Диссоциативное расстройство идентичности

Представьте себе степенную замужнюю женщину, которая работает в библиотеке и воспитывает пятилетнюю дочку. Она как всегда уходит на работу с утра, но вечером не возвращается; все родственники ее ищут, и через несколько дней находят - в психиатрической клинике. Сама пациентка рассказывает, что какая-то часть дня выпала из ее памяти без всякой внешней причины, и на следующее утро она обнаружила себя в постели с незнакомым мужчиной в дешевом отеле в другом городе.

В больницу ее доставили полицейские, которых вызвал администратор отеля, потому что лежащего рядом мужчину перепуганная женщина ударила, он спросонья ответил тем же, завязалась драка. При этом женщина - у которой действительно не было ни следов травмы, ни признаков опьянения - плакала и клялась, что не помнит, как оказалась здесь с этим мужчиной и с ее ведома это произойти ни в коем случае не могло; мужчина говорит, что она сделала это совершенно добровольно и за достаточную плату. Несчастная библиотекарша совсем не похожа на многогранного Билли Миллигана, но именно так выглядит в реальной клинической практике диссоциативное расстройство идентичности.

По сравнению с другими терминами (например, расстройство множественной личности, как в МКБ-10) этот хорош тем, что включает определение “диссоциативное” и сразу отсылает нас к категории диссоциативных расстройств. По сути, эпизоды, когда пациент чувствует себя “другой личностью” - это истерические припадки. Классики психиатрии, мастера клинических описаний приучили нас видеть даже в типичных случаях, какой истерия бывает изобретательной и талантливой. Но случаи, когда “вторая личность” вдруг начинает говорить на языке, которого пациент никогда не знал, или умеет что-то, чего пациент никогда не умел - казуистичны, и не всегда им стоит верить; а “вторая личность” асоциальная, ведущая себя неадекватно ситуации, дезадаптирующая или даже прямо угрожающая жизни пациента неминуемо приведет его к психиатру. 

Приведем симптомы этого расстройства так, как они описаны в критериях DSM-5, служащих основанием для постановки диагноза:

A) Нарушение собственной идентичности, которое характеризуется наличием у одного человека двух или более отличных личностных состояний - в некоторых культурах эти состояния могут трактовать как эпизоды одержимости. Ощущение себя самих как целостной личности, самостоятельно контролирующей свои действия, у таких пациентов прерывисто, разорвано, и этот разрыв проявляется в смене состояний всех сфер психики: аффекта, мышления, памяти, восприятия и может затрагивать соматическое состояние, чувствительную и двигательную сферу. 

B) Повторяющееся выпадение из памяти (с последующим восстановлением) сведений о своей повседневной жизни, базовой персональной информации, эмоционально значимых, как правило, травматичных событий, которое невозможно трактовать как обычное забывание.

С) Симптомы значительно нарушают социальное и профессиональное функционирование пациента.

D) Расстройство нельзя связать с принятой в данной культуре религиозной практикой (например, если речь идет не о каком-нибудь шамане, для которого состояния “одержимости духами” - норма, а о “рядовом” носителе такой культуры, которого они будут серьезно беспокоить), а у детей - с игрой.

E) Симптомы не могут быть следствием приема психоактивных веществ или соматического/неврологического заболевания.

В сущности, в рамках диссоциативного расстройства идентичности могут проявляться любые диссоциативные симптомы: это и диссоциативная амнезия с затрудненным воспоминанием эпизодов из прошлого; и диссоциативная фуга, когда пациент внешне ведет себя упорядоченно, но на самом деле абсолютно бессознательно убегает или уезжает в другой город; и нарушения чувствительности или двигательной функции диссоциативной природы, когда, например, только одна из “личностей” хромает или страдает слепотой.

Определение принадлежности расстройства к диссоциативным на основании всех этих симптомов очень помогает врачу в диагностике, с этой целью создано множество опросников и структурированных интервью, направленных именно на выявление диссоциативных симптомов (адаптированы, например, Шкала Соматоформной Диссоциации - SDQ-20, Шкала Диссоциации - DES, Кембриджская Деперсонализационная шкала - CDS). Однако особенностью именно диссоциативного расстройства идентичности является то, что побуждает нас называть разные состояния пациента разными “личностями”: хотя и в рамках диссоциативных эпизодов, они обладают собственным характером, мышлением, памятью, которые так же стабильно сохраняются и передаются от эпизода к эпизоду, как и характеристики “основной” личности в “светлые промежутки”.

