Девушка в поезде

Я не знаю, сколько времени пробыла в его объятиях, но к действительности меня вернул телефонный звонок. Я не отвечаю, но через мгновение мобильный подает звуковой сигнал, что получена эсэмэска. Она от Скотта, и он спрашивает, где я. А несколько секунд спустя телефон звонит снова. На этот раз это Тара. Выскользнув из объятий Камаля, я отвечаю.

— Меган, я не знаю, что у тебя на уме, но тебе надо позвонить Скотту. Он звонил сюда четыре раза. Я сказала, что ты пошла в магазин купить бутылку вина, но не думаю, что он мне поверил. Говорит, что ты не отвечаешь на звонки.
Она явно злится, и я знаю, что должна ее успокоить, но на это у меня нет сил.
— Хорошо, — говорю я. — Спасибо. Сейчас я ему перезвоню.
— Меган… — начинает она, но я вешаю трубку, не дослушав.

Уже начало одиннадцатого. Я пробыла здесь больше двух часов. Я выключаю телефон и поворачиваюсь к Камалю.
— Я не хочу идти домой, — говорю я.
Он кивает, но остаться не предлагает. Вместо этого говорит:
— Ты можешь прийти еще, если захочешь. В другой раз.
Я подхожу к нему вплотную, встаю на мысочки и целую в губы. Он не отстраняется.
Рейчел
Суббота, 3 августа 2013 года
Утро

Вчера мне приснилось, что я оказалась в лесу одна. Я не поняла, какое это было время суток — сумерки или рассвет, — но чувствовала чье-то присутствие. Я никого не видела, просто знала, что меня преследуют и догоняют. Я не хотела, чтобы меня настигли, пыталась убежать, но не могла — ноги были будто ватные, а при попытке закричать я не смогла издать ни звука.

Когда я просыпаюсь, сквозь жалюзи пробиваются полоски белого света. Дождь наконец перестал, сделав свою работу. В комнате тепло и пахнет чем-то жутким — противным и кислым, — я практически не покидала ее с четверга. Снаружи доносится гул и вой пылесоса. Кэти убирается. Позже она собирается куда-то уйти, и тогда я смогу выбраться из дома. Я еще не знаю, чем займусь, и до сих пор никак не могу взять себя в руки. Может, проведу еще один день с бутылкой, а за ум возьмусь завтра.

Телефон подает сигнал, сообщающий, что батарея садится. Я подключаю его к зарядному устройству, замечаю, что есть два пропущенных звонка, и набираю голосовую почту. Там одна запись:

«Рейчел, привет. Это мама. Послушай, я завтра буду в Лондоне. В субботу. Мне надо кое-что купить. Как насчет того, чтобы встретиться и вместе выпить кофе? Дорогая, сейчас не самое лучшее время, чтобы пожить у меня. Просто… в общем, у меня появился новый знакомый, и ты понимаешь, как это бывает в самом начале. — Она хихикает. — В любом случае я с удовольствием одолжу тебе денег на пару недель. Поговорим об этом завтра. Пока, дорогая».

Я собираюсь честно рассказать ей, как плохо на самом деле у меня обстоят дела, и вести такой разговор на трезвую голову меня точно не прельщает. Я с трудом вылезаю из кровати: можно прямо сейчас отправиться выпить пару бокалов до встречи, чтобы снять напряжение. Я снова смотрю на телефон и проверяю пропущенные вызовы. От матери был только один, второй — от Скотта. Без четверти час ночи. Я сижу с телефоном в руке и решаю, стоит ли перезванивать. Сейчас еще слишком рано. Может, позже? После одного бокала вина, но точно не после двух.

Я оставляю телефон заряжаться, поднимаю жалюзи и открываю окно, затем иду в ванную и принимаю холодный душ. Я тру кожу мочалкой, мою голову и пытаюсь заставить замолчать тихий голос в голове, который нашептывает мне, что довольно странно со стороны Скотта звонить другой женщине среди ночи, когда не прошло и двух суток после того, как было обнаружено тело его жены.

Вечер

Земля еще не высохла, но солнце уже почти просвечивает сквозь белые облака. Я купила одну маленькую бутылочку вина — только одну. Я понимаю, что не должна была это делать, но обед с мамой способен поколебать стойкость даже самого убежденного трезвенника. Тем не менее она обещала положить на мой банковский счет триста фунтов, так что встреча с ней не была пустой тратой времени.

