Питер Брейгель: незаметные детали перевернутой игры

Так уж получилось, что нидерландского художника Питера Брейгеля русскоязычная публика лучше всего знает по обложке второго альбома Оксимирона, “Горгорода”.

Ну, вы помните эту красно-желтую Вавилонскую башню, которая перевернула игру. Впрочем, я хочу нагло обмануть ваши ожидания и рассказать про другую картину, которая была написана спустя два года, в 1565, и вошла в целую серию “Картины месяцев или времён года”. Называется она “Жатва”.

Крестьяне косят пшеницу и едят кашу, а на заднем фоне виднеется небольшой город – вот и всё, что можно разглядеть с первого взгляда на экране смартфона или даже компьютера. В реальности полотна Брейгеля огромны, под два квадратных метра, и содержат невероятное количество мелких деталей, поэтому изучать картину лучше всего через Google Arts & Culture, где она опубликована в гигапиксельном качестве. Впрочем, еще лучше посмотреть вот это видео от парижского искусствоведа, если хорошо знаете английский, а я выделю его основные тезисы в этой заметке.

На каждом кусочке картины что-то происходит – достаточно приблизить среднюю часть картины.

Например, справа на дерево залез крестьянин и трясет его, чтобы мальчишки собрали упавшие яблоки.

Слева, на территории замка, та же инициатива встретила жесткий отпор: сторож с метлой и его напарник преследуют двух беглецов, которые решили поживиться плодами, но оказались слишком неосмотрительными.

Чуть правее, в пруду, сбросив свои одежды, купаются монахи.

Тем временем в деревне жители развлекаются, кидая палки в гуся: кто первый его убьет, тот и заберет с собой (гуманные средневековые развлечения). А кто-то вообще не выдержал и справляет нужду около дома.

Маленькие детали складываются в определенный фон, четко формализующий феодальное общество. Есть три основных класса: дворянство, духовенство и крестьяне, у каждого из них есть характерное здание – замок, церковь и деревенский дом соответственно.

Но феодальный замок совсем маленький, монахи не молятся, да и церковь спрятана за деревьями, и оба строения расположены где-то далеко, на первом же плане – крестьяне, единственный работающий класс. У Брейгеля люди сливаются с работой, которой они занимаются, и его больше всего интересует тяжелая и ограниченная, но тихая, умиротворенная жизнь крестьян, в которой много проблесков детства и беспечности.

Впрочем, работают на картине не только крестьяне. Еще дальше, на горизонте, в порт плывут корабли – XVI век, бум морской торговли, и купцы возвышаются над всем феодальным строем. 

Почему же на первом плане именно крестьяне? Действительно ли они главные герои картины, а не купцы, управляющие миром?

Тут нужно понимать исторический и художественный контекст, в котором Брейгель писал свое произведение. В картинах того времени тяжкий труд крестьян противопоставлялся одухотворенности и возвышенности знати, отодвигаясь на второй план; они были необходимы для контраста и не были полноправными героями картины, оттесняясь либо феодалами, либо замком (как отображением феодального величия).

Брейгель делает то, что пытаются повторить русские рэперы – переворачивает игру: знать оказывается на заднем плане его картин, занимаясь бессмысленными и бесполезными вещами вроде пиров и купания, а крестьяне переносятся на первый, причем их работа выглядит монументальной и важной.

Мир расширился. Огромные каменные замки, некогда возвышавшиеся над всей округой, стали маленькими и незначительными, а крестьянский мир парадоксальным образом заполнил новое пространство и стал интересным. Пока купеческий класс сталкивается со штормами, разбивающими корабли в щепки, и разбойниками, грабящими караваны, крестьяне ведут тихую и спокойную жизнь, успевая играть и веселиться.

Посмотрите на каток, устроенный на замерзшем озере. Здесь царит веселье и непринужденность: люди играют в некое подобие хоккея и керлинга, катают друг друга на санках, танцуют и падают, а дети так вообще занимаются фигурным катанием. Никакой возвышенности и надменности, только настоящие, живые человеческие эмоции.

Но как бы Брейгеля не интересовал скромный и уютный крестьянский мир, он постоянно обращал внимание на горожан, буржуазию, людей, стремящихся открывать новые горизонты. Это было прямым следствием развитием Северной Европы, которая постепенно становилась экономическим центром всего региона. Бурлящие порты Нидерландов побуждают его написать две Вавилонские башни – мрачную, но монолитную и почти законченную первую (в начале поста), и яркую, солнечную вторую, которая, тем не менее, готова обвалиться под собственной тяжестью (приглядитесь к нижним этажам: они либо не достроены, либо уже рушатся); два огромных людских муравейника, лучше всего описывающих эпоху.

И всё равно, где-то вдалеке от бурлящей городской жизни и монументальных проектов, на плодородных европейских лугах, крестьяне собирают сено в стога, кушают кукурузную кашу и дремлют под тенью высокого дерева.

Заметка с канала @econerso.