Амина

Оказывается дождь всё идёт, да ещё и сильнее. Так уже надо лететь. Полчаса не заметил как прошли. Ну конечно, попробуй вспомни! Это не так легко, когда спал всего два с половиной часа, а пил с шести вечера... Ограда была рядом. Он соскочил с лавочки, обогнул её и в два счёта преодолел полуметровое ограждение. Машин здесь мало, проскочил быстро. На углу сел в маршрутку и поехал. Голова была совершенно пустой, мысли закончились ещё там, на улице. От волос пахло сыростью. Под расстёгнутой курткой виднелось мокрое пятно на свитере. Руки пахли никотином. Крашенная мадам неопределённого возраста недовольно косилась напротив. Её мелкие искусственные кучеряшки тряслись вместе с машиной на безобразно большой голове. Толстые ручки с облезлыми ноготками вцепились в ручку сумки, похожей на мешок. Маленькие серые глазки злобно сверлили его лицо. Руслан нагло уставился в ответ. Тогда она быстро отвернулась и стала смотреть через соседа в окно, поджав ноги под сиденье. Девушка рядом надушилась так сильно, что ему захотелось открыть люк на крыше. Но кто же даст в октябре ехать с открытыми окнами? Хотя, надо заметить, девушка славненькая, пухлые губки, носик маленький. Волосы по плечам завитые и залитые лаком. Вся такая ухоженная, как пудель. Только ленточки не хватает.

Соскочив с подножки, он чуть не ушиб голову. Какой идиот придумал низкие двери в машинах! Как будто их строили японцы. Куда тут человеку со средним ростом спокойно зайти и выйти. Заросший водитель отдал сдачу и покатил дальше. Дождя временно не было. Но опять вспомнилась Амина. Да, точно, ей так и звали. Какое-то дикое имя. Но красивое. Она бы спокойно вышла из такси, даже не пригнувшись. У ней такие маленькие, аккуратные ступни! Она вчера ходила в его тапочках, но всё время выскальзывала из них. Поэтому сняла их, когда села в кухне. Холодно-то было. Она подсунула их под табуретку, крест-накрест. Что-то в ней понравилось сразу. Наверное глаза. Сияющие, искренние. Неужели, он смог поступить с ней так же, как с другими? Не сдержался, дурак! Но ведь и она наверное, была не против! Наверное, потому что дальше он не помнил. Зато припоминалось всё в мелких подробностях до того. Её шутки, движения. Она вчера вымыла всю посуду, которая стояла у него, скопившись за два дня. Так ещё нашла полотенце и деловито расставила на нём стаканы по столу. Сказала, должны стечь. Мама так делает после праздника. Никто из девчат, который обычно приходят, позвонив в дверь и впечатавшись долгим поцелуем с воплями , не заходит на кухню. Они по-свойски располагаются в зале, закинув обалденно длинные ноги на табуретку и закуривают какую-то тонкую белую лабуду. Они пьют, изысканно и не много, требуют музыку, двигают в разговоре накрашенными губами, но НИКОГДА не заходят на кухню. Правильно, он же сам их не пускает! Там всегда не убрано. В том-то и фишка,...

что убирает он только когда точно знает, что никто не придёт. Не отвлечёт от подвига. Они, белокурые мадонны и темноволосые Клеопатры не опускают своих холёных ноготков в мыльный раствор, их пальчики, такие ловкие в определённые моменты, никогда не возьмутся тереть сковородку или пригоревшие кастрюльки. Они умные, томные, весёлые подружки. Они наливают выпивку лучше барменш. Они играют на синтезаторе, поют отличными голосам. Они играют в бильярд. Они не делят его с друзьями. Они редко приходят в его постель. Они шикарные, редкие кошки. С цепкими коготками, запросто вытряхивающими шелестящие бумажки. Он безумно любит их. Но иногда. Когда достаёт работа.

Правда, была одна. Её звали Оля. Она жила с ним. По-настоящему. Он очень любил ей. Она не умела готовить, но так старалась! Она убирала постель каждый день, все четыре месяца. Она вставала раньше него и пила чай на кухне, не включая света. Она будила его, стянув с себя халат. Он понимал, что пора вставать, когда уже она неровно дышала, отходя от страсти. Он носил её на руках по дому, он обожал эти утренние вставания. И не замечал кругов под глазами под вечер, когда она возвращалась домой, на час позже него. Руслан грезил ею наяву. Он думал о ней целыми днями, придурошно улыбаясь в монитор. Он готовил ей мясо с приправами, перчил и солил его на глаз и жарил в оливковом масле. Ему нравилось, что она не курила и никогда не пила. Нравилось, что её душистое розовое полотенце висит в ванной. Нравилось, что она ходит в его вещах. Она много работала. Только он не догадывался где. Говорила, в фирме, называла адрес. Но он никогда бы и не подумал проверить правдивость её слов. Она не просила у него денег, всё для себя покупала сама. Потрясающе одевалась. Но потом, однажды утром она не пришла к нему будить. Он не проспал, но долго лежал в кровати, зная, что опаздывает. Она ушла раньше обычного. И тогда, проведя ужасный день с удушающей ревностью в голове, он намеренно задержался на работе, пришёл поздно, совершенно трезвый. Онa уже ждала его, улыбаясь, сидя как всегда на кухне. Уже без косметики, в шортиках и его майке. С короткими рукавами. Тогда он увидел это. Крохотные чёрные дырочки на сгибе рук. На венах.

Как долго она была наркоманкой, он так и не узнал. Он тогда ничего не сказал, сразу лёг спать, буркнув, что пьяный. И долго слушал, как она переключала каналы телека в соседней комнате. Утром её опять не было, хотя она ложилась спать, он точно видел. Тогда он собрал все вещи, позабыв в ванной многое, и вызвал такси. На работу он пришёл с двумя спортивными сумками. И целый день искал квартиру. До конца месяца за предыдущую он заплатил, так что ничего с ней не случиться. Вечером он уже умывался и курил в той, в которой живёт сейчас. Оля не искала его, не звонила. Сотовый молчал. Рабочий тоже. Огромный город разделил их также внезапно, как и познакомил.

Продолжение ...