Бессознательное, 10 (часть 5)

Когда наступила зима, принесла с собой настоящие холода, первый снег и запах подогретого вина с корицей, мистер Блэк пригласил меня к нему в поместье.

— Вы первая, кто переступит порог этого дома в качестве гостя. Вы готовы?

Он держал меня за руки. Теперь его касание было тёплым и не случайным, как раньше, неловким, нет — он крепко брался за мои кисти, сжимал их в своих, большими пальцами поглаживал, и от этого у меня тепло разливалось по всему телу.

— Готова и взволнована!

Не знаю, улыбалась ли я ему или такой возможности — действительно стать первой, кто увидит его дом. Настоящий дом! Не комнату в нашем поместье, не оборудованный для него уголок в нашем саду, а его собственный дом, в котором теперь он, несомненно, будет жить. И вот только мистер Блэк открыл двери, я вошла в холл. У меня закружилась голова от того великолепия, что нас окружало!

— Ох… — приложив руки к груди, я озиралась, взглядом охватывая и резные перила, и статуи из мрамора, и маски на стенах. — Аж дух захватывает! Айрон, это невероятно!

Ни одного портрета — только пейзажи и корабли изображались на картинах вдоль лестницы, словно поднимаясь или спускаясь путешествуешь морем. А через купол над нашими головами падал солнечный свет.

— Вам нравится?

— Здесь чудесно! Покажите же мне всё скорей!

Хозяин любезно провёл мне экскурсию по первому этажу его особняка. Помимо стандартных кухни и гостиной, он показал мне свой будущий рабочий кабинет, где планировал вести переговоры, показал также большую комнату, которая, я уверена, подошла бы даме, чья душа лежала в написании картин или пошиве нарядов — настолько большая и светлая была та комната.

— А что там, наверху? — я невзначай указала на второй этаж, ни на что не намекая, но разве можно сдержать любопытство, когда вокруг столько прекрасного?

Этот дом был наполнен старинными вещами от предыдущих владельцев, и в тоже время тут проделали огромную работу по реставрации, как объяснил мне мистер Блэк, отчего дом казался скорей новым, чем старым, очень светлым и свежим. Ни следа от восстановительных работ не осталось, и никаких неприятных запахов я не ощутила. Но не хватало цветов, какой-нибудь маленькой вазочки в гостиной…

— Там… — мистер Блэк задумчиво скользнул взглядом по лестнице наверх, — там больше личного пространства.

— Понимаю, человеку вашей профессии особенно нужно место для всего.

— Не без этого. Но…

Я заметила — уже давно замечаю, на самом деле — эту его особенность: чуть повести голову в сторону, где-то вдалеке затеряться взглядом, но выжидать, опустив плечи, чтобы спросили.

— Да? — подыгрываю, и вижу тень улыбки на его лице.

— Лучше покажу.

Он подал мне руку. Не локоть, а именно ладонь, ставшую уже такой родной и привычной. Вложив свою кисть в его, я последовала за ним по лестнице, наверх, мимо штормовых картин и спокойных пляжей, где в лучах солнца переливались цветные стёклышки, такие крохотные, что я их не сразу и рассмотрела.

Наверху мы свернули в коридор, где картин не было. На другом конце через большое окно проникал свет.

— Солнечная сторона, — рассказывал мистер Блэк, проходя мимо указал на ещё одну пустую комнату, — и окна поменяли, ещё рядом лестница, — здесь он указал на уголок возле стены с окном, но я там увидела только верхнюю ступеньку, — к выходу в…

Должно быть, мы шли слишком быстро. Или, может, я не услышала последние слова, потому что всё моё внимание вмиг похитила великолепная комната в нежном бежево-розовом цвете. Это была прекрасная, женская комната, и каждая вещь в ней от туалетного столика с овальным зеркалом до платяного шкафа, аккуратно окрашенного в белый цвет, и даже подборка книг на полке — всё это находило отклик в моей душе.

— В?.. — растерянно переспросила я, а сама представляла, как было бы чудесно вечером с одной из этих книг опуститься на перину у окна и читать до самого заката. Там рядом даже тележка стояла, такая, чтобы и чайный набор вместился, и на полочку ниже положить книгу. — Выходу куда?

— В сад, — мистер Блэк не скрывал удовольствия наблюдать за мной. — Вам здесь нравится?

— Тут невероятно! И так тепло, — всё же я решилась пройти по комнате, коснуться полированного письменного столика, подойти к окну. А там, за стеклом, уже знакомые мне розы и плодовые деревья. — С видом на сад? Летом должно быть особенно красиво. Вы наняли садовника?

