Часть следующая.
Подписаться
Ну, вот, очередной клочок воспоминаний... Мой Таймырский поход. Часть ЧЕТВЁРТАЯ.
Вот среди густого лиственничного леса появляются серые очертания избушки и прилегающего к ней отхожего места. Конечно, я знаю – это тот самый заброшенный кордон, та «баня», про которую пишут в отчётах. Голубика и морошка на полянке сплошной вырубки не тронуты. Но я надеюсь, что люди иногда заплывают сюда с Волочанки в поисках рыбы. Первым делом захожу в настеж распахнутые ворота сарая. Два меленьких окошка с чахлыми когда-то белыми занавесочками, какие-то баночки-скляночки на подоконниках. Пол, в общем представляющий собой обычный сарайный пол из пыли и песка, сбившихся в одну кучу, широкие лесные лыжи, большие санки для катания маленьких детей, детские сапожки, дырявые и выцветшие пластмассовые тазики, строительные инструменты, части каких-то технических изобретений... Кучу песчаного пола дополняют чёткие и вездесущие волчьи следы. Весь вид этого сарайчика вселяет в меня образ лютой снежной зимы, безлюдной, дикой, именно в такие зимы снег наполовину заметает этот сарайчик и бесконечный ветер собирает песчаную кучу в угол. Волки заходят сюда греть мёрзлые лапы. Гляжу на санки с лыжами. Какая же отважная жена была у егеря! С таким маленьким ребенком жить ЗДЕСЬ. Но раз здесь санки и лыжи, то, видимо, зимой, если ребенок начинал болеть, они всей семьёй выходили на лыжах к людям, в факторий Камень. Значит, факторий в пределах лыжной доходимости. Да еще с ребенком.
А где же сапоги на меня?
Пересекаю полянку между сараем и домом. Полянка основательно загажена обрывками полиэтиленовых пакетов, пустыми ржавыми и не очень ржавыми (а даже совсем свежими - из-под сгущенки) консервными банками, многочисленными бутылками из-под водки. Всё, что валяется на этой полянке, по всей видимости, оставлено вовсе не егерем, а не так давно бывавшими здесь. Вполне вероятно, только туристами-сплавщиками (отмечу, что по Хете здесь могут сплавляться очень часто забрасываемые на вертолётах и не несущие снаряжение и еду на себе группы).
Поднимаюсь на три ступеньки крылечка добротной, из тёсанного бруса, тщательно запаклёванной и утеплённой избушки. Избушка больше дом, чем избушка, назвать её времянкой язык не повернётся. Вот и предбанник (ну, или передняя, кладовка, веранда без окон, прихожая) с тонкими дощатыми стенами, в самом уголку – полочка с мытельными принадлежностями (мочалка, мыло хозяйственное, пустые шампунные/антипедикулёзные бутылёчки, какая-то подобная ерунда), в противополжном углу большая куча свежих сухих дров. На дровах пол пачки чая «Ахмад».
Моются здесь, значит.
Сапоги висят на гвоздике сразу у выхода. Окидываю их спокойно-радостным, но не удивлённым взглядом и открываю толстую тёплую дверь в сам дом. Захожу. Вот он какой – заброшенный егерьский дом. Я очень люблю бывать в чужих домах. Мне всегда кажется, что дом – это и есть отражение всего мира живущего в нём человека. Множественные мелочи - книги, разбросанные или аккуратно сложенные вещи, картины или отсутствие таковых, мебель, пыль или стерильность на полочках, все это и многое другое – как же я люблю видеть и подмечать. Этот дом веет давно заброшенным местом. Время в нем застыло той далекой весной или осенью (летом или зимой), когда кордон упразднили, все осталось здесь так же, люди сами давно поменялись, а место это – как музей того этапа их жизни, того момента их жизни. Прохожу мимо буржуйки к столику у большого окошка. Пачка журналов «ЭКО» за 93-й, 94-й годы. Соль.
Сажусь на покрытые войлоком палати. Зачем-то вытаскиваю из рюкзака вещи, достаю дневник, ручку, поджимаю мерзнущие ноги (в доме холоднее, чем в солнечном лесу) под себя и начинаю писать. Вокруг меня – много пустых бутылок, разбросанных по полу, разбитые стеклянные банки, свеча, мыло, коробок спичек (сухие спички – о-о-о!), бушлаты, фуфайки, еще две пачки соли, веник, совок, ковшики, кружки...
