ДЕШЕВЛЕ УМЕРЕТЬ 

ДЕШЕВЛЕ УМЕРЕТЬ 


«ОВОЩНЫЕ» ЛЕКАРСТВА 

«Тебе больше не хочется жить. Все становится серым, появляется непреодолимая тоска. После первого же дня приема аминазина ты не можешь сосредоточиться, читать, воспринимать информацию, слышишь слова, но не можешь ответить», — рассказывает Мария Алехина, участница российской панк-группы Pussy Riot об одном из самых популярных в российской психиатрии препарате. 


До истории с панк-молебном Алехина в группе волонтеров проводила творческие занятия с пациентами детской психиатрической больницы № 6 в Москве. По ее рассказам, в этой больнице нет психически больных. Туда отправляют непослушных детей из детских домов. Либо тех, кто попытался совершить самоубийство, — минимум на два-три месяца. 


«Работает там тетечка под 70 лет, которая и прописывает детям сильнодействующие антидепрессанты и аминазин — в виде таблеток или уколов. После аминазина дети лежат на кроватях, перемещаются медленно и только держась за стенку — ноги передвигать трудно. После антидепрессантов сидят, смотрят в одну точку и улыбаются. А если их спросишь, о чем они думают, они отвечают: «…Я не хочу улыбаться, мне страшно», — вспоминает Алехина. 


Об использовании аминазина в детских психиатрических больницах Мария Алехина упоминала в своем «последнем слове» в суде еще 8 августа 2012 года. Спустя пять лет больница сменила название, но не методики лечения. Ныне Научно-практический центр психологического здоровья детей и подростков в мае 2017 года в очередной раз закупил препараты, среди которых есть то самое «овощное» лекарство. 


«Все тело словно выкручивает — как белье выжимают. Мышцы судорогой сводит, и ты ничего сделать не можешь», — описывают пациенты воздействие галоперидола. Это — другой популярный в российской психиатрии нейролептик — препарат, который «тормозит» нервную систему. 


Галоперидол и аминазин использовали еще во времена СССР для усмирения диссидентов. «В советское время не только в тюрьмах, но и в психбольницах было три вида пыток. Укрутки — когда голову человека заматывают в мокрые простыни, они высыхают, и голову сдавливает болью, — аминазин и галоперидол», — рассказывает Мария Алехина. 


Именно эти два препарата чаще всего упоминают в историях о «неугодных» пациентах ПНИ. Аминазин назначали погибшему сыну сибирского православного активиста Юрия Задои, который из-за разногласий с сыном поместил его в психбольницу. 


Другой пример — случай челябинского активиста Алексея Морошкина, которого арестовали в 2015 году за пропаганду сепаратизма в социальных сетях. Суд поместил его в психиатрическую клинику. Там активист получал высокие дозы нейролептиков — это привело к депрессии. 


При неправильном применении эти препараты опасны для здоровья: симптомы пациента не исчезают, а только усиливаются. Галоперидол обостряет психоз и галлюцинации, приводит к неконтролируемым движениям рук и ног. Аминазин вызывает депрессию, непрекращающийся тремор. Последствия приема галоперидола и аминазина могут не исчезать годами. 


ДЕШЕВО И БОЛЬНО 

Год назад Министерство труда и социальной защиты объявило о начале реформы психоневрологических интернатов. «С тысячей незанятых человек, сосредоточенных в одном месте, сложно справиться, поэтому широко распространена практика использования успокаивающих, психотропных препаратов», — говорила тогда одна из авторов реформы — Елена Клочко, сопредседатель Координационного совета по делам инвалидов и других лиц с нарушениями жизнедеятельности при Общественной палате. 


Реформа пока не помогла ПНИ отказаться от применения устаревших медикаментов. «Отечественная психиатрия сильно запаздывает в поколениях препаратов. Пациентам часто назначают устаревшие препараты, с сильными побочными эффектами», — отмечает в своем докладе о практиках карательной психиатрии в современной России Международная правозащитная группа «Агора». 


Аминазин и галоперидол относятся к первому поколению нейролептиков — их открыли еще в 50-х годах прошлого века. С тех пор разработаны другие, современные средства. Но российские психоневрологические интернаты предпочитают закупать устаревшие препараты. Одна из причин — их дешевизна. Упаковка галоперидола стоит 100 рублей, аминазина — 200 рублей. 


«Менять утки дешевле, чем лечить. Изобретатель лоботомии получил Нобелевскую премию, потому что это привело к феноменальной экономии расходов на контроль за пациентами», — рассказывает Азгар Ишкильдин, директор Гражданской комиссии по правам человека, которая следит за нарушениями прав человека в области психиатрии. 


В тех редких случаях, когда психоневрологический интернат отказывается от дешевых нейролептиков, система теряет деньги. Так произошло в Звенигородском психоневрологическом интернате Московской области. В 2016 году с проверкой в интернат приехала группа общественных наблюдателей. 


«Отказ от дешевого и устаревшего аминазина и переход на более современные препараты, с меньшим объемом побочных эффектов, привел к удорожанию лечения», — отмечают они в своем отчете. Если в 2015 году стоимость лечения одного человека в сутки составляла 19 рублей, то через год она выросла до 25 рублей. При этом по нормативам на человека отводится еще меньше — лишь 14 рублей. 


Несмотря на то, что группа проверяющих отметила позитивные изменения в Звенигородском ПНИ в 2016 году, учреждение продолжает закупать сильнодействующие нейролептики и сегодня. Галоперидол закупали в интернат в марте, апреле и августе 2017 года — документы размещены на официальном сайте госзакупок. 


ПСИХОТРОПНЫЕ ГОСЗАКУПКИ 

Другие российские психоневрологические интернаты продолжают давать своим пациентам нейролептики старого поколения, согласно анализу госзакупок. По подсчетам Russiangate, как минимум 203 из 500 российских взрослых психоневрологических интернатов в последние пять лет закупали галоперидол. Еще 160 ПНИ — аминазин. 


Современный препарат из списка нейролептиков нового поколения — арипипразол — за последние пять лет, согласно сайту госзакупок, заказывало лишь два интерната во всей стране. 


Эти цифры — не исчерпывающие. Подсчитаны только те контракты, в которых предметом закупки указан галоперидол или аминазин. Часто в контрактах указывают общие формулировки — например «психотропные средства», а детальное техническое задание не публикуют. 


Однако даже эта выборка говорит о том, что таких препаратов с каждым годом закупается все больше. Если в 2011 году заключено 93 контракта с предметом закупки «галоперидол», то в 2016 году — 191 контракт — в два раза больше. 


Больше всех на галоперидол за год потратил Нелидовский психоневрологический интернат Тверской области. В 2015 году он заключил четыре контракта стоимостью 752 тыс. рублей. Самый дорогой контракт на поставку препарата — у этого же ПНИ. За 466 тыс. рублей интернат приобрел 1,5 тыс. упаковок галоперидола. 


Аминазин обходится психоневрологическим интернатам дороже. Новотроицкий психоневрологический интернат Оренбургской области в 2016 году потратил на этот препарат 2,4 млн рублей, закупив 11 тыс. упаковок. 


2 млн рублей в 2016 году на аминазин израсходовал психоневрологический интернат № 9 в Санкт-Петербурге. Денежковский психоневрологический интернат Московской области в этом же году закупил препарат на 1,6 млн рублей. 


ТРАКТОР И БАНЯ ВМЕСТО ЛЕКАРСТВ 

Если на современные лекарства бюджета ПНИ не хватает, то траты на второстепенные товары — не редкость. Петербургский ПНИ № 3 закупил трактор за 2,9 млн рублей. 1,5 млн рублей стоила этому интернату бытовая техника — купили микрофоны, прожекторы и микшерный пульт. 


Психоневрологический интернат № 9 Санкт-Петербурга потратил 29 млн рублей на «благоустройство и озеленение». Масальский психоневрологический интернат в Алтайском крае скромно — за 200 тыс. рублей — заказал работы по благоустройству территории бани. 


В московский ПНИ № 30 в прошлом году приезжала общественная проверка. Участники отчитались о фактах недобровольного применения психотропных препаратов. 


«Н. жаловался на очень плохое питание и говорил, что, если кто-то начинает жаловаться, его «закрывают». Его самого теперь не закрывают, потому что он старается молчать. Также Н. говорит, что в ПНИ не спрашивают согласия на лечение: «А когда оказываешься в больнице, то все равно надо подписать «согласен», так быстрее выйдешь», — пишут авторы отчета. 


В 2017 году у московского ПНИ № 30 ушло 10,2 млн рублей на услуги охраны.


Источник: russiangate.com

Report Page