— Нет… пока что.

В ответ я лишь покачала головой. Меня это должно было возмутить, и возмутило бы, при иных обстоятельствах, но сейчас меня переполняли так много добрых чувств, что я попросту не желала злиться и омрачать этот день глупостями.

— Вы неисправимы, — улыбнулась ему так, чтобы слова не звучали как что-то обидное.

Но похоже, что мистер Блэк и не думал обижаться. Напротив, он сложил руки за спину и смотрел на меня не моргая.

— Признаться, я надеялся доверить это в ваши руки, — медленно, но уверенно заявил он.

Я хотела было ответить первое, что пришло на ум, но вовремя взяла себя в руки и бросила ещё один взгляд на сад. Ох, этим бедным цветам так не хватало любви! И всё же…

— Я не могу принимать такие решения за вас, Айрон, — повернулась к нему и поймала себя на ужасных мыслях о несчастных дамах, пропавших, но так никогда и не найденных.

Надо было бы поменьше читать ужасов и больше уделять внимания насущным делам! Тогда бы и мысли в голову не лезли, дурные представления, опасения, и вот стоило только подумать о чём-то плохом, как руки вспотели.

— Мы могли бы принимать решения вместе.

— Вместе? — мой голос дрогнул.

Достала платок, чтобы хоть что-то держать в руках. «Всё в порядке, — говорила себе в мыслях, — всё даже лучше, прекрасно! Слушай, слушай…» 

— Разумеется, если бы вы тут жили… — он повёл рукой, как бы невзначай охватывая всё пространство вокруг, — и эта комната была бы вашей… и сад… — его пытливый взгляд вернулся ко мне. — Мила, душа моя, не согласитесь ли вы разделить со мной будущее, каким бы оно ни было, и стать хозяйкой этого дома?

Кажется, я повредила обмётку на платке. Это стало неплохим поводом опустить взгляд — проверить, что же там с краем ткани. А сама тем временем смущённо спросила:

— Это ведь не предложение брака?

— Помилуйте… брак — это иллюзия и обязанности.

От того, как сильно я нахмурилась, неприятно потянуло кожу на висках. Я тотчас выдохнула, крепко сжала тот платочек в руке и подняла голову, встретилась с Айроном взглядом. Да я же от него ждала этого три месяца, а как услышала, так всю смелость растеряла? «Соберись, Мила!» — приказала себе.

А он, положив руку на сердце, сказал:

— Я же предлагаю вам нечто большее и то немногое, что у меня есть.

На его шеи я заметила цепь.

— У меня есть сто причин, чтобы отказаться, и лишь одна, чтобы сказать вам «да», — с этими словами я подошла к нему близко-близко, и в этом не было ничего странного, и, может, я бы хотела его поцеловать, но в тот момент моей решимости хватило ровно на то, чтобы коснуться его шеи, поддеть цепь пальцем и вытащить на свет кулон. — И эта причина сильней их всех, так что… да, — на моей ладони лежала луна с секретом. — Я принимаю ваше предложение.

Приняла и его радостные объятья, и нежный поцелуй, и помощь в перевозки всего необходимого мне.

И так началась наша совместная жизнь. По началу это казалось чем-то неправильным, чем-то, что обязательно будет исправлено кем-то третьим, что в наш дом ворвутся чужие пересуды и правосудие, и разлучат нас, потому что неприличное это дело — такая жизнь. Но буря не пришла. Отец принял это, больше радуясь за то, что я нашла приличного мужчину, нежели сокрушаясь из-за того, что мы не узаконили наши отношения как это было принято в обществе.

Мы часто проводили вечера вместе. Я читала, иногда вслух, иногда нет, и тогда пересказывала книги. Айрон показывал новые рисунки и рассказывал истории вещей. Время шло, в саду расцветали яблони и вишни, и розы украшали наш дом до самой осени, а там и белым полотном ложился снег.

Год за годом.

Айрон часто уезжал, возвращался, снова уезжал и всегда возвращался, а я хозяйствовала по дому. Прислугу мы держали, и садовника тоже, и сторожа, и все эти люди стали мне друзьями, каких у меня не было, когда я жила в доме отца. Сад стал отдушиной, книги — окном в мир фантазий других людей. А в комнате на первом этаже мы оборудовали мастерскую, где я занималась всем понемногу.

Год за годом.