Жизнь налаживается!
Теперь мне можно не торопиться (а я тороплюсь из боязни ухудшения погоды). Перчатки, валенки, банка сардины 95-го года, ещё какая-то ржавая консерва, старая просохшая и провонявшая крупа... В пакетике на столе рядом с журналами конфеты «Праздничные». На фантике дата изготовления – 95-й. Я не обламываюсь – одну карамельку в шоколадной глазури и клубничной начинкой сразу же засовываю в рот. Вкусно как – сладко! И как калорийно!
Притаскиваю из предбанника сапоги. Сматываю портянки и натягиваю эти высокие (во всю длину ног) болотники. Аккурат моего размера. Тютелька в тютельку! Отлично. Я думала, что приду на этот кордон вечером и переночую здесь, но, судя по солнцу, сейчас только около полудня. У меня слишком дорогое время, это особенное время моей жизни и именно его я никак не могу тратить здесь. У меня не было еще ни одной днёвки, я иду без перерывов более 12 часов каждый день, и как бы сильно мне не хотелось сеть, расслабиться и насладиться тишиной и приятностью этого леса, я понимаю – мне нужно идти.
Выхожу из дома. Оборачиваюсь на него ещё раз. Дом людей... Грустно выхожу на берег. Заливаю воду из Хеты в обгрызанную с угла пачку «Ролтона». Тихонько сижу у столба для швартования лодки в ожидании, пока «Ролтон» разбухнет. Не могу себе отказать в удовольствии, и распаковываю пачку сублимированного мяса. Эх...
С кордона я взяла эти сапоги, провисевшие на гвоздиках и прождавшие меня 15 лет (в 95-м году я пошла в первый класс), один черкаш от коробка спичек и половину самих спичек, немного соли, белую тряпку на портянки, половину журнала «ЭКО» на растопку, конфеты «Праздничные» (все), кружку, и – вот чудо,- откопала в сарае средство от комаров Гай Рекс. Я такого даже и не знала никогда, а оно вот было. Срок годности – 12 месяцев. Спасаясь от гнуса, сразу же побрызгалась – снова чудо, - помогло, а ведь выпущено в том же 95-м...
Теперь снова в путь. Теперь я могу идти через плёсы наперерез, не опасаясь на каждом камушке острой боли, не опасаясь бродов мелких рек, всё время встречающихся на пути. В этих подвернутых болотниках я будто рыцарь вышагиваю по гальке – бум, бум, бум. Как не похоже на то безобидно-аккуратное ощупывания ступнёй каждого камушка два дня назад! С другой стороны, сапоги – они тяжёлые. Но я не ломлюсь сквозь лесной бурелом - и это главное в увеличении моей скорости.
Меня немножко напугали вчера голубые горы на горизонте, - ах ты, Господи, сколько ж ещё идти-то!... Но я быстро успокоилась, поняв, как скоро позеленеют эти горы, равно как поголубеют сейчас зелёные.
У меня в пакете с едой осталось катастрофически мало всего. Меньше 1 кг суммарно. Я не голодна, вовсе нет, но, так как организм продолжает худеть, я предпочитаю есть. От голубики у меня почему-то пропадают силы к ходьбе.
Вообще, конечно, я и отсюда жду фактория Камень через три дня. Я каждый день говорю себе «Три дня». В фактории, даже если он сейчас не жилой, можно будет отыскать еду. Сегодня думаю пожарить грибы. Жаль – самого главного – лески, я не нашла на кордоне. Но уж на три-то дня пути в моём пакете точно есть. Если только болото проходимо (там, где кончаются горы, тундра заболочена, судя по карте). И потом, я же помню, что человек может не есть 14 дней в походе. Я об этом прекрасно помню. Нет, от голода-то я точно не могу умереть...
Прошло еще два дня
Сегодня, в не знаю какой день пути, я наконец-то устала. Устала очень серьезно. Ноги передвигаются кое-как, сапоги натерли мне кровавые мозоли в голенях, сапоги тяжелые, но и без сапог идти не получится – сплошь острые камни да галечники, а стоит только зайти в лес, как я нападаю на обильные ягодники. Голубика, брусника, красная смородина, морошка. Очень жаль времени, которой я трачу, не в силах пройти мимо ягодников. Но, увы, мне по некоторым причинам известно, что, как минимум голубика впрок не идёт, а просто проходит сквозь меня как через мясорубку, в том же объеме.
