Диалог

— Ты немножко лукавишь, ну, самую малость, ведь не о вечности ты сейчас думал, признайся! А если я чуть раздвину колени... Вот так, слегка, чтобы туда в мою бесконечность проник лучик света, ты же не совладаешь с искушением унестись мыслью в след за лучиком в эти эмпиреи?

— Нет, прекрасная Госпожа, не совладаю. Я не могу противиться стремлению моих мыслей уноситься, куда им заблагорассудится, и желанию своих глаз созерцать неземную красоту.

— А если я раздвину колени еще шире... и положу свои ножки тебе на плечи, разве не устремятся твои губы навстречу моим благоуханным лепесткам роз? Может быть, ты продолжишь свои рассуждения о нетленной красоте слова? Очень интересно послушать. Пока ты будешь говорить, я буду потихоньку сдвигать и раздвигать коленки в такт дивной музыке твоих слов. Начинай же, я жду. Видишь, колени раздвигаются... Расскажи мне, докуда умчалась твоя мысль, а я пока проведу рукой по бедру. Надо же, какой восхитительный контраст между моими белоснежными бедрами и черными ажурными чулочками, их нежно обволакивающими! Носочек потяну, чтобы продолжить эту линию «Кавказского хребта» от колена до кончика большого пальца. Я сегодня педикюр сделала... Что же ты? У тебя, кажется, капельки пота на умном лбу? Смотри, как пополз кверху подол моей деловой юбки... Медленно, но неуклонно, а ты все молчишь, словно все слова, какие в школе учил, забыл. Ты следишь?

— Я... это... Вы так обворожительны!... Просто чудо как соблазнительны!

— Ну, что ты там шепчешь всякую чепуху? Ты про слова мне говори, какие они нетленные, а я, пожалуй, сброшу верхнюю часть ...

«спецодежды», мне становится жарко от твоих пламенных речей... Куда бы ее кинуть? Пожалуй, тебе на плечо положу... Вот ведь рассеянность, я позабыла надеть бюстгальтер, видишь? И блузка, как назло, такая узкая, груди так и рвут ее, тоже хотят про «нетленные» слова послушать. Смотри, как сосочки в розовых ореолах напряглись. Сейчас проткнут полупрозрачную ткань. И все это великолепие к твоим словам навстречу устремилось. А ножки я сдвину, чтобы не смущать тебя. Что с тобой? Ты как будто горишь? Слова не вспоминаются? А ты постарайся, напряги память, цитату вспомни. Как ты считаешь, я достаточно высоко подняла юбочку, или еще поднять? Пожалуй и ножки снова раздвину... Вот так... Хочу — раздвину, хочу — сдвину, а розочка там, между ножками, словно распускается, когда ножки раздвигаются. Правда, забавно? Распускается и опять собирается в бутончик. Теперь снова распускается... И все — по моему хотению. Твоей мысли хорошо витается в глубинах моей вселенной? Я специально напротив торшера села, чтобы ей было видно, куда устремляться. И цвет бутончика ярче при свете, правда? Вот он сейчас распустился, и лепестки в росе... Кто же слизнет росинки?

— Господи, я больше не могу! Не могу! Я тебя съем, Солнышко!!!

— Конечно, мой милый, съешь меня, иди сюда! Нет, постой, разденься скорей. Мне нравится твой торс, особенно красиво шея входит под ключицы. В этой ложбинке так уютно моим губам! И твои плечи... Теперь меня раздень. Сними чулочки... Нет, не руками... Щекотно, мурашки побежали... Слизни их. О-ой! Не могу! Теперь юбку... расстегни сбоку... быстрей. Ложись на спину. Я присяду над тобой, и лепестки еще больше распустятся... Видишь, росинки стекают, скорей лижи... Ты нащупал пестик... О-о! Хорошо... всасывай губами... И я твой пестик поласкаю, он в небо устремился...

— М-м-м... Как свежа, чиста и ароматна твоя роза!... Милая, как мне приятно, когда ты его зубками прикусываешь... ласкай его-о-о! Боже мой! Солнышко мое золотое. Больше не могу! Сядь на него, сейчас он взорвется.

— Да, да... М-м! Я тоже...

— Дай ножку! А-а-а-а!...

— А-а-а-а!...

.

.

.

— «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я — привет тебе, привет!»

— Болтун... Почему ты подошву мне лизал в этот момент?

— ... Когда ты яички своими пальчиками придавливаешь, и процесс начинается, я изнемогаю. Это не передать словами, но это — пик Победы, апогей, кульминация, я просто сатанею от переизбытка чувств к тебе. В такой момент я умереть могу от разрыва сердца, если чем-то не погашу это остервенение чувственности. Тебе это, наверно, не понятно, да? У тебя бывает такое же чувство от какого-то над тобой действия?

— Не скажу... Хочешь меня помыть?

— А то! Хочу, конечно.

— Тогда неси меня в ванную.

— ... Ты легкая, как три пушинки!

— А почему, как три?

— Ну, не четыре, же.

— Неси же скорей! Если бы меня несла твоя болтовня, я бы уже под душем стояла.

— Нет, своей болтовне я тебя не могу доверить. На руках надежней. Вот и ванная. Сейчас воду включу... Становись на ноги.

— Вон ту мочалку бери, она помягче.

— Хорошо... А у меня грубая, как наждачная бумага. Я с утра ей как натрусь, так из ванны вылезаю, как из... ну, в общем, становлюсь, как новорожденный.

— Пошляк... С шеи начинай... Хорошо, теперь плечи и груди...

— У тебя такие груди! Вот стоял бы всю ночь и мыл, и мыл, пока... все мыло ни кончилось.

— На ноги мыла оставь.

— О! Твои ноги я бы мыл всю жизнь.

— Это тебе так кажется, пока они не твои.

— Ну вот, испортила песню! И охота тебе поэзию в прозу обращать?!

— Это я так, от досады, что все проходит. Все новое красиво, а когда привыкнешь, интерес потерян. То, что вчера восторгало, сегодня раздражает. А когда раздражает, какая уж тут поэзия?

Продолжение ...