Потом что-то начало меняться. Незаметно, по капле проникало в наши жизни. Я замечала это в отражение зеркала, в побелевших волосках, новых складках на руках. Мне всё больше хотелось греться на солнце, а сна становилось всё меньше. Айрон чаще уезжал, дольше задерживался. И всё у нас было хорошо, когда мы были вместе: я читала, он рассказывал, мы грелись под одним одеялом и считали звёзды, обнимая друг друга.

Годами…

— Мила?

Я отвернулась от окна на его голос. Такой родной, ничуть не изменившийся голос.

— Стол с минуты на минуту накроют, — ответила, хотя он не спрашивал.

И потом заметила виноватый взгляд, поджатые губы. Что бы ни случилось, Айрона это тяготило, и моё сердце тотчас пропустило удар прежде, чем начать бешено колотиться. Беда! Беда случилась!

Мой возлюбленный же убрал руки в карманы.

— Должен предупредить тебя, — поднял на меня взгляд, едва заметно покачал головой своим мыслям. — Душа моя, Мила… это наш последний ужин вместе.

— Знаю… — я выдохнула в ответ, ощущая, как легко мне стало. Значит, не беда пришла, а время, и оттого мне сделалось спокойней. — Я чувствовала… но надеялась, что есть ещё день. Ещё один вечер, ночь, рассвет…

— Мне пора.

— Почему сейчас, Айрон?

В этом жесте — отвести взгляд в сторону, вынуть руку из кармана, потереть подбородок — было полно неуверенности, что хватило бы на двоих.

— Потому что… — он подбирал слова, взгляд его метался к потолку, к полу, обратно ко мне. — Ай, да что я, мы же честны друг с другом? Я сделал то, зачем прибыл сюда. Нашёл того человека и выполнил свою задачу.

— Спустя двадцать лет?

Вспомнилось, как он пытался стереть день нашей встречи с газеты, а она упорно оставалась чернилами в бумаге.

— Девятнадцать… и это было очень долгое ожидание. С тобой, душа моя, но я правда больше не могу здесь оставаться. У тебя же есть дом, и весь достаток, ты доживёшь свой век беззаботно…

— Нет, — я перебила его, даже рукой в сторону махнула, отбрасывая всего его слова. — Нет, Айрон, о чём ты?

— О том, чтобы ты ни о чём не беспокоилась.

— Я похоронила отца несколько лет назад, и у нас с тобой нет детей. Кому это нужно? — повела головой по гостиной, где каждая вещь напоминала о нас с ним. — Кому? Без тебя?

— Прости… — только и смог сказать, пряча руку обратно в карман.

До нас донёсся голос из столовой, что ужин подан, а я всё думала: неужели вот так это и закончится? Одиночеством старой женщины.

Но я не настолько состарилась, чтобы соглашаться так окончить свой век.

— Прощаю, — я улыбнулась ему, сделала шаг навстречу, показывая всё своё искреннее намерение. — А ещё я еду с тобой.

— Что? — тень беспокойства и испуга коснулась его лица.

— Куда бы ты ни отправился, я поеду за тобой.

— Боюсь, это невозможно.

— Почему же это? Туда не ходят корабли?

— И не ездят поезда.

— Ну и что? — не знаю даже, ехидничал он или действительно так и было.

Да какая в сущности разница? Я решила, и ничто теперь меня не отговорит.

— Мила, родная, — мой дорогой Айрон приблизился, взял мои ладони в свои, — позволь мне просто попрощаться с тобой и вернуться домой.

Его нежный голос успокаивал меня, и все мои волнения, всё возбуждение подобно волнам утихомирились.

— Домой… а где он — твой дом?

— Далеко, Мила. Очень далеко…

— Скажи мне правду, Айрон, — невольно сжала его руки так сильно, как могла. Не отпущу я тебя, не отпущу! — Прошу?

— Правду… — ему тяжело было смотреть мне в глаза, но он старался, раз за разом возвращая взгляд ко мне. — Правда в том, что меня зовут не Айрон. Так зовут это тело, но не меня. Я был здесь слишком долго, и когда уйду, это тело умрёт, а я не хочу, чтобы ты это видела. И не хочу, чтобы ты его хоронила. Просто… живи дальше, Мила.

…Тело? Имя? В моей памяти всколыхнулись моменты, которые я берегла, но никогда о них не спрашивала. Что ж, время пришло.

