«Академия направленных на путь»

Духовный и экономический кризис Италии XVI века сделали Рим центром европейской живописи и культурной движухи в целом. Этот бурлящий котел собирал и переваривал внутри себя школы, стили, субкультуры, национальные традиции и общечеловеческие темы. По итогу Вечный Город изрыгнул из себя Барокко и Классицизм, за что, конечно, огромная, чисто-человеческая благодарочка. Эти два новых стиля по факту определили культурный движ в Европе на следующие два века. И если Классицизм тогда только взял свои истоки, полноценно развившись сильно попозже во Франции, то на горячей, как свежеиспеченная чиабатта, итальянской земле семена Барокко пришлись в цвет. Идея доминирования мистического над рациональным и избыточная выразительность на грани фола оказались темпераментным итальянцам ближе к телу. Определяющую роль на полигоне искусства постренессанса сыграли две школы: Болонский академизм и Караваджизм. Начнём с первых:

Академия живописи в Болонье, созданная братьями Карраччи в конце XVI-го века (1585) стала чуть ли не первой в истории шарагой для обучения профессиональных художников. Контору окрестили «Академией направленных на путь» потому что её основатель, Людовико Карраччи, считал уход от принципов мастеров Возрождения упадком и деградацией, поэтому своей Академией пытался вернуть рисовак к традиции, на истинный путь. Это предприятие позволило искусству не иллюзорно выйти из застоя, в котором оно оказалось и создать условия для дальнейшего развития.

Основным кредо было подражание топовым произведениям топовых ребят, наблюдение за природой и изучение античного искусства. Да, новаторского в этом мало, но ребята и не претендовали. Поначалу тупорылые маньеристы смеялись над братками Карраччи, но быстренько заткнулись, когда Академия фактически стала центром художественного образования в стране, а поколение мастеров, вышедших из нее, стало официальным символом «Второго Возрождения».

Людовико Карраччи 

Людовико Карраччи был прозван кентами «волом» за феноменальное упорство. Поначалу ему, мягко говоря, ничто не предвещало успешной карьеры художника: Тинторетто, к которому он поступил в ученики, прогнал пацана с рекомендацией сменить профессию. Но этот типуля не просто так таскал своё козырное прозвище, поэтому поставив себе цель, уже не мог свернуть с пути. Будучи настоящим мужиком, Людовико не нуждался в советах старых пердунов и лучше других знал что и как ему делать. Поэтому он собрал чемоданы и двинул в трип по Италии, попутно копируя шедевры великих мастеров, таким образом прокачивая свой уровень рисования.

Спустя время Карраччи добился респекта улиц и даже почетно вступил в болонскую гильдию художников. Все его скитания и творческие трудности натолкнули его на идею создания универсальной системы обучения, которая могла бы позволить любому желающему бедолаге научиться рисовать. Свою роль в этом так же сыграл уже знакомый нам девиз Тинторетто, который молодой художник увидел в его мастерской: «Рисунок Микеланджело, колорит — Тициана». В последствии эта формула, слегка преобразившись, стала лозунгом Болонской Академии:

Да, у Тинторетто вышло как-то покороче, зато этот тэйк звучит эпично и вполне чётко передает учебную программу и смысл Академии.

Ученикам открывшейся Академии преподавали перспективу, анатомию, историю, мифологию и практическую живопись. Позже, выпускники вроде Доминикино, Гвидо Рени и Альбани прославили ее основателей и саму идею эклектизма в живописи (заимствования всего лучшего из разных школ), которую они продвигали.

Кто-то мог подумать, что открыв учебное заведение, Людовико отошел от дел, посвятив себя преподаванию, но как бы не так. Ведь лучшие учителя — это только те люди, которые изначально не ставили себе целью учить других, а просто занимались своим делом и не выебывались. Поэтому Карраччи, как настоящий профессионал и один из лучших представителей болонской школы, продолжал брать заказы на росписи и картины, иногда привлекая к работе учеников, показывая им свой мэдскиллз и обучая уму-разуму на практике.

Агостино Карраччи

Второй из братьев Карраччи, Агостино, изначально планировал стать ювелиром и успешно к этому шел, создавая гравюры с картин Рафаэля. Кроме того, он был достаточно разносторонне-развитым и шабутным чуваком, проявлявшим себя в разных областях человеческой деятельности: например, хорошо фехтовал и был неплохим гимнастом, а еще играл на музыкальных инструментах и знал множество уважаемых местных ребят, у которых постоянно тусил на балах и вписках. Парень неплохо жил и развлекался, пока в один момент к нему не ворвался вдохновенный двоюродный братец Людовико и не уговорил всё бросить и стать художником в полном смысле этого слова. А потом пригласил преподавать основы рисования с натуры в свежеоткрывшейся Академии.

Агостино был ответственным художником и дотошно подходил к написанию картин. Для создания одного из своих полотен он без черного кожаного дивана провёл кастинг для десятка моделей, пока не нашел идеального кандидата для задуманного образа. «Официальный» след в истории искусства он оставил, создав вместе с младшим братом, Аннибале, ряд фресок в римском палаццо Фарнезе.

Но как мы помним, он так же был талантливым гравёром и достиг в этой нише определенного успеха. Обычно он создавал гравюры, на классические, характерные для того времени, библейские сюжеты. Но настоящую известность, искреннее признание, уважение и любовь публики и простых одиноких людей, он получил за создание качественных и подробных иллюстраций к изданию эротических сонетов «Позы» (или «Шестнадцать наслаждений») Пьетро Аретино.

Аннибале Карраччи

Единственным, кого Людовико видел учителем практической живописи в своей Академии, был Аннибале. К тому моменту двадцатипятилетний художник уже имел хорошую репутацию и известность, к тому же неплохо умел ладить с пиздюками.

Переехав в кипучий Рим, он плотно занырнул в изучение античного искусства и Ренессанса. Внимательно исследовал работы Корреджо, Тинторетто, Рафаэля и Микеланджело, чтобы выкупить все их трюки и услышать в картинах то, чего не рассказали бы в учебниках. Поэтому влияние этих ребят сильно ощущается в его ранних работах.

Затем, вместе с Агостино, он приступил к росписи большого зала палаццо Фарнезе. Над фреской «Триумф Вакха и Ариадны» братья работали около десяти лет.

На фреске Венера и Амур, сатиры, краснощекие лощеные ангелы — вся эта пиздобратия из мифических персонажей и античных богов застыла в праздничном танце жизни. Это первая масштабная фреска из цикла монументальной живописи эпохи Барокко.

Аннибале Карраччи для мировой живописи примечателен еще и тем, что выделил пейзаж в отдельный жанр. Обычно, если он писал картины на не религиозную тематику, то людей, чаще всего простых крестьян и обывал, он изображал гротескно, на отъебись и для галочки.

К пейзажу же у него совсем другое отношение: ландшафт и природа являются главными героями и это прекрасно считывается зрителем. Художник отбирал только эпичные элементы природы: сгибаемые под натиском ветра деревья, крутые горы, волнующееся море... и связывал их в мощное единое целое. Таким образом Аннибале стал батей-основателем принципиально нового жанра и направления в искусстве XVII века — героического пейзажа, которое получило свое наибольшее развитие в у Пуссена и Сальватора Розы.

В последний период творчества младший из Карраччи слегка отошел от принципов Барокко. В этом смысле показательна картина «Вознесение Марии» — лаконичная и сдержанная по цветам, она наиболее приближает стиль художника к искусству классицистов.

Первая четверть XVII века торжественно прошла под знаменем Болонской Академии. Критики были в восторге от их творчества и яро его нахваливали в своих бложжиках, а богатеи-аристократы не скупились эти картины покупать и заказывать. Благодаря Людовико, Агостино и Аннибале Карраччи итальянская живопись оправилась и вернулась в здоровое русло реализма, получив второе дыхание после унылого загиба Ренессанса.