По логике, я могу дойти за четыре дня до фактория, но я побаиваюсь делать такие уверенные заявления – впереди может быть все что угодно – могут быть скалы, болота, в конце концов,- вот сегодня уже моя скорость страх как упала, от этого количество дней растет. Из таких рассуждений я пол ночи варила собранные за день маслята. Варила в кружке, взятой на кордоне. Кружка очень маленькая, поэтому варила за два раза, параллельно пытаясь жарить другие грибы над огнем на палочке. Получалось по принципу «горячее сырым не бывает», и пожаренное сырое я съела вечером же. А вот уваренными до ½ первоначального объема грибами питаюсь сегодня. Сегодня грибной день и по фигу, что кто-то что-то там говорит о плохой усваиваемости грибных белков. Они же уже у меня в желудке и чувствую я себя относительно неплохо.
Вчера нашла в камнях леску, кстати. Все, что я нахожу, мне так необходимо. Найти бы еще в фактории свою лодку с документами и деньгами.
А река продолжает уходить на восток. На восток, на восток, на восток... Всё петляет, и очередная светло-голубая гора справа всё восточнее. Это очень плохо – я жду поворота на запад, факторий на северо-западе. Еще я жду не дождусь, когда же кончатся горы. Но ни река не поворачивает, ни горы не кончаются, и гнус одолевает, и жаркое солнце печёт, и мозоли в тяжеленных болотниках, кажется, совсем окровавили все слои портянок... Эх...
Я шла по гальке, шла по мшистому лесу, поедая ягоды, изучала бесконечные следы тех, кого я не видела, спала в самых неволчьих кустах, сооружая матрасы из мха, просыпалась иногда ночами от дождика, засовывала нехитрое имущество снова в рюкзак, снова шла, карабкалась по скалам, пыталась ловить многочисленную плескавшуюся рыбу на сохранившуюся блесну (пару хариусов выудила-таки), но замучивал гнус и я шла дальше... Солнце вставало и заходило, мой двадцать второй август продолжался...
очередной день
Подул ветер. Северный, не попутный и очень холодный. Ветер принёс циклон – начнутся дожди. Я снова мёрзну. Особенно мёрзнут ноги в флисовых штанах – их продувает насквозь. Была небольшая паника, когда мне показалось, что река снова уходит на восток. Показалось. Река взяла на северо-запад – ура!
В желудке, несмотря на достаточное количество съеденной сегодня пищи, поселился голод. Его, голода, не было. Теперь есть. Думаю снова ловить рыбу вечером. Успокаиваю себя, что, что бы ни случилось, я всё-равно дойду. Куда ж деваться? Может, поэтому сделала сегодня странную вещь:
Пролетал вертолёт. Я слышала его отзвуки ещё вчера, но вчера приняла их за шум реки. А может, то и был шум реки... Сегодня долго идентифицировала – но перекат с характерным моторным шумом был далёк, а вот жужжание приближалось. В этот самый момент я, продуваемая шквалами сильнейшего северного ветра, с пяти утра поливаемая мелким, но таким мокрым дождём, шлёпала снова босиком (мозольную боль больше невозможно терпеть, и я уже пару-тройку дней снова иду то босиком, то в болотниках) через огромный галечный пустырь, срезая изгиб реки. В это утро я проснулась от холода и дождя, и, долго пытаясь спать наперекор непогоде, всё же вылезла на маршрут, шла против ветра (я же иду на север), ветер бил по лицу дождём, и, даже чтобы съесть размокшую пищу (кажется, картошку с зелёным луком), я забралась за какой-то песчаный обрыв. И вот те на, в этот самый превозмогательный момент это жужжание. Думая, что это моторка, я бросилась к реке, но из-за горы показался он – красный МИ-8.
Я поначалу решила дрогнувшим сердцем (да, тут сердце дрогнуло и передало сигнал в мозг), что это ищут меня. Все группы, уходящие на Путорана, обязательно регистрируются в отделении МЧС, куда для регистрации предоставляют справку о наличии суммы для оплаты поисково-спасательных работ. Тридцать две тысячи за час лёта. От Норильска сюда лететь более 2,5 часов. Ещё обратно. Я давно посчитала сумму за эти поиски, и с ужасом избегала любых возможностей МЧС-овцев узнать обо мне. Да за такие деньги не надо меня искать! Так лучше, чем от водки и от простуд... Но кто-то же мог ошибиться, переоценив нужность этих поисков. Такие мысли суматошно бегают в моём мозгу, я осматриваю себя с ног до головы – бомжара-то какая, грязнющая когда-то голубая куртка, лохматые волосы, на ногах вообще страх что – помесь тряпок, проволоки, травы и мха, облепленные грязью. Да, не ожидала я людей, ох как не ожидала. А жужжащий вертолёт тем временем приближается. Он летит очень низко, очень, будто ищет кого-то. Я жду, что он сядет, найдя меня. Пустырь вполне подходящ для посадки и видят они меня однозначно хорошо. Приготавливаюсь, внутренне напрягшись. Но летчики, обдувая меня ветром от лопастей, рассматривая меня сквозь нижнее окно, кажется, не садятся. Я знаю, стоит мне только подать сигнал бедствия, и они сядут. Я думаю подбежать к ним и спросить, спасут ли они меня бесплатно. Но стоит ли? Здесь совсем рядом Камень. Горы уже так низки, долина так широка и, кажется, если я сейчас улечу, я не пройду весь маршрут, я не пройду то, что обещала себе пройти, то, что хотела пройти... Я не приду в Волочанку, я не увижу нганасан и вообще, пол жизни буду жалеть, что не дошла...
И вертолёт, мигнув красной лампочкой, улетел. Больше его не будет.
Лирическое отступление: я помню, когда мне было 18 лет, я первый раз в жизни ехала автостопом куда-то далеко. Я ехала в Лхасу. В Чойре добрейшие дядечки-водители, научив меня есть китайскую пищу в ресторане, отвезли на вокзал и хитростью засунули в поезд до Замын-Ууда, границы с Китаем. Они сказали – «Чойр. Дальше – фьюююю» Дальше - пустыня. Гоби. Серая, пыльная Гоби. Я так давно и так сильно мечтала пересечь пустыню. Я мечтала по Экзюпери. Красота пустыни не в песке, а в душе бедуина. Я проснулась ночью в этом поезде. Он стоял в Сайншанде. По карте – это самое сердце Гоби. Я слезла с верхней полки. Взяла рюкзачок. Проводница пыталась меня не пустить, но я вышла на ночную платформу Сайшанда. Так я оказалась в пустыне. Я шла остаток ночи, шла целый день, ветер заносил всю меня песком, была песчаная буря и всё кругом было серо. Я шла вдоль железнодорожного полотна, но этой ночью я первый раз в жизни ехала на поезде. И во второй половине дня, когда ноги уже не несли меня от усталости, когда во мне не было ни кусочка без песка, когда я тысячу раз пожалела, что пошла, я подумала… Я подумала, что железнодорожных полотна должно быть два! Параллельных – одно в одну сторону, другое в другую. Я никогда раньше не была у железных дорог и не ездила на поездах. И я поверила в эту мысль. Я представила, что эти рельсы – полуразрушенные, ведущие к заброшенной советской военной части. Глаза страха всё росли. Я заблудилась! Я одна заблудилась в пустыне! Боже!... Я села на рельсы. По ним не проехало за день ни одного поезда. Слёзы, горькие девчоночьи слёзы, потоком хлынувшие из моих глаз, смешались с песком на лице… Я звала маму… В песчаной буре Гоби. И тут я увидела где-то в далёкой пыли грузовик. Я вскочила и побежала к нему. Люди-электрики! Спасите! Я подбежала и долго убеждала их со слезами на всех известных словах и жестах увезти меня обратно в Сайншанд. Они отказывались. Им не нужно было в Сайшанд и они говорили мне идти пешком. Тогда я достала все свои тугрики (монгольские деньги), все до копейки, и начала совать электрикам. Согласились. .... Спустя какое-то время я снова сидела на вокзале пустынного города, в карманах и в душе у меня было пусто… Так пусто, что пустота души и неспособность понять пустыню и преодолеть себя мучала меня еще несколько лет, всюду и везде. Я не прошла тогда. Я струсила тогда. Я просто не смогла морально.
И вот, здесь, в высоких северных широтах, вертолёт скрылся за поворотом горы, оставив меня одну. Я не застопила вертолёт… Я не застопила вертолёт!... Как сложно передать всю бурю эмоций от ОСОЗНАНИЯ, что только что пролетало то, что в одну минуту могло меня избавить от дождя, гнуса, жары, холода, грязи, голода, что могло взять и привертолётить меня куда-то так быстро, так тепло и дружественно… Я не застопила его… И я снова один на один с северной тайгой, переходящей в тундру, в этот момент так ярко и так сильно было ощущение абсолютной дикости места, где я шла. Что подумали те, в вертолете? Хм… Скорее всего, что группа моя где-то в лесу на биваке. Мне, конечно, осталось несоизмеримо меньше того, что я уже прошла.
Но болят ноги.
Но сменилась погода.
Но заканчивается еда.
Но я не знаю сколько и каких километров еще впереди.
Но я дойду.
очередной день
Оптимизм. Сегодня день не какого-то там, а самого настоящего оптимизма. Вчера вечером я долго варила грибы в своей кружечке. Костер из отличного сухого плавника был разведен с первой спички в длинной яме-«гробике», которую я выкопала в крупном рыхлом песке. Когда две кружечки были сварены и грибы сложены в пустой пакетик из-под «Кружки супа», я сгребла из гробика угли, сверху на бревне сделала шалаш из ивовых веток плюс мусорные пакеты с кордона, и в гробик этот, как на отличную грелку, улеглась спать. В эту ночь было слишком холодно для комаров, но мне на горячем песке было так же слишком хорошо. Ни разу не проснувшись за ночь, что со мной на Путорана впервые, я абсолютно радостная утром, без какой бы то ни было боли и разбитости, как всегда, за три минуты собрала в рюкзак свое нехитрое имущество и начался мой очередной ходовой день.
Привязала к ногам остатками футболки и проволокой мох. Отличный день. Практически без бурелома, по огромным галечным пространствам топ-топ-топ-топ. Уже который день.
И ноги практически не болят. И солнце светит вопреки так ожидавшейся вчера непогоде. 20-23 градуса тепла и лёгкий ветерок. И синее небо. И летние лёгкие кучевые облака иногда ползут по окраинам неба.
Я много ела. Очень. Просто до отвала объелась омлетом, грибами и гречкой. Уже много дней я так не объедалась, а сегодня вот не удержалась. В чем сильно себя укоряю. Снова долго шла. И тут за поворотом… ЛЭП!!!
Точнее, мне сначала показалось, что это ЛЭП. Даже напряглась при мысли о встрече с людьми. У меня очень бомж-вид. Прямо маугли вылез из тайги. Но конструкция на противоположном берегу Хетты оказалась вовсе не ЛЭП. Ржавая вышка. И несколько бочек. Напоминает что-то военное. Жаль, что на том берегу. Так бы хотелось всё это изучить поближе. Горы уже совсем никудышные и, возможно, скоро я действительно встречу людей. Как-то волнительно…
следующий
Сегодня кончились Путораны.
Гор больше нет, иду болотом.
Видела кое-кого очень неприятного. Он бежал на другой стороне реки навстречу мне. Волк. Хвост прижат. Большой, как порядочная овчарка и белый. Может быть, они всегда белые, полярные волки? Он заметил меня позже, чем я его. Присел. Долго смотрел. Река очень широкая. Когда я, хромая, начала удаляться, он готовой к атаке походкой побежал в том же, что и я, направлении. Заинтересовался. Я начала панически придумывать, что делать, если он поплывёт? Придумала набрать в рюкзак камней и, взобравшись на дерево, кидать на него. «Я заберусь на дерево ночью, и до утра там буду висеть»… Я знаю, конечно, в обычной жизни, что волк не уйдёт и будет ждать, пока я слезу, я знаю, что он смотрит на меня потому что я хромаю – он принял меня за больного типа оленя. Но это я в обычной жизни знаю, а здесь, на Путорана, я иду, реально очень в страхе и думаю лезть на дерево с рюкзаком камней… Если бы он был на моём берегу, он бы не стал думать, убегать или догонять. А я бы не убежала. Но он решил не плыть. Посидев и подумав еще на том далёком берегу, он пошёл своей дорогой. А страх у меня остался.
Река ушла на запад-юго-запад., что удивительно. В голову закрались бредовые мысли о том, что фактория Камень нет или что я его уже прошла, когда по горам и лесам обходила обрывы.
От бредовых мыслей решила избавиться сном. Сегодня у меня было личное облако. Оно то серело, то чернело. У всех здесь есть такое облако. И от него я, кажется, серьезно покусана, очень серьёзно
…