— Ты — человек? — чувствую, как его руки пробивает дрожь, и слышу, как сбилось дыхание. — Я же не первый год с тобой рядом и замечаю… странное. Я слушала абсолютно все истории о вещах, которые ты привозил и продавал, и знаю, что было в этих историях что-то такое необычное, чудное, что другие бы назвали оккультизмом, чёрной магией, но мне было всё равно, я закрывала на это глаза. Как ты берёшь в руки вещь, о которой ничего никто не знает, и рассказываешь историю? Придумываешь ли или так оно и было? И всё равно я верила и сейчас верю тебе. И я очень внимательно смотрела на то, как порой ты убеждал наших гостей. Как менялись их лица. Какой восхитительный дар! А, может, просто везение? Но взгляни на себя… ты ни на день не постарел. Мои волосы из золотого обратились в серебряную седину, в уголках глаз морщины, и руки не так крепки, как раньше. Ты же… так же статен и прекрасен, как в день нашего знакомства.

— Это лишь то, что на поверхности, — он осторожно освободил правую руку из моей, взглянул на неё, будто только сейчас увидел, какая она. — И тебя это не пугает?

— Глупенький, я же тебя люблю, а не тело. То, какой ты, как относишься к живым, как держишь слово, ценю каждое мгновение с тобой, каждый прожитый день. Ну и что, что ты… не человек? Просто позволь мне отправиться с тобой.

Теперь он разжал мою ладонь и освободил вторую руку. Это расстояние меньше вытянутой руки между нами ощущалось так, словно в это самое мгновение пол уходит из-под ног, проваливается в пропасть, и она всё растёт, растёт между мной и ним, растёт, чтобы сожрать нас.

— Это невозможно, Мила. Там, куда я уйду… Там нет людей. Ты попросту умрёшь.

— Но ведь и не обязательно быть человеком, не так ли? — едва не выкрикнула я, боясь, что и правда сейчас образуется пропасть, и я уже никогда не смогу увидеть любимого, услышать, обнять. — Должно быть, я сошла с ума, и любая другая на моём месте кричала бы от ужаса, ведь её возлюбленный уходит, но нет! Я отправлюсь с тобой куда бы ты ни шёл, будь то другой континент, луна или бог знает какое другое место, где нельзя жить людям. Я пойду с тобой, любовь моя, на край света и за него.

— Но…

— Как кулон, — слова сорвались с моих губ раньше, чем я осознала их смысл. А, когда осознала, заметила в глазах Айрона сомнение и, может, удивление. — Что? Скажешь, это невозможно? В твоих историях вещи порой живей людей.

— Это… наверно, единственный возможный способ, — он хмурился, обдумывал, тёр подбородок. — Мила… Послушай меня внимательно. Особенно сейчас внимательно.

Теперь он держал меня за плечи, не давая ни отойти, ни приблизиться. 

— Возможно, я могу сделать то, о чём ты просишь. Возможно, таким вот образом взять тебя с собой, показать другие миры. Только… только твоя душа будет вырвана из цикла перерождений. Понимаешь? Ты навсегда останется заточённой в… вещь? Кулон?

— И буду рядом с тобой.

— Я не могу отказать тебе, но… Неужели ты действительно этого хочешь?

— Мне сорок пять лет, Айрон, я всё ещё незамужняя и бездетная женщина. Без тебя мне жизни нет! Я хочу быть с тобой, быть рядом и дальше разделять невзгоды и удачи.

— Хорошо… — его руки скользнули вниз по моим, коснулись пальцев. — Хорошо… я бы никогда тебя о таком не попросил, Мила.

— Не проси. Я сама прошу тебя.

— Душа моя…

— Я всегда буду рядом.

Пропасть, пропасть, где бы ты ни была, пропасть, но ты никогда не будешь между нами. С какими бы демонами Айрон ни сражался внутри себя, это решение далось ему крайне нелегко. Я боялась, что в последний момент он передумает, выпустит мою руку, покачает головой, как делал с клиентами, предлагающими несоразмерную цену, и в итоге откажет, и он действительно отпустил мою руку, а затем достал кулон. В луне-секрете в какой-то момент появился мой портрет, а я и не спрашивала, когда и как.

— Дай мне время, — сняв с шеи кулон, Айрон губами коснулся моего лба и ушёл к себе, в кабинет.

