Дюна
Фрэнк Хербертx x x
Попытка понять Муаддиба, не поняв его смертельных врагов,
-- это попытка увидеть правду без знания лжи. Это попытка
понять, что такое свет, не зная, что такое тьма. Это просто
невозможно.
Принцесса Ирулэн.
Руководство Муаддиба.
Большой круглый шар -- выпуклое изображение Вселенной --
вращался под нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными
перстнями. Глобус был надет на стержень, укрепленный в одной из
стен комнаты, не имеющей окон; три другие стены были увешаны
полками, заполненными книгами, папками, магнитными записями и
фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп.
В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового
цвета. Его окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый
темноволосый юнец лет шестнадцати с мрачным взглядом. В другом
расположился стройный, небольшого роста мужчина с женственными
чертами лица. И юнец и мужчина смотрели на глобус и на
человека, вертевшего его.
Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос
произнес:
-- Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог
непременно угодит в нее! Где ему тягаться со мной!
-- Разумеется, барон, -- прозвучал в ответ мелодичный тенор.
Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось.
Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его
неподвижную поверхность Этот глобус был из числа тех, что
делаются для богатых коллекционеров или для правителей планет
империи Он был отмечен характерным мастерством, которым
славились ремесленники соответствующей планеты.
Полная рука снова опустилась на глобус.
-- Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы,
Фейд-Раус, посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и
семьюдесятью градусами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь
есть и моря, и озера, и даже реки. Ее не спутаешь ни с чем --
это Арена единственная и неповторимая! Превосходное место для
единственной в своем роде победы!
Улыбка тронула губы Питера.
-- Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что
отдает герцогу вашу часть планеты!
-- Подобные слова не имеют смысла, -- загремел барон. -- Ты
сказал это, чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника.
Но в этом нет никакой необходимости.
Угрюмый юнец завозился в своем кресле, разглаживая на себе
черное трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и
он резко выпрямился.
Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее ровно настолько,
чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв
дверь, он развернул листок и рассмеялся.
-- Ну? -- повелительно спросил барон.
-- Этот глупец прислал нам ответ, барон.
-- Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном
жесте. Что он там пишет?
-- Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к
Харконнену. Никаких титулов!
-- Это достаточно славное имя само по себе, -- проворчал
барон. Голос выдавал его нетерпение -- Так что же пишет дорогой
Лето?
-- Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея
достаточно много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю
Вам отказом".
-- И?
-- "Жаль, что это качество все еще процветает в империи". И
подпись: "Граф Лето Арраки".
Питер рассмеялся.
-- Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!
-- Замолчи, Питер, -- сказал Барон. Тот сразу умолк. -- Так,
значит, вражда? И он использует это старое милое слово
"вероломство", такое богатое традициями, будучи уверенным, что
я пойму намек?
-- Вы сделали шаг к миру, -- сказал Питер.
-- Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, -- заметил
барон, а про себя подумал: "Я должен от него поскорее
избавиться. Теперь в нем нет надобности".
Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас
заметил в нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним:
блеклые глаза ментата были лишены какого бы то ни было
выражения.
Усмешка скользнула по лицу Питера.
-- Но, барон! Я никогда не видел более утонченной мести.
Заставить Лето обменять Каладан на Дюну, и безо всяких условий,
только потому, что так приказал император! До чего же остроумно
с вашей стороны!
Барон холодно произнес:
-- У тебя недержание речи, Питер!
-- О, я счастлив, мой барон. Вы же... вас точит ревность.
-- Питер?
-- Но, барон! Разве не достойно сожаления то, что вы не
можете сами привести в исполнение этот замечательный план?
-- Когда-нибудь я задушу тебя, Питер!
-- Ну конечно, барон! Но с добрым поступком никогда не
следует спешить, не правда ли?
-- На что ты рассчитываешь, Питер?
-- Мое бесстрашие удивляет барона? -- спросил Питер. Его
лицо превратилось в хитрую маску. -- Ага! Но я заранее
предчувствую тот момент, когда ко мне подошлют палача. Вы
будете сдерживаться, пока я буду вам полезен. Преждевременное
убийство будет расточительно, я еще могу принести вам пользу. Я
знаю, что Дюна -- прекрасная планета. Мы не будем в убытке, не
так ли, барон?
