День геолога

1.

«… А схоронили пана Станислава как собаку. Зарыли за оградой кладбища, даже камень не дали поставить. И всё равно, вся деревня хоронить его пришла. Закопали беднягу как собаку, в закрытом гробу. На пани Марышек лица не было, бедняга за одну ночь годков так на 20 постарела. Да и всем нам в ту осень несладко пришлось. 31 августа пана Станислава закопали, а 1 сентября немцы на нас напали. Вовремя бедняга издох, будто знал, окаянный, что дальше будет…»

2.

После пары месяцев в Польше Арсений Журов уже тихо ненавидел всё вокруг. Экспедиция не приносила никаких результатов: давило начальство, давили местные, давили все, а газа, который обещали все расчёты и геологические исследования, не было. Три вышки – новейших вышки, построенных по последним технологиям, так и стояли невостребованными – газа не было. Ни капли, ни капелюшечки, ни молекулы - будто кто-то до них взял весь резервуар и выкачал, выпил до последней капли.

Впрочем, не так всё плохо было у Арсения – в свободное от бесплодных поисков газа время он развлекался с местными панночками. Полячки казались ему существами из другого мира – лёгкие и весёлые, будто бабочки, они слетались на огонёк к нему в бытовку, а он взамен награждал их щедрыми подарками – геологам платили неплохо, а в польской глубинке деньги тратить было не на что. Конечно, периодически его больно кололи мысли о Катеньке – как там Катюша в своём МГУ учится, как там её мать, как там кошки и собака, но все они быстро забывались, когда очередная пани, смеясь и хохоча, увлекала Арсения в лес, целовала его обветренные губы, ласкалась к нему в поисках экзотики: как же, целый настоящий геолог, может, он её с собой заберёт, в Москву.

Конечно, никого он забирать не собирался. Дома ждала его жена, аспирантка МГУ, любящая его какой-то нереальной любовью. Преданная, словно собака, Катенька долго не могла отпустить своего Арсюшку в экспедицию – как так, целых полгода её не будет рядом. Впрочем, не будь Катеньки, пани Аньешку он бы всё-таки забрал.

Пани Аньешке было всего 19. Сирота, потерявшая обоих родителей ещё в детстве, пани Аньешка жила с бабушкой, которая, казалось, ещё Петра Великого застала. Несмотря на крайне преклонный возраст, бабушка постоянно что-то делала: следила за курами, выгоняла коз на выпас, приказывала Аньешке убраться по дому, в общем, кружилась как белка в колесе. Арсений часто оставался у них, по вечерам слушая рассказы бабушки. Та рассказывала долгие истории о жизни до войны, о других селянах, о своей семье, и Арсений внимательно слушал эти чужие истории на чужом языке. Впрочем, их и без слов можно было понять.

3.

Пани Марышек была до неприличия красива. В свои 20 с лишним она выглядела на 16: тонкие черты лица в обрамлении тёмно-ореховых кудрей, серо-зелёные глаза, блестящие, словно бриллианты, высокий рост и стройная фигурка. Передвигалась она плавно и легко, будто лань, буквально плыла над землей, выгоняя кур из курятника или убирая дрова в дровяник. Казалось, пани Марышек должна была родиться городской, но что-то пошло не так, и она осталась там, в деревне.

Выдали пани Марышек за пана Станислава. Тот был сыном богатого купца, и после смерти отца унаследовал приличное имение. Все хотели выйти за него замуж, но всем он отказывал, будто вовсе не интересовался противоположным полом. Впрочем, может, так оно и было: пан Станислав часто уезжал на охоту с другими парнями, пропадал там по несколько дней, а потом возвращался: когда с дичью, когда с голыми руками. Лишь одну пани Марышек он подпустил к себе, и к апрелю 1936 она уже переехала к нему.

Принёс ей этот брак счастья или нет – кто ж теперь скажет. Но только стала пани Марышек чаще грустить, дольше бродить одной по имению, разговаривая сама с собой. Иногда она уходила к речке и долго сидела на берегу, смотрясь в водную гладь, как в зеркало. Впрочем, местные списывали это на то, что пани Марышек банально повзрослела. Стала она теперь женой, хозяйкой, вот только детей у них с паном Станиславом всё не было и не было.

4.