Вернулся через несколько часов, за которые я успела несколько раз переволноваться, не находя себе места, случайно разбить один бокал и совершенно потерять счёт делам, которые никогда не будут завершены. Жалела ли я о чём-либо? Наверно, нет: ухоженный сад простоит ещё несколько лет, дом, возможно, продержится до десятка лет, если совсем уж за ним не присматривать. Две девушки с кухни легко найдут себе работу в городе, ведь у них были золотые руки, и они пекли чудесные торты. Садовник наш и так уже начинал намекать, что хотел бы вернуться к дочери в соседний городок. А сторож… думаю, он был бы счастлив оставаться тут до конца своих дней.

— Готово.

В комнату вошёл Айрон. У него был крайне уставший вид, и бледное лицо, но глаза… глаза словно светились, только не светом, а мраком, если бы такое было возможно.

— Как… как это будет?

— Ты заснёшь, проснёшься и продолжишь жить, — он вложил мне в руку кулон, а сам пошёл к столу с давно уж остывшим ужином.

— Не понимаю.

— Увидишь, — привычный хлопок открываемого вина в тишине дома прозвучал слишком громко. — Я постарался сделать так, чтобы для тебя всё осталось без изменений. Этот дом… твой сад… даже книги — ты всё увидишь снова. Иногда я буду навещать тебя.

Должно быть, я и правда сошла с ума. Опустила взгляд на кулон. Что-то в нём изменилось. Раньше он всегда грелся в руках, а сейчас от него исходил мороз. Но разве он всё равно не должен греться?..

— Навещать, — повторила, подняла взгляд на Айрона, — будто бы снова уехал по делам и вернулся, и снова уехал?

— Да, именно так, — подхватив два бокала и вино, теперь он шёл к камину, а там стоял мой любимый диван.

— Это больно?

Звон стекла о стекло — он поставил бокалы на столик. Наполнил их рубиновым вином.

— Нисколько. Вот, — протянул один мне.

Аромат смородины, едва уловимая сладость.

— Моё любимое… — я заняла место на диване. В одной руке — морозный кулон, в другой — вино, напоминавшее мне о лете. — Прекрасная ночь.

— И полный месяц, — Айрон сел рядом, закинул руку мне за спину, притянул к себе.

В его объятиях было тепло и спокойно.

— Луна! Теперь она будет и твоим солнцем.

Третий не шевелился на протяжении всего рассказа. Костёр давно погас, а их островок всё также пролетал мимо других таких же осколков, маленьких и безлюдных.

— Спасибо, это прекрасная история.

— О, юноша, как приятно это слышать! — от кулона после долгой тишины распустились новые волны — нити золотой энергии.

— Спрошу только… — третий смотрел то на человека напротив, то на кулон, — вы не жалеете?

Весёлый смех раскатился по безжизненному островку.

— Что вы! Мне не о чем сожалеть, юноша. У меня есть и дом, и сад, и птицы, — здесь очень много птиц, знаете, и они поют каждый день, — и книги. Айрон, любовь моя, навещает меня и читает стихи…

Закутанный во мрак пошевелился, словно ему стало неловко от чего-то неловко. Рука его взметнулась к кулону, но коснулась осторожно, как к крайне хрупкой вещи.

— Достаточно, — твёрдо объявил он и, подхватив цепь украшения, спрятал тот в складках балахона, — ей тоже нужен отдых. А ты, напротив, уже достаточно отдохнул. Я ощущаю, как ты восполнил силы и готов продолжить путь. Скажи же мне, странник, какой урок ты вынес?

— Урок… — третий скользнул взглядом по сидевшему напротив, после взглянул за край. Там неумолимо плыли миры. — Думаю, вы хотели рассказать мне, как важны… — он с сомнением посмотрел на собственные ладони, будто там мог быть ответ. Сжал кулаки, разжал. — В вашей истории слишком много всего, но в ней ни слова нет о терпении и преданности, а ведь именно они и стали тем самым, благодаря чему она всё ещё с вами.

— Верно, — довольно отозвался голос. — Важно оставаться терпеливым и уметь ждать нужного момента. Ждать, чтобы сделать свою работу. Импульсивность присуща кратковременным существам, у нас же — вечность впереди. Помни об этом и будь всегда предан — тому, за что сейчас борешься и чего достигнешь.

— Скажите, — третий обернулся к уже поднявшемуся владельцу кулона, — в самом начале она произнесла «Сейчас я в покое». Что это значит?

Теперь же рука взметнулась, чтобы указать на всё вокруг.

— Есть время для анализа и отдыха. А есть время для действий.

— И когда приходит время действий, вы возвращаетесь в миры живых?

Шелестящий смех.

— Берегите свои знания, юноша. Скоро они вам пригодятся.