Я не стала признаваться, насколько плачевны мои дела. Не сказала, что уже несколько месяцев сижу без работы и что меня выгнали (она думает, что деньги мне нужны, пока я не получу выходное пособие). Я не сказала, как плохо обстоят дела с выпивкой, и она ничего не заметила. В отличие от Кэти. Когда я увидела ее утром по пути из дома, она бросила на меня красноречивый взгляд, который невозможно было истолковать иначе, как: «Боже милостивый! Уже?!» Я понятия не имею, как ей это удается, но она всегда знает. Даже если я выпиваю всего полбокала, ей достаточно бросить на меня один-единственный взгляд, чтобы об этом узнать.

— Это видно по твоим глазам, — объясняет она, однако когда я смотрюсь в зеркало, чтобы проверить, мне кажется, что я выгляжу как обычно.
Ее терпение на исходе, сочувствие тоже. Я должна остановиться. Но только не сегодня. Сегодня не могу. Слишком тяжелый день.

Мне следовало быть к этому готовой, ждать чего-то подобного, но почему-то не получилось. Я села в электричку, и она была повсюду. Ее лицо сияло улыбкой со страниц всех газет: красивая, белокурая, счастливая Меган смотрела прямо в объектив камеры, прямо на меня.

Кто-то оставил на сиденье номер «Таймс», и я прочитала в нем отчет. Официальное опознание было произведено вчера вечером, вскрытие состоится сегодня. Приводились слова представителя полиции, который сказал: «Установление причины смерти миссис Хипвелл может вызвать трудности, поскольку ее тело какое-то время находилось на воздухе, а до этого не меньше нескольких дней пролежало в воде». Я смотрю на ее фотографию в газете, и сама мысль о том, как она выглядела раньше и как выглядит сейчас, приводит меня в содрогание.

В газете кратко упоминалось об аресте и освобождении Камаля и приводились слова инспектора уголовной полиции Гаскилла, заявившего, что они «разрабатывают ряд версий». В моем представлении это означало признание, что они зашли в тупик. Я закрыла газету и положила ее на пол у ног. Я не могу больше на нее смотреть. Не хочу и дальше читать эти безнадежные и пустые слова.

Я прислоняю голову к окну. Скоро мы будем проезжать мимо дома номер двадцать три. Я на мгновение перевожу взгляд в ту сторону, но мы еще слишком далеко, чтобы что-нибудь увидеть. Я продолжаю думать о том дне, когда увидела Камаля, о том, как он ее поцеловал, как я разозлилась и хотела ей все высказать. Что бы произошло, если бы я так и сделала? Если бы явилась к ним в дом, постучала в дверь и спросила, какого черта она вытворяет? Сидела бы она тогда сейчас, как обычно, на своей террасе?

Я закрываю глаза. В Норткоуте кто-то входит и занимает сиденье рядом со мной. Я не открываю глаза, чтобы посмотреть, хотя это и кажется мне странным, потому что вагон полупустой. По коже у меня бегут мурашки. Я чувствую запах табака и лосьона после бритья и понимаю, что этот запах мне знаком.
— Привет.

Я поворачиваю голову и вижу рыжеволосого мужчину — того самого, со станции, из того субботнего вечера. Он улыбается мне и протягивает руку. От удивления я пожимаю ее. Ладонь у него твердая и мозолистая.
— Помнишь меня?
— Да, — отвечаю я. — Несколько недель назад, на станции.
Он кивает и улыбается.
— Я тогда был чуток под мухой, — говорит он и смеется. — Да и ты, похоже, тоже, верно, дорогуша?

Он моложе, чем мне казалось, наверное, около тридцати. У него приятное лицо — не красивое, а приятное. Открытое и улыбчивое. У него простонародный акцент — лондонский или как у выходца с юго-востока страны. Он смотрит на меня испытующе и словно подтрунивая, как если бы что-то знал обо мне или у нас имелся секрет, известный только нам двоим. Такого секрета у нас нет, и я отворачиваюсь. Мне надо что-то сказать, спросить, что он видел.
— У тебя все в порядке? — спрашивает он.

— Да, все хорошо. — Я смотрю в окно, но чувствую на себе его взгляд, и мне почему-то ужасно хочется повернуться и вдохнуть запах его одежды и дыхания.

Мне нравится запах табачного дыма. Том курил, когда мы познакомились. Я тоже иногда баловалась сигаретой после бокала вина или секса. Для меня этот запах ассоциируется с эротикой, он напоминает мне о счастливых временах. Я закусываю нижнюю губу и думаю, как он отреагирует, если я повернусь и поцелую его в губы. Я чувствую его движение — он наклоняется и подбирает газету, лежащую у моих ног.
— Жуть, верно? Бедняжка. И чудно́, что мы там были в тот вечер. Она же тогда пропала? В тот вечер?

Он как будто прочитал мои мысли, и я поражена. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Я хочу увидеть выражение его глаз.
— Что?
— Тот вечер, когда мы встретились в электричке. Тогда и пропала та девушка, чье тело нашли. И говорят, что в последний раз ее видели на станции. Знаешь, мне кажется, я мог ее видеть. Но не помню. Был под мухой. — Он пожимает плечами. — Ты ведь тоже ничего не помнишь?

Когда он это произносит, меня охватывает какое-то странное чувство. Такого раньше со мной не было. Я не отвечаю, потому что мои мысли переключились на совершенно другое. И дело не в его словах, а в лосьоне. Пробиваясь сквозь запах табачного дыма, свежий лимонный аромат лосьона вызывает в памяти воспоминание о том, как я еду в электричке, сидя рядом с ним — совсем как сейчас, только в другом направлении, — и кто-то громко смеется. Он кладет мне руку на плечо и предлагает зайти куда-нибудь выпить, а потом случается что-то нехорошее. Я чувствую страх и смятение. Кто-то пытается меня ударить. Я вижу занесенный кулак и нагибаюсь, закрывая голову руками. Я уже не в поезде, а на улице. Снова слышится смех или крик. Я на ступеньках, на тротуаре, ничего не понимаю, и сердце у меня бешено колотится. Я не хочу оставаться рядом с этим человеком. Я хочу уйти.

Я вскакиваю на ноги и прошу меня извинить, причем нарочно громко, чтобы услышали другие пассажиры, но в вагоне мало людей — на нас никто не обращает внимания и не оглядывается. Мужчина смотрит на меня с удивлением и убирает ноги, освобождая проход.
— Извини, дорогуша, — говорит он. — Я не хотел тебя расстраивать.

Я стараюсь побыстрее пройти мимо него, но электричка едет рывками, вагон раскачивается, и мне с трудом удается устоять на ногах. Теперь на меня все смотрят. Я стремительно добираюсь до конца вагона, перехожу в следующий, потом в тот, что за ним, и в конце концов оказываюсь в хвосте поезда. Мне страшно, и мысли путаются. Я сажусь лицом к двери, чтобы увидеть, если он пойдет за мной.

Закрыв глаза ладонями, я пытаюсь сосредоточиться. Стараюсь вернуть воспоминания, которые только что меня так испугали. Я проклинаю себя за пьянство. Если бы только я тогда была способна соображать… но теперь уже ничего не изменить. От меня отдаляется женщина? Женщина в синем платье. Это Анна.
В голове стучит кровь, сердце бешено колотится. Я не понимаю, что я вижу — реальность или нет, воспоминание или плод воображения. Я снова с силой закрываю глаза, чтобы вернуть картинку, но все бесполезно.

Анна
Суббота, 3 августа 2013 года
Вечер
Сегодня Том встречается со своими армейскими приятелями, а Эви спит. Я сижу на кухне, закрыв все окна и заперев двери, несмотря на жару. Дождь, который шел всю прошлую неделю, наконец перестал, и сейчас очень душно.

Мне скучно. Я не могу придумать себе занятие. Я люблю походить по магазинам и потратить немного денег на себя, но с Эви это невозможно. Она начинает капризничать, а я — нервничать. Так что я просто брожу по дому. Я не могу смотреть телевизор или брать в руки газеты. Не хочу читать об этом, не хочу видеть лицо Меган, не хочу об этом думать.
А как не думать, если мы живем всего в трех домах от них?

Я позвонила знакомым мамам узнать, не собирается ли кто на детскую площадку, но у всех оказались какие-то дела. Я даже позвонила сестре, но о встрече с ней надо договариваться минимум за неделю. Как бы то ни было, она сказала, что после вчерашней вечеринки просто не в состоянии проводить время с малышкой. Мне стало ужасно завидно, и я с грустью подумала о тех временах, когда могла всю субботу проваляться на диване с газетами и смутными воспоминаниями о том, как накануне уходила из клуба поздно ночью.

Глупо, конечно, потому что сейчас у меня есть нечто в миллион раз лучшее и я дорого за это заплатила. Сейчас от меня требуется защитить свое достояние. И вот я сижу в душном доме и стараюсь не думать о Меган. Я стараюсь не думать о ней и каждый раз вздрагиваю, заслышав шорох или заметив за окном промелькнувшую тень. Это невыносимо.