Несмотря на полное отсутствие результатов, руководство зачем-то продлило экспедицию ещё на полгода: то ли из надежды отбить вложенные деньги, то ли чтобы ещё потянуть время перед высшим начальством. Когда Арсений сообщил об этом Катеньке – по телефону, причём аж по служебному, та едва сдержала слёзы. Впрочем, Арсений понимал её прекрасно – он сам был не в восторге провести ещё полгода в глубине польских болот, где даже волки бегать боятся. Поболтал Арсений с Катенькой и улёгся спать.

А через час его разбудили дикие крики Аньешки, ворвавшейся в бытовку. Аньешку всю трясло, глаза у нее были как блюдца, изо рта стекала слюна. Была она в одной ночнушке и наспех накинутой на неё курточке – видимо, бежала из дома она второпях. Прижалась она к Арсению и затараторила что-то на своём.

- Бабушка в город уехала, козлят продавать, а я одна дома осталась, - лопотала Аньешка, не в силах поднять головы от плеча Арсения. – Вдруг встаю среди ночи и вижу: в дверном проёме, вот те крест, стоит девушка, вся голая, с мёртвыми глазами, а лицо всё в крови. Я моргнула, а она будто ближе придвинулась! Я схватила куртку и в окно, еле убежала!

Арсений Журов, к слову, был скептиком. Естественно, в бредни Аньешки он не поверил – но, кое-как успокоив бедную девчонку, он уложил её спать на свою койку, рядом с собой. И долго обнимал её, чувствуя, как бьётся её сердце. Может, сон ей плохой приснился, вот и проснулась, увидела тряпку в дверном проёме и испугалась.

5.

«…Как немцы пришли, так имение пани Марышек захватили, а её саму в Германию угнали. Плакала она сначала, не хотела уезжать, а потом вдруг радостно собрала чемоданы и в немецкий эшелон прыгнула, как к себе домой. Странности с ней какие-то твориться начали. Случилось это через пару месяцев после того, как пан Станислав преставился. Зима, холодно, ночь на дворе, все спят, вбегает в дом к нам пани Марышек, вся испуганная, трясётся вся, слова сказать не может. Я ей водки налила стакан, она его залпом проглотила и ей хоть полегче стало. Говорит она, значит, что ночью проснулась, в туалет ей захотелось, а там пан Станислав стоит в двери, мёртвый, как в тот день, как он преставился. Стоит там, значит, этот мертвяк, и плавно к пани Марышек движется. Та шубу на исподнее накинула – и в окно, со второго этажа в сугроб, а оттуда по заборам – и к нам. Я и в жизни не могла представить, что пани Марышек такая ловкая. Уложили мы её спать у себя, а утром она собралась и домой ушла. А через пару дней её немцы увезли, в Германию. Сначала она нам писала, конечно – что работает кухаркой у богатой семьи в Берлине, что её снова взяли замуж - офицер, ветеран Первой Мировой, что у неё наконец-то сынишка родился и дочка на подходе, а потом то ли письма доходить перестали, то ли она нам больше не писала. Так и сгинула пани Марышек в Германии. Кто ж теперь узнает, что с нею стало…»

6.

Арсений Журов по своей природе был исследователем. Ко всему новому он относился скептически, но с интересом, предпочитая сначала изучить объект, а потом уже придумать, как его приспособить. Геология была его главным интересом: минералы и полезные ископаемые изучать можно было вечно, а разнообразие их свойств и вовсе поражало его ум. Конечно, интересовался он и другими вещами – польский язык, например, Арсений выучил всего за пару месяцев ежедневного повторения.

Рассказ пани Аньешки, впрочем, Арсений поначалу списал на плохой сон, на стресс – да на что угодно. Но вот рассказ её бабушки заставил его задуматься – шутка ли, в одной маленькой деревне в пределах одной семьи произошли два одинаковых, как под копирку, случая.

Параллельно с этим на исследовательскую базу приехали студенты-практиканты, которым делегировали примерно половину обязанностей Арсения. Заполнять образовавшееся свободное время уже приевшимися полячками не хотелось, и Арсений решил углубиться в мистику. Какая-то часть его, воспитанная в радикальном советском атеизме, говорила ему, что всё это бредни двух поехавших бабёнок: шутка ли, в детстве остаться сиротой или потерять мужа, а потом и под военные действия попасть, но внутренний голос говорил ему, что всё далеко не так однозначно.

До отъезда домой оставалось почти 5 месяцев. Пять месяцев ничегонеделания, конечно, Арсения абсолютно не прельщали, и он решил собрать всю информацию о паранормальщине, творившейся в этих краях. Бабка Аньешки с радостью начала с ним сотрудничать, и таким образом в руки Арсения попали письма пани Марышек – тетрадные листки, пожелтевшие от времени, полностью исписанные убористым курсивом.

Письма пани Марышек

16 мая 1941 года

Дорогая пани Марта! Пишу тебе со всей своей любовью и уважением, благодарю безмерно за твои письма, греющие мою душу своим светлым, искренним теплом.

У нас дома всё хорошо, я работаю кухаркой и экономкой в большой немецкой семье. На следующей неделе меня берёт замуж друг семьи, герр Вильгельм. У него большая квартира в центре Дрездена. Герр Вильгельм инвалид Первой Мировой, у него нет ноги, но это не повлияло на его светлую душу. Герр Вильгельм, без преувеличения, самый радостный, тёплый и душевный человек, которого я знаю. Мы с ним будем жить в его квартире. Там есть газ, свет и водопровод.

Пана Станислава я почти не вспоминаю, а если и вспоминаю, то без боли в душе. Вспоминаю, как мы проводили время в полях за речкой. Вспоминаю и закат его жизни. Жаль его, пани Марта, такой молодой был. А ты там как в нашей родной деревушке? Как дети? Как скотина и огород? Посылаю тебе ещё 200 рейхсмарок, купи на них детям мяса.

Целую, твоя Марышек.

19 октября 1944 года

Дорогая моя, любимая моя пани Марта! Так долго я ждала твоего последнего письма, так оно меня обрадовало, что слов нет выразить мои чувства.

Генрих растёт, уже сделал первые шаги. Вилли смеётся и говорит, что скоро он вообще забегает. Мне второго рожать на днях, Вилли хочет сына, а мне бы доченьку. Буду плести ей косы и шить ей платья. Снился мне на днях пан Станислав – как живой, да только неживой. Прав он был насчёт тех полей, ох как прав. Жаль только мы его не послушали.

Рассказывай побольше о своей жизни. Прости, что не посылаю больше денег. Нам самим нечего есть, денег нет. Брат Вилли привёз нам 20 килограммов картошки на той неделе, до зимы должно хватить, а там уже и лето скоро.

С искренней любовью, твоя Марышек.

7.

Пан Станислав был человеком хитрым и в то же время умным. Думая на пару шагов вперёд, он смог не только сберечь, но и приумножить богатства своего так невовремя почившего отца. Но была у пана Станислава ещё одна черта – жадность. Скупцом его было не назвать – пани Марышек он осыпал золотом и одевал в меха, но жадность, с которой он смотрел на каждую новую возможность подзаработать, казалась окружающим жуткой.

Перед тем, как перекинуть петлю через потолочную балку сарая, отец пана Станислава рассказал сыну про поля. Что есть в тех полях за речкой одно место, под которым вместо земной толщи – сплошная пустота. Пещера без выхода и входа. И что если подкопать его, и спуститься в пещеру, выйдешь ты оттуда красивым, богатым и счастливым. И не будешь ни ты, ни твои друзья, ни твои родные больше никогда в чём-либо нуждаться.

Пан Станислав, конечно, слушал. И мотал на ус. А с утра уже снимал окоченевшее тело собственного отца с балки под крышей сарая.

8.

Фраза пана Станислава про поля, конечно же, не укрылась от цепкого взгляда Арсения Журова – и Арсения-геолога, и Арсения-исследователя? Оккультиста? Охотника за привидениями? Тем более, что поиски газа велись как раз в полях за речкой, о которых, судя по всему, пани Марышек и писала в своих письмах. О которых очень странно отзывался погибший не менее странной смертью пан Станислав.

Конечно, ни одно исследование, особенно такое, полуисторическое, не могло быть полным без использования источников. Письма пани Марышек были прочитаны Арсением вдоль и поперёк – ничего конкретного там не было, ни слова про явление пана Станислава, словно пани Марышек отчаянно пыталась забыть случившееся, не тащить тот страшный кошмар в новую жизнь, в квартиру в центре Дрездена с газом, водопроводом и новеньким унитазом. Последняя надежда была на дневники пани Марышек и пана Станислава – по словам бабушки Аньешки, дом пана Станислава считался проклятым, никто туда не заходил. Что немцы и русские в войну его избегали, что местные. Впрочем, Арсений в проклятия не верил, взял ломик покрепче и отпер входную дверь.

В доме было темно и тихо, как в склепе. Судя по всему, с 1939 туда никто не заходил: толстый слой пыли лежал на разбросанных вещах, на роскошной по тем временам мебели, на стенах. Казалось, будто жительница дома в спешке собралась и убежала от чего-то очень страшного.

Дневники пани Марышек и пана Станислава лежали в платяном шкафу, там, под старыми простынями. Там же лежали и фотоальбомы. Арсений полистал их: вот молодая девушка, темноволосая, в свадебном платье и фате улыбается в камеру. Рядом с ней стоит парень, светловолосый и какой-то смурной, будто и не рад невесте. На обороте подпись – «Свадьба Марышек и Станислава, 1936 год, апрель.» Покрутив фотографию в руке, Арсений почему-то убрал её во внутренний карман куртки, вместе с дневниками. Потом быстро вышел, оглядываясь словно вор, и вернулся в свою бытовку.

Дневники пани Марышек

22 июля 1939 года.

Ездили с паном Станиславом на лошадях в поля за рекой. Моя кобылка перед полем встала и отказалась идти, мерин пана Станислава вставал на дыбы и всеми силами пытался уйти с поля. Пан Станислав сказал, что это потому, что в том поле под землёй пустота – нет ничего. Говорит, что если с поля верхний слой сковырнуть и в ту пещеру спуститься, выйдешь богатым и счастливым. Бредни какие-то, ей богу, если в такую яму провалиться, все кости переломаешь. Кони, видимо, чувствуют, что под землёй пустота, вот и не хотят туда идти.

28 августа 1939 года.

Утром прибралась дома, приготовила обед. Пан Станислав уехал в город. Вечером вернулся весь взъерошенный и лёг спать, даже не поел ничего. Ночью слышу – пан Станислав проснулся, лежит полумёртвый в углу и скулит тихонечко. Я включила свет, смотрю на него, а на нём от страха лица нет. Говорит, отца своего видел, мёртвого, один в один как он тогда в петле висел. Налила я ему водки и снова спать уложила. Бедный, бедный мой пан Станислав, как же печальна твоя судьба, как же я хочу помочь тебе!

30 августа 1939 года.

Пан Станислав ходит весь печальный. По ночам не спит, дрожит. Говорит, что магазин его в городе закрылся, что война будет, что немцы с русскими пакт подписали. Ночью он мне признался, что тогда, 28 числа, он не в город ездил, а на то поле, всё хотел пещеру раскопать. Раскопал, спустился туда и тогда-то ему всё ясно стало. Тронулся мой бедный пан Станислав головой, да сохранит Господь его душу.' '

Дневники пана Станислава

28 августа 1930 года.

Отец вернулся из поля, смурной. Говорит, что в поле ездил, молчит много.

30 августа 1930 года.

Отец рассказал, что есть под дальним полем за речкой пещера, без выхода и входа. Что кто туда спустится, станет богатым и счастливым. Что он сам туда спускался, но богатства пока не обрёл. Потом ушёл в сарай и закрылся на замок.

31 августа 1930 года.

С утра снял отца из петли в сарае.

28 августа 1939 года.

Ездил в поле, искал ту пещеру. Вход не нашёл, сам копал, с самого утра. Спустился вниз. ██████████████████████████████████████████████████████████████████ ██████████████████████████████████████████████████████████████████ ██████████████████████████████████████████████████████████████████ █████████████ Марышек

9.

Арсений Журов, конечно же, был скептиком. Дневники пани Марышек и пана Станислава, начинавшиеся, казалось бы, совсем безобидно, под конец плавно превращались в записки завсегдатаев дурки. Одна страница из дневника пана Станислава чего стоит – половина листа зачёркнута, текст вымаран так, что ничего не разобрать, имя его жены зачёркнуто дважды, но хоть читается. Что же с ними случилось? С весёлой, улыбчивой девчонкой в белом платье и фате, с симпатичным парнем с грустными глазами, с пани Аньешкой, которая в страхе забилась в бытовку геологов. Групповое помешательство? Шизофрения по доверенности? Изучив все дневники пани Марышек и пана Станислава от корки до корки, в голове у Арсения Журова начал формироваться ответ. Ответ, конечно, Арсению не нравился: по всем признакам выходило, что там, под главной вышкой, находится та самая полость, куда люди спускаются за богатством и счастьем, а выходят с мозгами набекрень. В том самом месте, где стоит их бытовка. Где Арсений Журов развлекался с пани Аньешкой. В голове у Арсения созрела мысль, казавшаяся ему невероятной, дикая, безумная мысль – спуститься в ту самую полость.

Арсений вышел из бытовки и закрыл за собой дверь. Спустился по лестнице, находившейся внутри вышки, пролез в небольшую щель и очутился там, в подземной полости. Под землей ожидаемо не было ничего. Ни несметных богатств, ни трупа мёртвой панночки, ничего. Просто пустая пещера, коих за всю свою карьеру геолога Арсений видел немало. Пройдясь по пещере, Арсений тяжело вздохнул. Развернулся к выходу и увидел Катеньку – мёртвую, с пробитой головой и вытекшими глазами, в белом коротком платье. Катенька парила над землёй между Арсением и лестницей, а потом, вместо того чтобы двинуться к нему, как незнакомка к Аньешке, как пан Станислав к пани Марышек, вдруг укоризненно покачала головой и растворилась в воздухе. Арсений медленно осел на землю. В штанах было предательски мокро, а в голове – предательски пусто.

10.

- Сань, ну что там? – нетерпеливо спросил Сергей Сергеевич Лебедев, начальник геологической экспедиции, у коллеги.

Александр Михайлович Павлов поднялся наверх и снял противогаз, глубоко вдыхая свежий утренний воздух.

- Там Сенька наш лежит, - тяжело вздохнул мужчина.

- Живой? – уточнил у него начальник, заранее зная ответ.

Александр Михайлович в ответ лишь покачал головой. Сергей Сергеевич натянул противогаз и спустился вниз, освещая фонарём низкие своды пещеры. Когда луч фонаря высветил искажённое ужасом лицо его с недавних пор покойного коллеги, мужчина непроизвольно поёжился.

Поднявшись наверх, Сергей Сергеевич сел на камень и закурил.

- Сань, у него ж там жена была, - тихо произнёс он, выпуская дым. – В МГУ училась. Катей звать её, вроде бы.

- Там жена, а тут Аньешка, - хмыкнул Александр Михайлович, устраиваясь рядом с начальником. – Жалко парня, конечно. Что он там такое видел в этой пещере?

- Газ, - коротко ответил Сергей Сергеевич. – Под этой пещерой и лежит месторождение. Видел щель между камнями? Оттуда газ и травит помаленьку, вот Сенька и надышался. А когда газом надышишься, привидеться что угодно может.

11.

Пан Станислав долго копал землю, сжав зубы. Копать было тяжело: земля, мокрая после дождя, словно наотрез отказывалась быть раскопанной, комкуясь и слипаясь, но пан Станислав всё равно копал. Как раскопал, сразу же спустился вниз, по узкому, крошечному проходу в каменный мешок. Побродил по пещере и собрался уже выходить, как вдруг стало ему всё понятно. Перед глазами проносились жуткие картины: вот немцы стреляют в людей, вот в гетто дети умирают от голода, вот пани Марышек, его любимая пани Марышек, моется в ванне в большой квартире с водопроводом и газом, и в ванную прилетает снаряд. Долго сидел пан Станислав в той пещере. Потом встал и ушёл.

За день до начала войны пан Станислав взял ружьё и ушёл в сарай. Приставил ружьё к подбородку и тихо пробормотал что-то, по смыслу напоминающее «Господи, забери меня к себе, только молю, сохрани жизнь мой жене, пани Марышек». Передёрнул затвор и нажал на спуск.

Утром пана Станислава схоронили как собаку, в закрытом гробу, за кладбищенской оградой.

Источник (Мракопедия)

КРИПОТА – Первый Страшный канал в Telegram