В этом ключевое отличие диссоциативного расстройства идентичности от шизофрении. Хотя пациент с шизофренией тоже может называть себя разными именами, представлять себя разными персонажами, вдруг начать вести себя нехарактерно, а потом вернуться к прежнему поведению, в его случае ни о каких избыточных личностях речь не идет; за какие бы имена и фигуры он ни цеплялся, больной стремительно теряет ту единственную личность, которая у него была. 

Тем не менее, вопрос дифференциальной диагностики диссоциативного расстройства с шизофренией неизменно возникает, поскольку кроме диссоциативных пациенты могут рассказывать и о типичных психотических симптомах: 

- нарушения восприятия: слуховые псевдогаллюцинации в форме голосов, которые комментируют их действия, или негативные галлюцинации, в том числе интересный феномен произвольной аналгезии, когда пациент может самостоятельно “снизить” болевую чувствительность

- автоматизмы: ощущение, что кто-то вмешивается в ход мыслей пациента или управляет его действиями помимо его воли; 

Различают две формы диссоциативного расстройства идентичности: 

- так называемая “одержимость”, когда другое состояние личности обусловлено, по мнению самого пациента, вмешательством духов или демонов; возникает на определенной культурной и религиозной почве

- не связанная с ощущением одержимости, когда разные “личности” - это, как правило, люди разного пола, возраста, мировоззрения. 

В зависимости от формы расстройства “голоса” или ощущения управления своими мыслями и действиями пациент будет относить на счет “духов” или внезапного вмешательства другой личности. 

Но с другой стороны, в принципе валидность такого диагноза вызывает много вопросов. Как мы можем с уверенностью утверждать, что пациент нас не обманывает? Если вернуться к случаю с работницей библиотеки, полицейские не обнаружили никаких признаков насилия, а саму пациентку застали в таком виде, что больше склонялись поверить мужчине; в психиатрическую больницу ее доставили скорее из-за бурного выражения эмоций, а что-то более серьезное, чем реактивное расстройство, врачи заподозрили, только разобравшись, какую жизнь она обычно ведет. Диссоциативное расстройство идентичности, как и другие диссоциативные расстройства, часто симулируют - настолько, что симулянты становятся контрольной группой в исследованиях по выявлению нейрофизиологических коррелят.

Тем не менее, есть признаки, которые помогают врачу определить истинное расстройство и пациента, которому действительно можно помочь. В подавляющем большинстве случаев диссоциация становится реакцией на психологическую травму, поэтому в анамнезе пациента нужно искать обстоятельства, которые еще в детском возрасте могли бы расположить его так реагировать в дальнейшем (физическое и сексуальное насилие, отчуждение со стороны родителей и конфликты между ними) и, если расстройство проявилось уже во взрослом возрасте, - событие, которое могло его спровоцировать. В нашем клиническом случае таким провоцирующим событием стала смерть отца, хотя пациентка практически с ним не общалась, и он же был источником детской травмы: страдал алкоголизмом, бил жену и детей, потом и совсем ушел из семьи, не работал и жил на улице.

Другая особенность - множество сопутствующих психических расстройств, поскольку психологическая травма их провоцирует или облегчает их развитие. Это могут быть расстройства личности (не путать с расстройством идентичности - непрерывного ощущения себя как единой личности; здесь речь идет о патологии характера, неадаптивных стратегиях поведения у “основной” личности), депрессии, тревожные расстройства, обсессивно-компульсивное расстройство. Наша работница библиотеки до нынешней госпитализации безуспешно лечилась у психиатра по поводу тревожной депрессии.

Существует множество психологических концепций, которые объясняют, как травма приводит к диссоциативным симптомам, и каждая оправдывает определенный подход к психотерапии; в этом материале остановимся на биологической концепции.

Мы знаем, что ситуация угрозы вызывает у животного реакцию “борьбы или бегства”, когда все физиологические процессы направлены на повышение чувствительности к важным сигналам, реактивности, тонуса мышц. Но есть и еще один вид реакции, который срабатывает, когда ни то, ни другое невозможно - так называемая “притворная смерть”. Он менее адаптивен, чем “борьба или бегство”, но тоже в некоторой степени может минимизировать ущерб. При этом тонус мышц наоборот снижается, чувствительность к стимулам и реактивность падают.

Именно в такой ситуации оказывается ребенок, когда угроза исходит со стороны взрослого. Предполагают, что в состоянии “мнимой смерти” происходит функциональная деафферентация, отрешение от всех внешних стимулов, как во сне - с которым часто сравнивают свое состояние пациенты с диссоциативным расстройством. Нормальное состояние связей между подкорковыми сенсорными центрами, непосредственно с ними связанными структурами, отвечающими за аффективный ответ, и собственно корой обеспечивает то самое непрерывное ощущение единичности и целостности собственной личности.

Если эпизоды функциональной деафферентации часты в детстве, когда формируется основная масса таких связей, они могут впоследствии нестабильно работать во взрослом возрасте, особенно в ситуации угрозы. Нейровизуализация может зафиксировать результаты такого патологического развития: у пациентов с диссоциативным расстройством наблюдается, например, перестройка гиппокампа, уменьшение его объема регистрируется МРТ, и оно коррелирует с тяжестью психологической травмы детского возраста.

Еще одна особенность - чередование состояний гиповозбуждения (подобных “мнимой смерти”) и гипервозбуждения (подобных реакции “борьбы или бегства”). Ее ранее описывали при посттравматическом стрессовом расстройстве, которое по данным современных исследований сближается с диссоциативными расстройствами.

Состояние гиповозбуждения соответствовало реальному переживанию травматической ситуации, а гипервозбуждения - так называемым “флешбэкам”, гиперреалистичным воспоминаниям о уже пережитых событиях. Такая же смена состояний, и те же нейрональные корреляты этих состояний (при гиповозбуждении - преимущественная активация префронтальной коры, поясной и парогиппокампальных извилин; при гипервозбуждении - миндалины, островка, дорсального стриатума) показаны при диссоциативном расстройстве идентичности - и они соответствуют разным “личностям”.

То есть для той психологической ситуации, в которой существует пациент, разные личности по-своему функциональны, и если мы хотим его вылечить, нужно научить его другим способам адаптации. 

Никаких способов напрямую управлять механизмами адаптивного поведения у нас пока нет, поэтому основным подходом в лечении диссоциативного расстройства идентичности остается психотерапия. Предпочтительны индивидуальные занятия с терапевтом и психодинамический подход (например, когнитивно-поведенческая терапия). 

По общепризнанным рекомендациям ISSDT (Международное общество по изучению травмы и диссоциации), терапия проходит в три этапа: на первом терапевт пытается сформировать у пациента правильное понимание болезни, первично стабилизировать состояние и уменьшить выраженность сопутствующих депрессивных и тревожных симптомов; на втором необходимо подробно разобрать все травмы, которые привели к формированию защиты по механизму диссоциации, и цель третьего этапа - перейти от диссоциации к более организованным и адаптивным защитам.

Основная цель психофармакотерапии - борьба с коморбидными психическими расстройствами, которая облегчает психотерапевту подход к диссоциативному расстройству. Интересный аспект фармакотерапии - различный ответ на лекарственные препараты, который пациент может давать в разных личностных состояниях.

Источники:

1. Sadock B. J., Kaplan H. I. Comprehensive Textbook of Psychiatry: X. – Wolters Kluwer, 2017.

2. Dissociation and the Dissociative Disorders: DSM-V and Beyond, edited by P. F. Dell and J. A. O'Neil. (2009). New York, NY: Routledge, 898 pp.

3. INTERNATIONAL SOCIETY FOR THE STUDY OF TRAUMA AND DISSOCIATION Guidelines for Treating Dissociative Identity Disorder in Adults, Third Revision (2011)

4. Dorahy M. J. et al. Dissociative identity disorder: an empirical overview //Australian & New Zealand Journal of Psychiatry. – 2014. – Т. 48. – №. 5. – С. 402-417.

5.  Reinders A. A. T. S. et al. Opposite brain emotion-regulation patterns in identity states of dissociative identity disorder: A PET study and neurobiological model //Psychiatry Research: Neuroimaging. – 2014. – Т. 223. – №. 3. – С. 236-243.

6. Chalavi S. et al. Abnormal hippocampal morphology in dissociative identity disorder and post‐traumatic stress disorder correlates with childhood trauma and dissociative symptoms //Human brain mapping. – 2015. – Т. 36. – №. 5. – С. 1692-1704.