Антонис Ван Дейк

Антонис Ван Дейк — легендарный живописец-портретист, лучший ученик Рубенса и, без шуток, самый настоящий вундеркиндер.

Смекалку и остроту ума Ван Дейк начал проявлять с самого детства: например, он очень мудро поступил, родившись в семье богатого бизнесмена, чей дом располагался в самом центре города. Антонис был аж седьмым ребенком по счёту и в 10 лет был отдан на обучение живописи к Хенрику ван Балену. Проучившись всего четыре года, Ван Дейк решил, что уже всё умеет и начал работать, блять, самостоятельно. Но когда стукнуло двадцать, всё-таки пошёл за уникальным опытом в ученики к Рубенсу.

Первый автопортрет он написал в 14 лет и эта работа говорит о нём буквально всё – это яркое доказательство того, что малый был талантливым как сатана. С картины на зрителя с наглым лицом и вызовом в глазах смотрит человек, точнее, школьник, который, если бы жил в наше время, должен был бы сдавать ГИА (или как там сейчас у пиздюков этот экзамен называется?).

Несмотря на то, что хочется отвесить по этому наглому холёному еблишку звонкую оплеуху, нельзя не признать, что портрет написан очень даже заебато и не каждый взрослый художник так сможет.

Рубенс и Ван Дейк

Поступив в ученики к Рубенсу, Антонис быстро завоевал расположение учителя и стал любимчиком. Со стороны эта сладкая парочка выглядела идиллистически: учитель постоянно писал портреты ученика, а тот, в свою очередь, писал Рубенса и его первую Жену, и, говорят, не только писал. Но за кулисами этих ми-ми-мишных отношений была просто, блять, титаномахия между уже успешным мастером и перспективным учеником-ноунэймом, который, к тому же, был нихуёвым таким потенциальным конкурентом Рубенсу.

Чтобы сравнить скиллы падавана и учителя, рассмотрим сюжет о Самсоне и Далиле, на который у каждого из них написано по картине.

Ван Дейка взял за основу отзеркаленную композицию с работы Рубенса и, на первый взгляд, кажется, что это тупо плагиат, хоть и качественный. Но на самом деле это не совсем так: Ван Дейк, копируя работу учителя, всё же внёс много своего. Во-первых, Самсон у него – не перекачанный терминатор с руками-базуками, а вполне себе похожий на настоящего человека персонаж. Во-вторых, видно, что в его интерпретации упор ставится не на зрелищность, а на эмоциональность – персонажи более бурно реагируют на происходящее, в то время как у Рубенса всем как будто похуй на всё вообще.

Кароче, Рубенс – это роскошь, это динамика, это, бля, монументальность. А Ван Дейк – это человечность, эмоции и тонкая работа с характерами. Наверное, именно поэтому в будущем он сконцентрировался на портретах.

Однажды один английский граф позвал Ван Дейка погостить в Лондон. И когда молодой и амбициозный альфа-самец от искусства съебался в Альбион, в мастерской Рубенса все выдохнули и расслабили булки.

В Англии Антонис хорошо поработал, поднял бабла и потусил в кругах местной аристократии, но сам город показался ему блевотным и мерзким, поэтому он вернулся домой в Антверпен, а оттуда уехал в долгосрочное путешествие по божественной Италии.

Некоторые считают, что причиной для этой командировки стали увиденные художником в Лондоне работы старых мастеров, но ещё есть версия, что там не обошлось без Рубенса, который деликатно спровадил подальше от себя чересчур талантливого ученика.

В Италии Ван Дейк натурально сбросил с себя влияние учителя, прозрел и открыл для себя нового идола – Тициана. И если раньше, в мастерской Рубэна, ему приходилось создавать многофигурные композиции на заебавшие всех сюжеты, то в Италии он понял, что душа лежит к портрету, но не к простому, а к аристократическому. Да и тягаться с Рубенсом на его поле вообще было не вариант.

Не стоит путать парадный портрет и аристократический. Моду на первый в эпоху Барокко задал батя-Рубенс, а на второй – Ван Дейк. Да, это примерно одно и тоже, но в первом случае делается упор на понты и героизацию личности, а во втором – на передачу характера и статуса.

Всё ещё молодой и амбициозный Ван Дейк вернулся на родину как раз в то время, когда Рубенс решил поиграть в дипломата и съебнул в командировку. Во время его отсутствия место первого фламандского художника, естественно, занял Антонис. И всё было хорошо, но когда Рубэн вернулся из политического трипа вся клиентская база пулей переметнулась обратно к нему. Ну а хули? –Мировая знаменитость.

Такой несправедливый расклад ранил Антониса в самое сердечко и он, спасая остатки гордости, угнал в Брюссель, а потом в Гаагу. Там он ебашил как проклятый, но всё-равно не мог набрать подписчиков больше, чем у Рубенса.

Несмотря на гениальность и талант, вписать своё имя в историю Ван Дейку помогла, можно сказать, случайность. В варварской и абсолютно равнодушной к искусству Англии того времени на престол взошёл новый король – Карл I, который хотел видеть в качестве своего личного портретиста только Ван Дейка. Имя и заслуги художника дошли до короля по сарафанному радио от английских аристократов, но нельзя исключать того, что Рубенс, во время своих командировок, как ответственный ментор, мог по-отцовски пристроить своего лучшего ученика на хорошую работу.

Приехав во второй раз в Англию, Ван Дейк наконец-то расцвёл. Плодотворная работа при королевском дворе, охуенное жалование, уважение знати, хата в центре Лондона, загородное поместье, элитные эскортницы и колумбийский кокаин – что ещё нужно человеку для счастья? Вишенкой на этом торте успеха стало долгожданное дворянство в виде титула баронета.

Ван Дейк был непредсказуемым чуваком, в котором уживались сразу несколько противоречивых черт. Он был замкнутым, но при этом закатывал тусы-джусы как король вечеринок, выпендривался и сорил деньгами. Был хорошо воспитан, но его учтивость была на грани фола и могла перейти в оскорбительную развязность или хамство. Он был набожным и даже состоял в иезуитском «Братстве холостяков», но потом резко женился на мадемуазели ради титула.

Когда умер Рубенс, Ван Дейк был уверен, что займёт место учителя при Испанском дворе (испанский двор по сравнению с английским тогда – небо и земля), но король Испании только попросил его закончить недописанные Рубенсом холсты. Антонис ошалел и подумал: «Старый пёс, даже с того света смог подъебнуть меня», а потом умер спустя год от какой-то, неизвестной нам (разрыва жопы) болезни в возрасте сорока двух лет.