Фейд-Раус дернулся в своем кресле. "Вот вздорные дураки, --
думал он. -- Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без
ссор. Неужели они думают, что мне больше нечем заняться, кроме
как слушать их галиматью!"
-- Фейд, -- сказал наконец барон, -- я велел тебе слушать и
учиться, когда разговаривают старшие.
-- Да, дядя.
-- Иногда Питер удивляет меня. Я не считаю боль необходимой,
но он... он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается
меня, то я чувствую жалость к бедному герцогу. Доктор вскоре
займется им, и это будет конец всех Атридесов. Но Лето,
конечно, узнает, кто направлял руку сговорчивого доктора, и
это... это, наверное, будет выглядеть ужасно.
-- Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть
ему кинжал меж ребер? -- спросил Питер. -- Вы говорите о
жалости, но...
-- Герцог должен узнать, что это я стал его роком, -- сказал
барон. -- И другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их
в замешательство, и я выиграю время для маневрирования.
-- Маневрирования... -- задумчиво повторил Питер. --
Внимание императора и так приковано к вам, барон. Вы слишком
смелы. В один прекрасный день император пошлет сюда
легион-другой сардукаров, и это будет концом барона Владимира
Харконнена.
-- Ты бы с удовольствием посмотрел на это со стороны, да,
Питер? -- съязвил барон. -- Ты бы с радостью наблюдал, как они
разрушают мои города и берут приступом этот замок. Тебя слишком
интересует кровь. Возможно, я поспешил с распределением трофеев
Арраки.
Питер сделал несколько мелких шажков и остановился за спиной
ФейдРауса. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец
обеспокоенно и хмуро посмотрел на Питера.
-- Не играйте со мной в прятки, барон, -- сказал тот. -- Вы
обещали мне леди Джессику!
-- Зачем она тебе? -- спросил барон.
Питер ничего не ответил. Фейд-Раус шевельнулся в своем
кресле.
-- Дядя, может, я пойду?
-- Ты слишком нетерпелив, мой милый.
-- Да, как с маленьким Полом? -- спросил барон у Питера.
-- Он угодят в ловушку и будет наш, -- пробормотал тот.
-- Я не об этом, -- сказал барон. -- Ты утверждал, что
служанка Бене Гессерит родит герцогу дочь. Стало быть, ты
ошибся, а, ментат?
-- Нечасто я ошибаюсь, барон, -- ответил Питер, и впервые в
его голосе послышался страх. -- Поверьте мне, что служанки Бене
рождают в основном дочерей.
-- Дядя, -- вмешался Фейд-Раус, -- вы мне обещали, что я
здесь услышу нечто важное для себя...
-- Не торопись, -- барон повернулся к племяннику, не отходя
от глобуса. -- Я позвал тебя сюда, Фейд, чтобы поучить
мудрости. Ты ведь наблюдал за нашим добрым ментатом. Тебе бы
следовало кое-что у него перенять.
-- Но, дядя...
-- Он очень умен, не так ли, Фейд?
-- Да, но...
-- Вот именно -- "но"... Всмотрись в его глаза. Питер умен,
но эмоционален и склонен к взрывам страсти. Как ни умен Питер,
но и он может заблуждаться.
В голосе Питера зазвучала угроза:
-- Вы вызвали меня сюда, барон, чтобы поиздеваться надо
мной?
-- Тебе пора бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу
показать своему племяннику, что и возможности ментата могут
быть ограниченными.
-- Вы уже нашли мне замену?
-- Замену тебе? Что ты, Питер! Где же это я мог бы найти
замену твоей хитрости и уму?
-- Там же, где вы нашли меня, барон.
-- Возможно, стоит попытаться, -- задумчиво произнес барон.
-- Последнее время ты действительно кажешься мне
неуравновешенным. И еще эти снадобья...
-- Разве мои увлечения слишком дороги? Вы возражаете против
них?
-- Дорогой мой Питер, твои увлечения -- это то, что тебя ко
мне привязывает. Как я могу против них возражать? Я просто
хочу, чтобы мой племянник знал о тебе все.
-- Если он должен знать все, может, я ему станцую?
-- Как-нибудь в другой раз, -- сказал барон, -- а сейчас
сиди и молчи. -- Он посмотрел на Фейда. -- Это наш ментат,
Фейд. Он был обучен выполнять определенные обязанности. Тот
факт, что он находится в живом человеческом теле, не должен
тебя смущать. Правда, это серьезная помеха. Иногда я думаю, что
древним с их мыслящими машинами было куда легче.
Губы племянника барона, как и у всех Харконненов, были
несколько искривлены, что придавало его лицу изумленное
выражение.
-- Это сравнение уж слишком нелепо, -- сказал Питер. -- Вы
сами, барон, могли бы создать нечто лучшее, чем те машины.
-- Возможно, -- оживился барон и сделал долгий выдох. --
Итак, Питер, опиши моему племяннику основные перипетии нашей
борьбы с домом Атридесов.
-- Барон, я ведь предупреждал вас, чтобы вы не посвящали в
ее подробности никого. Мои наблюдения над...
-- Я сам могу судить об этом. Я отдал тебе приказ, ментат.
Предстань перед нами в одном из твоих многочисленных состояний.
-- Пусть будет так, -- сказал Питер. Он выпрямился, и в нем
появилось какое-то величие, как будто это была еще одна его
маска, но на сей раз покрывавшая не лицо, а тело. -- Через
несколько дней весь клан герцога Лето вступит на борт лайнера
Космического Союза для следования на Арраки Они прибудут скорее
всего туда, а не в наш город Картаг, потому что ментат герцога,
Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче
защитить, чем Картаг.
-- Слушай внимательно, Фейд, -- сказал барон, -- следи, как
план врага становится твоим планом.
Фейд кивнул: "Это уже кое-что, старое чудовище! Наконец-то
ты допустил меня к своей тайне. Должно быть, он действительно
хочет сделать меня своим наследником".
-- Есть несколько вариантов, -- продолжал Питер. -- Я указал
наиболее вероятный. Тем не менее мы не должны забывать о том,
что герцог заключил с Союзом контракт, чтобы тот перенес его в
более безопасное место внутри системы. Другие бы при подобных
обстоятельствах с помощью защитных экранов просто скрылись бы
за пределы империи.
-- Герцог слишком горд для этого, -- сказал барон.
-- Это просто одна из возможностей, -- сказал Питер. --
Конечный результат все равно был бы для нас тем же самым.
-- Нет, не был бы, -- проворчал барон. -- Я должен пресечь
его род.
-- Это возможно, -- продолжал излагать свои соображения
Питер. -- Некоторые приготовления указывают на то, что клан
герцога собирается бежать, но сам он не сделал ни одного шага к
этому.
-- Так, -- вздохнул барон, -- продолжай, Питер.
-- На Арраки герцог с семьей займет дом графа и леди Фен
ринг.
-- Посол и одновременно контрабандист, -- хихикнул баром.
-- Чей посол? -- спросил Фейд-Раус.
-- Ваш дядя шутит, -- сказал Питер. -- Он называет его
послом и контрабандистом, считая, что интересы империи в Арраки
-- это контрабанда.
-- Почему? -- Фейд повернул непонимающее лицо к дяде.
-- Не будь таким тупым, Фейд, -- рявкнул барон. -- Пока Союз
остается вне контроля империи, как это может быть иначе? Как
еще могли бы действовать шпионы и убийцы?
-- Рот Фейда открылся в беззвучном "О-о!".
-- Из этой резиденции мы подготавливаем нужные нам операции,
-- сказал Питер. -- Теперь нами задумано покушение на жизнь
наследника Атридесов, и оно может закончиться успехом...
-- Питер, -- прошипел барон, -- ты ведь говорил...
-- Я говорил, что может произойти несчастный случай, --
сказал Питер, -- и тогда покушение не понадобится.
-- Он молод, -- сказал барон, -- и потенциально более
опасен, чем его отец... К тому же он обладает знаниями,
которыми снабдила его мать... Проклятая колдунья! Ладно,
продолжай!
-- Хават сумел раскрыть подосланного к нему нашего агента,
-- продолжал Питер, -- подозрение пало на доктора Уйе, что
очень скверно, так как он действительно наш агент. Но Хават,
проведя расследование, обнаружил, что доктор -- выпускник школы
Сак, а это является достаточным основанием для признания
неприкосновенности любого, будь он даже слугой. Считается, что
с выпускником этой школы ничего нельзя сделать, не убив сам
объект внимания. Тем не менее (и в этом мы не раз убеждались)
стоит лишь найти соответствующие точки соприкосновения, и Уйе
окажется в руках Хавата. Раз мы смогли их найти, то и он может.
-- Интересно, каким же образом? -- задал вопрос Фейд. Он
нашел эту тему чрезвычайно занимательной.
-- Об этом в другой раз, -- сказал барон. -- Продолжай,
Питер!
-- Через Уйе мы внушили Хавату некоторые подозрения. Мы даже
заставили его сомневаться в ней самой.
-- В ком это? -- переспросил Фейд.
-- В леди Джессике, -- пояснил барон.
-- Каково, а? -- воскликнул Питер в расчете на восхищение
Фейда. -- Хават ухватился за эту возможность, считая, что она
могла бы упрочить его репутацию ментата. Пожалуй, он даже
сделает попытку устранить ее физически, -- при этих словах
Питер нахмурился. -- Впрочем, не думаю, чтобы он смог довести
это дело до конца.
-- Ты и сам не хочешь этого, -- сказал барон.
-- Не будем отвлекаться от темы, -- возразил Питер. -- Пока
Хават занимается леди Джессикой, мы организуем восстания
гарнизонов в ряде городов, чтобы еще больше отвлечь внимание
Хавата. Восстания будут подавлены, и герцог уже начнет думать,
что опасность миновала. А мы, улучив момент, дадим сигнал
доктору и выступим вместе с...
Питер запнулся и вопросительно взглянул на барона.
-- Чего там, давай уж рассказывай все, -- разрешил тот.
-- Мы выступим с двумя ментатами-сардукарами, переодетыми в
нашу форму.
-- Сардукарами! -- испуганно выдохнул Фейд, наслышанный о
жестокости этих немилосердных убийц из войск императора.
-- Ты должен оценить мое доверие к тебе, Фейд, -- строго
сказал барон. -- Если слухи об этом достигнут другого Великого
дома, то ландсраат может выступить против империи, и начнется
полный хаос.
-- А теперь самое главное, -- продолжал Питер, -- Хотя
империя и использует дом Харконненов для выполнения грязной
работы, мы, однако, окажемся в преимущественном положении, и
если поведем дело с умом, то добьемся огромных богатств и
такого влияния, какого никогда еще не имел ни один из домов
империи.
-- Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на карту. У
тебя не хватит воображения представить себе степень возможного
возвышения дома Харконеннов. Скажу лишь об одном: мы будем
иметь постоянное представительство в СНОАМ.
Фейд энергично закивал в знак согласия: богатство -- это
великая сила. Все благородные дома черпают при случае из казны
СНОАМ -- разумеется, с санкции правления директоров. А Совет
СНОАМ -- своеобразный слепок с политических институтов империи,
с ландсраата, созданного законным путем, в результате выборов,
и служащего противовесом власти монарха и его сторонников.
Однако приходилось признать, что власть Совета СНОАМ превыше
ландсраата.
-- Герцог Лето, -- продолжал Питер, -- может попытаться
бежать к Свободным, живущим на краю пустыни. К ним же,
возможно, он постарается отослать и свою семью. Но все пути
блокированы агентами Его величества. Один из них -- Кайнз,
может, помните его?
-- Фейд его помнит, -- вставил барон. -- Продолжай!
-- Не слишком-то вы любезны, барон.
-- Здесь приказываю я! -- прикрикнул барон.
Питер пожал плечами:
-- Если дело пойдет так, как планируется, то дом Харконненов
получит поместья на Арраки и ставленник вашего дяди будет
управлять ими от имени барона Владимира Харконнена.
-- Значит, у нас увеличатся доходы, -- резюмировал Фейд.
-- Конечно, -- согласился барон.
-- И Великие дома будут знать, что только барон смог
уничтожить Атридесов, -- добавил Питер.
-- Да, они будут это знать, -- выдохнул барон.
-- Самое интересное, что все это знает и герцог, -- сказал
Питер. -- Он уже сейчас чувствует ловушку.
-- Это правда, -- в голосе барона неожиданно прозвучали
нотки печали. -- Но он ничего не может поделать. Даже жалко
его.
Барон отошел, наконец, от глобуса и, выйдя на середину
комнаты, показался во всем своем великолепии -- огромная,
непомерно полная фигура на странно тонких для такого тяжелого
тела ногах.
-- Однако я проголодался, -- пробормотал он, сверля
племянника маленькими глазками, под которыми отвисли большие
мешки. -- Пойдем перекусим на дорогу.