано, вечер будет испорчен!
– И ничего страшного, – возразил мистер Вудхаус. – Чем раньше заканчивается вечер, тем лучше.

– Но вы не учитываете реакцию Коулов на ее ранний отъезд. Они могут обидеться, если Эмма уедет сразу после чая. Они люди добродушные, без претензий… Но все же, если кто-то уедет от них рано, им может показаться, будто их общество невысоко ценят, особенно если так поступит не кто-нибудь, а мисс Вудхаус. Уверен, сэр, вы не хотели бы ни огорчить, ни обидеть Коулов. Они славные люди, хорошие и вот уже десять лет являются вашими соседями.

– Что вы! Ни за что на свете не хотел бы я обидеть их. Спасибо, мистер Уэстон, за то, что напомнили мне. Мне было бы очень неприятно как-нибудь огорчить или задеть их. Я знаю, какие они достойные люди. Перри говорит, что мистер Коул даже пива в рот не берет. Вы бы не сказали такого, увидев его, но он страдает от разлития желчи – недуг доставляет мистеру Коулу много страданий. Нет-нет, я никоим образом не хотел задеть их. Милая Эмма, мы должны все продумать как следует. По-моему, не стоит обижать мистера и миссис Коул. Лучше задержись немножко дольше, чем тебе, возможно, захочется. Ты потерпишь, если устанешь. Среди друзей, знаешь ли, тебе будет покойно.

– О да, папа! За себя я совершенно не боюсь… И если бы не вы, я бы, не задумываясь, пробыла в гостях столько же, сколько и миссис Уэстон. Вот только тревожусь, как бы вы не решили сидеть допоздна, дожидаясь меня… Вы не вовремя ляжете спать. Раз с вами будет миссис Годдард, то я не боюсь, что вам будет неуютно. Она, как вы знаете, любит пикет, но после того, как она уйдет домой, боюсь, что вы будете сидеть один, вместо того чтобы пойти спать в привычное время, и мысль об этом совершенно лишает меня покоя. Вы должны обещать мне не сидеть и не ждать меня.

Мистер Вудхаус обещал лечь спать вовремя при условии, если и Эмма, в свою очередь, тоже пообещает ему кое-что: например, если она вернется домой замерзшей, она должна непременно как следует согреться! Если она будет голодна, она должна взять что-нибудь поесть – пусть ее горничная дождется ее. И пусть Сэрль и дворецкий, как всегда, присмотрят за тем, чтобы в доме все шло своим чередом.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь