Душ | Марк Полещук
Издательство Чтиво | Читать 8 минут
Он любит принимать душ перед сном.
Влажное тело приятно ласкает воздух, втекающий в квартиру из приоткрытых окон, и простыни на кровати принимают чистую кожу по-другому, нежели грязную. Это что-то вроде правил этикета перед ложем: ты приходишь готовым, а оно дарит тебе ночное отдохновение.
Он понимает, что пора в душ, когда мельком замечает цифры «23:15» на часах. Заканчивая работу, он ещё раз пробегает глазами по строчкам и удовлетворённо хмыкает.
«Не успею до конца дня?», — думает, сохраняя файл и оставляя его на рабочем столе. Стикер шепчет, отрываясь от собратьев. Теперь он на рамке монитора: «Отправить текст Маргарите».
Странная причуда, показывать работу по утрам, но не он выбирал редактора и не ему менять чужие привычки. Сколько писем падает ей в ящик ежедневно? Он не знает, хотя и спрашивал однажды. «Миш, просто иногда мне влом разбираться в этом дерьме. Присылай письма утром, тогда я их точно увижу», — был её ответ. И он Мишу полностью устроил.
Одно из колёсиков кресла поскрипывает. Было бы не так поздно, Миша обязательно перевернул бы его и разобрался, смазал. Но теперь кровать звала его.
«Странно, — подумал он. — Сна ни в одном глазу».
Первым делом Миша идёт выключать телевизор. Он работает и бубнит какую-то чушь. Мельком взглянув на бегущую строку, Миша читает об очередном ухудшении отношений то ли с Великобританией, то ли со всем миром.
«И дались им эти игры?» — думает он, смотря на диктора, в блестящих глазах которого отражается безразличие к словам, сыплющимся из глотки на зрителей.
-...нение оружия названо беспрецедентным. Это, буквально, плевок в лицо Всеобщей декларации прав человека и международным нормам, установленным ООН. Президент уже прокомментировал ситуацию...
Миша выключает экран, и диктор перестаёт существовать. В последнее время тревожных новостей слишком много, и сначала Миша пытался следить за ними, но, в конце концов, понял, что не может доверять никому: ни телевизионным каналам, ни либеральным медиа в интернете и телеграме. Сбросив информационный балласт, он чувствует себя много лучше: внутренний голос не заглушают иронично-истеричные высказывания.
Свет в ванной, поначалу тусклый, медленно крепнет, даже наглеет. Он залезает в углы, проникает сквозь крохотные дырочки в корзине для белья, цапается с пылью за стиральной машинкой, гавкается с ржавчиной на витой змее полотенцесушителя.
Миша снимает очки, кладёт на полку и смотрит на себя в зеркало.
«Надо капли купить», — думает он, разглядывая красные ниточки в белках. С ним такое не в первый раз. Он много сидит за компьютером и думает, что пор бы раскошелиться на линзы с защитным покрытием. Это правильная трата, в отличие от пиццы по вечерам или новой шмотки в компьютерной «Битве героев», но коробки из квартиры он выкидывает чаще, чем посещает оптику. Намного чаще.
Несмотря на холода за окном, внутри тепло. Полы с подогревом работают день и ночь. Сняв тапочки, он ступает на тёплый кафель и улыбается. Расстаётся с домашними штанами и вытянутой футболкой, трусами. Паста выдыхает из носика воздух, а потом её тошнит горошиной на строгие шеренги волосков с серебряным напылением.
Миша забирается в ванну. Она едва тёплая, по телу пробегают мурашки. Включив воду, он осторожно макает пальцы ног в струю. Холодная. Миша не понимает, как это устроено, почему горячая вода не может приходить к нему в гости вместе с холодной.
«Может быть они в ссоре», — думает он. Мало-помалу поток становится в меру тёплым, и теперь Миша берёт лейку за горло. Она покоряется ему, но всё же пытается насолить плевком, распрыскивая запасённую холодную воду. Он на чеку. Скверный характер этой штучки ему известен, потому он отводит её голову в сторону. Только когда бунт кончается, Миша возвращает лейку на стойку и подставляет тёплому потоку спину, плечи, затылок.
«Хорошо».
День выдался не из простых, зато продуктивный. Рано утром он закончил рассказ, наконец-то, спустя неделю мучений. Концовка никак не давалась, всё время норовила уйти в сторону, подставить самый уродливый бок. Но сегодня всё получилось: буквы складывались в слова, а те почти не требовалось загонять в прокрустово ложе предложений. Завтрак показался Мише на удивление вкусным, хотя это были обычные жаренные яйца с расплывающимся солнечной гущей по тарелке желтком, кусок поджаренного чёрного хлеба и чашка кофе. Закончив и вымыв посуду, Миша открыл окно на кухне и несколько минут просто смотрел на оживлённый проспект с рычащими и кашляющими машинами, стоящими в длинной пробке на разворот. Воздух был холоден, но пах иначе, чем в отмаршировавшем феврале. То ли обещанием будущей зелени, то ли морским дыханием. Потом были дела, дела, дела. Такое случалось редко, ещё реже всё получалось с первого раза: и на заправке не было очереди, и на мойке, даже в супермаркете работало ровно столько касс, чтобы не создавать человеческих многоножек, недовольно вздыхающих каждый раз, когда дорвавшийся до внимания кассирши расплачивался наличными или мялся с кошельком, ускользнувшим на дно сумки. Вернувшись домой, Миша услышал сигнал от почтового клиента, но торопиться не стал: назначил всем продуктам новые места в холодильнике, взболтал бутылочку питьевого йогурта, прошёл за стол. Маргарита прислала задания, обещанные ещё в понедельник. Пробежав глазами требования, Миша открыл йогурт, сделал большой глоток и принялся за работу. Редактор просила сделать всё как можно быстрее, помечая второё письмо грустной подписью: «Но понимаю, что сегодня вряд ли успеешь». А ведь он успел.
В дверь резко ударили три раза.
— Можно! — кричит Миша. Щёлкает собачка, шаги.
— Поставишь? — просит Миша, приоткрывая шторку и протягивая щётку. Ответа он не слышит, но чьи-то пальцы забирают пластмассового рыцаря чистоты, а Миша успевает разглядеть только прелестные ножки в открытых тапочках и чёрных закатанных джинсах.
Зашумела вода в раковине. Миша ныряет под свой поток целиком, продолжая размышлять о сегодняшнем дне. Выдавив немного шампуня, он плюхает ладонь на голову, взбивает пену пальцами, одновременно массируя темя и затылок. Перед внутренним взором встаёт недавно увиденная картина ног, будто запечатлённая фотографом, запертым в черепной коробке. Вдруг Миша замирает.
«Кто это?» — думает он.
***
Он понимает, что ситуация дурацкая. Достаточно смыть шампунь, распахнуть штору и выяснить, кто это так беспардонно вошёл к нему, пусть и постучав, ради сохранения приличий.
Миша ещё раз вызвал картинку в голове: стопы с аккуратными пальчиками, над которыми нависает дуга из чёрной кожи с пошлым клочком меха в тон, подвёрнутые джинсы, обнажающие тонкие лодыжки. Фантазия тут же пытается добавить деталей, вроде шрама, татуировки. Хотя бы синяка. Миша быстро усмиряет её, загоняет в клетку и подвешивает над пропастью. Сейчас ему нужны только память и внимательность.
«Кто это?» — ещё раз задаёт он вопрос, но ответ не приходит. А ведь раньше такого не случалось. Он даже не замечал, как работает механизм: правильный ответ всегда был близко. Из обрывочных сведений мозг собирал нечто, что могло бы за него сойти. Да, иногда возникал сбой, но даже тогда память трубила, что правильный ответ есть, точно есть, но только сейчас до него не добраться, и Миша отпускал вопрос до момента, пока служба, связывающая архивы подсознания с радиорубкой сознания, не устраняла поломку и возобновляла работу.
Сейчас он замирает, потому что никакого ответа не существует. Не то чтобы он был где-то или когда-то. Его просто нет. Зияющая пустота, ухмыляющаяся чёрная дыра, высасывающая последние остатки далёкой-далёкой звезды.
«Кто это?» — в третий раз спрашивает Миша и вновь чувствует это — он не знает. Никогда не знал, и обладательницу этих ног, джинсов и тапочек он не видел, не разговаривал с ней, не представлялся на вечеринке или сталкивался нос к носу в переполненном чреве подземного червя.
«Но тогда что она делает у меня дома?» — думает он. Шальная мысль, залетевшая, похоже, из какого-то дешёвого ситкома, на миг попадает в поле зрения фонаря сознания:
«Вдруг она чистит зубы моей щёткой?» — думает Миша. От этого становится вдвойне не по себе. Он чувствует себя беззащитным, пока мозг закручивает одно предположение за другим.
«Вдруг она вооружена? Маньячка. Ждёт, пока я закончу. Открою штору — а она мне нож в живот. И не один раз».
Миша представляет, как это больно и продолжает мыться как ни в чём не бывало. Точнее, это для той, что сейчас чистит зубы он моется как ни в чём не бывало, внутри же него швы самообладания и контроля быстро расползаются. Дыхание пускается во все тяжкие и его поддерживает сердце. На пару они приводят организм в тонус, но теперь так громко шумят в ушах, что Миша не слышит ни шума воды, ни шороха щётки. Даже того, что фантазия выбралась из клетки и теперь раскачивает её, чтобы спрыгнуть на твёрдую землю.
«В последнее время тебе казалось странное. Ну, что за тобой кто-то следит, что отражение в зеркале вдруг может подмигнуть, что кто-то скребётся по углам, когда ты ложишься спать и выключаешь везде свет. Может быть это — призрак? Или чудовище какое? — нашептывает фантазия, и голос её становится крепче с каждой секундой. — Сейчас одёрнешь штору, а там страшилище на этих вот прекрасных ножках. Только и ждёт того, чтобы на тебя наброситься. Убьёт, а потом сожрёт, а? Или кровь выпьет. Или душу вытащит прямо через глотку. Может быть вспорет живот острыми когтями...»
Мишу затрясло. Он сражается с мерзавкой, но фантазию не остановить, а слышащие всё сердце и дыхание так разволновались, что перед глазами парня плывут круги. Ноги вмиг ослабели, и он опёрся о стену, чтобы не упасть.
«Заткнись, заткнись, заткнись», — приказывает он, а фантазия всё трещит без умолку, перебирая возможные смерти. Миша начинает тихонько напевать под нос популярный мотивчик. Спустя минуту он замечает, что фантазия затихает.
Мозг работает быстрее, перебирая варианты действий, как шулер, тасующий и снимающий карты. Душевные силы Миши склоняются к варианту бегства, пусть даже голого, и поиска убежища. Но он точно знает свою квартиру. В ней нельзя спрятаться, а из оружия есть только кухонные ножи, да бита, притаившаяся в непроглядных джунглях осенне-зимних курток и пальто.
«Что дальше? Бить её? — подумал Миша. — А вдруг дело совсем не в ней?»
Он вспоминает прошедший день, прошлую неделю. Дело омрачается размеренностью жизни, слипающейся в один комок, в котором невозможно разглядеть отдельный день, час, минуту. Кажется, в прошлое воскресенье он гулял с друзьями: за обсуждением очередной порции недоновостей, просмотренных сериалов и, в общем, всякой чепухи, они прошли центр на сквозь, да ещё поплутали в теряющих советскость улицах, пока не нашли тот самый бар, в котором пару лет назад заканчивали праздновать день рождения Лизы. По идее, девушка, которая может вот так запросто войти в ванную, должна была быть в этом воспоминании, или хоть в каком-нибудь из тех, что разделяли настоящий момент и мгновения, навсегда соскользнувшие в вечность мировой памяти. Но ничего не было.
Продолжая рукой беспокоить стройное течение воды, Миша незаметно сдвигает шторку, чтобы увидеть лицо девушки. Всё, что он может разглядеть вдохновило бы поэта на сонет или художника на авангардистский портрет, но для узнавания копны тёмно-русых волос, собранных в пучок на затылке, прямой спины в футболке цвета ночного неба над горами и задницы, от которой захватывает дух, не хватает. Нужно лицо, но зеркало предательски запотело и теперь ухмыляется Мише. Он всегда подозревал, что зеркала не простые вещи, а замурованные в серебряной амальгаме коварные существа.
Вариант с бегством всё ещё входит в тройку, но теперь к страху примешалось любопытство. Ситуация дурацкая, спору нет, но есть в ней своё очарование, и Миша, ощущая себя героем фильма, пытается представить, как бы он поступил на месте... Фродо Бэггинса? Или Шерлока.
«Какой разброс персонажей, — замечает Миша. — Определённо, они бы сделали всё, чтобы выяснить не только личность незнакомки, но и то, что с ними произошло. Но ты не герой сериала, фильма или, даже, книжки. Ты живой человек и это может тебе аукнуться. Надо бежать!»
«Да что она мне сделает?» — спрашивает любопытный Миша.
«Всё, что угодно», — отвечает благоразумный Миша и хмурится.
Тем временем девушка заканчивает чистить зубы, ставит щётку в стакан, и Миша замечает, что она, всё же, пользуется другой. Его была чёрной с белой вертикальной полосой, а у неё белая с чёрной.
«Щётки из одного комплекта. Должно быть, мы знакомы. Может быть, даже встречаемся».
Её спина выдаёт готовящееся движение, и Миша прячется за шторкой. Слышится скрип ящика под раковиной, и менее чем через мгновение ещё один. Миша опять выглядывает из-за укрытия и видит, что теперь девушка наносит на лицо пенку.
«Она не первый день здесь», — думает он. Всё ещё остаётся не ясным, как он мог забыть её? Может быть, это какая-то травма мозга, что-нибудь вроде тромба, который оторвался и лишь слегка повредил мозг, словно посредственный взрывник, не сумевший рассчитать мощность заряда?
Вновь накатывает страх, но уже другого рода. Миша всегда боялся, что однажды организм предаст его, поднимет белый флаг и сдастся болезни или извлечёт из своих глубин настолько хитрый недуг, что медицина ничем не сможет помочь. Эти проделки с памятью наталкивали на мысли об Альцгеймере или какой-нибудь хитрой травме.
«Я даже не помню, как её зовут. Просто имя», — думает Миша. Ему хочется плакать, но вместо этого он садится на дно ванны, целиком очутившись под водой. Капли заливают голову, тело, пара струек стекает по пяткам.
«Что же делать?»
Самым логичным было бы встать, выключить воду, взять полотенце, как следует вытереться и обернуться им, выйти из ванны и сказать той, что заканчивает умываться перед сном, что кое-что случилось. Наверняка она подумает, что это дурная шутка, безвкусная, даже тупая, но с каждым словом истина будет проявлять себя. Его взгляд, движения, фразы — всё это выдаст вырванный пласт воспоминаний и дальше произойдёт то, что должно произойти.
Мише хочется отключиться сейчас. Потерять сознание, что может быть проще? Отличный выход из сложившегося положения. Но мысли в голове проносятся с ясностью утреннего воздуха посреди зимы, а дыхание успокаивается и входит в резонанс с вибрациями мирового океана.
«Может быть, это самое правильное?» — думает Миша, выключая воду. Движение за движением, он оказывается перед незнакомкой.
— Э... — начинает он.
— Миш, ты помнишь, что завтра к врачу? — спрашивает она, поворачиваясь. Миша смотрит в её глаза. Они напоминают ему дикий цветок, который он видел однажды, давным-давно, в другой жизни на чужой планете. Это походит на слишком громкий звук посреди леса, или окрик в пустом вагоне метро, мчащемся к конечной. Такие глаза не забывают. А он забыл.
— Что? — спрашивает она.
— Что? — переспрашивает Миша.
— Что-то случилось?
— Да нет. Врач? Конечно помню. В пол...
— В пол третьего. Заберёшь меня?
— Откуда?
— От метро.
— Конечно. В два?
— Ну, может чуть раньше.
— Хорошо.
Она тянется к нему и целует в губы. Быстро, но успев передать нечто, какую-то частицу. Будь это фильм, рассказ, история у костра или в дороге, Миша бы вспомнил всё. Каждую секунду, проведённую с этим прекрасным существом, что сейчас закинуло руки ему на плечи и всматривается в его лицо. Но не стоит думать, что чудо обходит Мишу стороной. Он вспоминает нечто другое, неотделимое от неё.
— Эй, красотка. Одна здесь? Как тебя зовут?
— Да... Кира, — сказала она, застенчиво поджав губы, чем невольно создала оксюморон позы и эмоции.
— Может быть пойдём, полежим?
Несколько вдохов она ещё держится, а затем громко смеётся прямо ему в лицо.
— Ну соблазнитель!
Миша хохочет следом. Вполне искренне, хотя и немножко нервно.
— Иди. Я ополоснусь и приду.
— Хорошо. Жду тебя.
Она проводит рукой по его плечу, необязательный органичный жест.
Он выходит из ванной, вешает полотенце на дверь. Кровать уже расстелена, простынь выгнулась крошечными барханами на том месте, где лежала Кира.
***
Ночь захватывает комнату, пачкает чёрными пальцами стены, пол, стол, кровать — каждый живой и неживой предмет. Оранжевый свет с улицы играет с формами и тенями, создавая зыбкие полотна с неясным посылом.
Миша лежит на спине и смотрит в потолок, наблюдая за тем, как меняется рисунок. Он так ничего и не вспомнил о Кире, кроме чувства, что накрепко засело в груди и просто не могло быть вынуто без того, чтобы не убить его.
«Может я здесь для неё?» — думает он, слушая тихое дыхание. Свет и тень играют с её лицом, но делают это бережно, так, что оно становится только прекраснее от скользящих по нему линий и квадратов.
Миша зевает. Усталость толкает в затылок, как пёс в ногу хозяина, требуя прогулки. Он и рад бы уснуть, но теперь другое занимает его мысли. Как не облажаться? Как скрыть постыдную правду? Он не тешит себя иллюзиями: если потеря вскроется, боль пронзит обоих и может навсегда разрушить то хрупкое и прекрасное, что сейчас связывает их.
Телефон оказывается в руке сам собой. Миша заходит в «Заметки», в глаза тут же бросается верхняя запись с набранным заглавными названием. «ВАЖНО!!!». Как не старается, он не может вспомнить, о чём она.
«Девушка рядом с тобой — Кира. Ты её безумно любишь. Это самое главное...» — читает он, затем быстро пробегает оставшийся текст, цепляя по верхам и улыбается. На то, чтобы прочесть его первый раз уходит десять минут.
Пол часа спустя Миша откладывает телефон, наклоняется к Кире и едва касается губами её лба, чтобы не потревожить. Морщинки всё равно бдительными стражами появляются между бровями, но едва ли она просыпается.
— Приятных снов, — шепчет он, отдаваясь сну, который тут же утаскивает его в свою пещеру.
2018
Будьте с нами