Я не могу выкинуть из головы, что Рейчел была здесь в тот вечер, когда пропала Меган, бродила поблизости, вдребезги пьяная, а потом вдруг исчезла. Том искал ее бог знает сколько, но так и не нашел. Я не могу не думать о том, что она тут делала.
Между Рейчел и Меган Хипвелл нет никакой связи. Я разговаривала об этом с сержантом уголовной полиции Райли после того, как мы видели Рейчел у дома Хипвеллов, но та заверила, что никаких причин для беспокойства нет.

— Она обычная зевака, — сказала та. — Одинокая и неуемная. Ей просто хочется быть к чему-то причастной.
Наверное, так и есть. Но я вспоминаю, как она пробралась к нам в дом и забрала Эви, и помню, какой испытала ужас, увидев ее у забора с моей малышкой в руках. И еще я помню, с какой жуткой улыбкой она на меня посмотрела, когда выходила из дома Хипвеллов. Просто кровь стынет в жилах. Сержант Райли понятия не имеет, насколько опасной может быть Рейчел.
Рейчел
Воскресенье, 4 августа 2013 года
Утро

Сегодня я проснулась от нового кошмара. В нем я сделала что-то ужасное, не знаю, что именно, но только исправить это нельзя. Я знаю, что Том теперь меня ненавидит. Он больше со мной не разговаривает, он рассказал всем знакомым о моем ужасном поступке, и все от меня отвернулись: и бывшие коллеги, и друзья, и даже мама. Они смотрят на меня с отвращением, презрением, и никто не хочет даже выслушать, как сильно я переживаю, что так вышло. Я чувствую себя невозможно виноватой, но понятия не имею, что же такое я натворила. Я просыпаюсь и знаю, что причиной кошмара было что-то из моего прошлого, какой-то старый проступок, а что именно — не имеет значения.

Выйдя вчера из электрички, я покрутилась возле станции Эшбери минут пятнадцать-двадцать. Хотела убедиться, что он — рыжеволосый — не вышел вслед за мной, но его нигде не было видно. Я боялась, что могла его не заметить, что он где-то рядом и ждет, когда я отправлюсь домой, чтобы пойти следом. Мне представилось, как было бы здорово побежать домой, где меня ждет Том. Где меня вообще кто-нибудь ждет.
По дороге домой я зашла в винный магазин.

В квартире никого не было, и казалось, что из нее только что ушли, что я совсем немного разминулась с Кэти. Но на столе лежала записка: она обедает с Дэмиеном в Хенли и вернется домой только в воскресенье вечером. Мне было не по себе, я испытывала страх. Ходила по комнатам, бесцельно перекладывая предметы с места на место. Что-то было не так, и я, в конце концов, поняла что.

Тишина звенела в ушах так громко, что стала походить на голоса, и я налила себе бокал вина, потом еще один, после чего решила позвонить Скотту. Вызов сразу переключился на голосовую почту: голос из другой жизни, голос делового и уверенного человека, которого дома ждет любимая жена. Через несколько минут я позвонила еще раз. На этот раз трубку взяли, но в ней было молчание.
— Алло?
— Кто это?
— Это Рейчел, — ответила я. — Рейчел Уотсон.
— Слушаю.
Слышны какие-то голоса. Женщина. Наверное, мать.

— Вы… я пропустила ваш звонок, — сказала я.
— Нет… нет. Я что, звонил? Наверное, ошибся. — Он был какой-то взвинченный. — Нет, положи это на место! — сказал он, и я не сразу сообразила, что он обращается не ко мне.
— Мне ужасно жаль.
— Да. — Он говорил ровно и бесстрастно.
— Очень, очень жаль.
— Спасибо.
— Вы… хотели поговорить со мной?
— Нет, наверное, набрал номер по ошибке, — произнес он уже увереннее.
— Ясно.

Я понимала, что он хотел поскорее закончить разговор. Понимала, что его нужно оставить с близкими и мне не следовало мешать ему переживать свое горе. Понимала, но все-таки спросила:
— Вы знакомы с Анной? Анной Уотсон?
— С кем? Вы имеете в виду жену своего бывшего?
— Да.
— Нет. В смысле не совсем. Меган… Меган немного подрабатывала у нее няней в прошлом году. А почему вы спрашиваете?
Я не знаю, почему спросила. Не знаю.
— Мы можем встретиться? Я хотела поговорить с вами кое о чем.

— О чем? — Он был явно раздражен. — Сейчас не самый лучший момент.
Уязвленная его резкостью, я собиралась повесить трубку, но он вдруг произнес:
— Тут сейчас полно людей. Может, завтра? Приезжайте ко мне завтра.

Вечер

Он порезался, когда брился, и у него кровь на щеке и воротнике. Волосы мокрые, и от него пахнет мылом и лосьоном. Он кивает и отступает в сторону, пропуская меня в дом, но ничего не говорит. В доме темно и душно, жалюзи в гостиной опущены, но шторы на стеклянных дверях, ведущих в сад, раздвинуты. На кухне все столы заставлены контейнерами с едой.

— Все приносят еду, — объясняет Скотт. Он жестом приглашает меня сесть, но сам остается стоять, бессильно опустив руки. — Вы хотели мне что-то сказать? — Он произносит это, будто на автопилоте, не глядя мне в глаза. Он кажется сломленным.
— Я хотела спросить у вас насчет Анны Уотсон, о том… даже не знаю. Какие у Меган были с ней отношения? Они ладили?
Он хмурится и берется за спинку стула перед собой.

— Нет. Я хочу сказать… что антипатии между ними не было. И они не очень хорошо знали друг друга. Не общались. — Его плечи обмякли, и стало видно, что он совершенно раздавлен. — А почему вы об этом спрашиваете?
Я вынуждена сказать правду:
— Я видела ее. Мне кажется, я видела ее возле подземного перехода на станции. В тот вечер… когда Меган исчезла.
Он слегка качает головой, стараясь уяснить, что я говорю.
— Прошу прощения? Вы видели ее. Вы были… где вы были сами?

— Я была здесь. Я собиралась… поговорить с Томом, моим бывшим мужем, но я…
Он крепко зажмуривается и трет лоб.
— Погодите — вы были здесь и видели Анну Уотсон? И что? Я знаю, что Анна была здесь, она живет через несколько домов. Она рассказала полиции, что ходила на станцию около семи, но Меган не видела.
Он сжимает спинку стула, и я вижу, что его терпение иссякает.
— Что вы хотите этим сказать?

— Я пила, — признаюсь я и чувствую, как мое лицо заливает краска стыда. — Я точно не помню, но мне кажется…
Скотт поднимает руку:
— Довольно! Я не желаю больше это выслушивать. У вас явные проблемы с вашим бывшим мужем и его нынешней женой. Это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Меган, разве не так? Господи, неужели вам не стыдно? Вы вообще представляете, через что мне пришлось пройти? Вы в курсе, что утром меня возили в полицию на допрос?

Он так сильно наваливается на спинку стула, что я жду, когда она с треском сломается.
— Да еще вы лезете со своей ерундой. Мне жаль, что ваша личная жизнь в полном дерьме, но она — цветочки по сравнению с моей. Уж поверьте! Поэтому прошу вас… — Он кивком показывает на дверь.
Я поднимаюсь, чувствуя себя глупо и нелепо. Мне стыдно.
— Я хотела помочь. Я хотела…

— Вы не можете помочь, разве не ясно? Вы не можете мне помочь. Мне никто не может помочь. Моя жена мертва, и полиция считает, что это я убил ее. — Он почти кричит, и на его щеках выступают красные пятна. — Они считают, что это я убил ее!
— Но… Камаль Абдик…
Стул врезается в стену с такой силой, что одна из ножек отлетает. Я испуганно отскакиваю, но Скотт неподвижен. Он стоит, опустив сжатые в кулаки руки.
— Камаль Абдик, — произносит он, сжав зубы, — больше не является подозреваемым.

Он говорит ровным тоном, но видно, с каким трудом ему это дается. Я чувствую, как ярость буквально переполняет его. Я хочу пройти к двери, но он стоит у меня на пути, загораживая скудный свет, проникающий в комнату.
— Знаете, что он говорит? — спрашивает он, отворачиваясь, чтобы поднять стул.
Естественно, я не знаю, но мне снова кажется, что он разговаривает не со мной.

— Он много чего говорит. Что Меган была несчастлива, что я был ревнивым и подозрительным мужем и — как это? — эмоциональным насильником. — Его лицо искажается от отвращения. — Камаль утверждает, что Меган меня боялась.
— Но он же лжет!
— И не он один. Подруга Меган, Тара… она говорит, что Меган иногда просила ее прикрыть, чтобы она соврала, где Меган была и чем занималась.
Он ставит стул на место, и тот падает. Я делаю шаг в сторону прихожей, и он переводит взгляд на меня.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь