99 Франков

7

«Жизнь проходит вот как: ты рождаешься, ты умираешь, а в промежутке маешься животом. Жить – значит маяться животом, все время, без остановки: в 15 лет у тебя болит живот потому, что влюблена; в 25 – оттого, что тебя пугает будущее; в 35 – от неумеренной выпивки; в 45 – от чрезмерно тяжелой работы; в 55 – потому, что ты больше не влюбляешься; в 65 – от грустных воспоминаний о прошлом; в 75 – от рака с метастазами. А в интервалах тебе остается только слушаться – сперва родителей, затем учителей, затем боссов, затем мужа, затем врачей. Иногда у тебя возникает подозрение, что им глубоко наплевать на твою персону, но уже слишком поздно что-либо исправлять, и вот приходит день, когда один из них объявляет, что ты скоро умрешь, а малое время спустя тебя засовывают в деревянный ящик и упрятывают под дождем в землю на кладбище Банье. Вы наверняка думаете, что вас минет чаша сия? Ну что ж, тем лучше для вас. Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Вы-то еще поживете, а я нет. Потрясающе, не правда ли? Вы по-прежнему будете гулять, пить, есть, заниматься любовью, выбирать что-то или кого-то, а я уже ничего этого делать не буду, я ушла в иной мир, мир, который знала не лучше вашего, но узнаю в тот миг, когда вы прочтете эти строки. Смерть разлучила нас. Это не грустно, это нормально, что мы – я, мертвая, и вы, читающие мое письмо, – оказались по разные стороны непроницаемой стены и все-таки можем общаться. Жить и при этом слушать покойника, который обращается к вам, – до

Ваш любимый призрак Софи»

Вы остолбенело уставились друг на друга – родители Софи и ты, как будто надеялись, что вам удастся поговорить в тюремной комнате для свиданий (если бы комнаты свиданий служили именно для разговоров, это уж давно стало бы всем известно) теперь, когда Софи больше нет, – тогда как вам это не удавалось еще при ее жизни. Они соблаговолили посетить тебя в тюрьме Тараскона – тебя, Октава, никчемного отца, которого они всегда третировали на семейных сборищах. У них распухшие веки и черные круги под глазами. Две пары скорбных багровых шаров.

– Она прислала это письмо по Интернету из какого-то сенегальского отеля. Вы ничего не получали от нее с тех пор, как…
– С тех пор, как мы расстались? Нет. Хотя я много раз пытался…
И тут до тебя наконец доходит. Она была в Сенегале, когда Марк покончил с собой! А может, они покончили с собой вместе? И вообще, какого черта она делала с ним в Сенегале? Мать твою… паршиво чувствовать себя рогатым, а уж узнать об этом задним числом, да еще в тюряге – совсем хреново…

– Это невозможно, это неправда, это неправда, это невозможно (ты твердишь эти две фразы битый час, так что бесполезно приводить здесь твои ламентации в полном объеме).

Ты глядишь на чету стариков с дрожащими подбородками. Едва выйдя из комнаты свиданий, ты начинаешь рыдать над рекламой «Air Liberte». Ты уже не впервые льешь слезы с тех пор, как угодил за решетку. Честно говоря, для таких крутых парней, как ты и Чарли, вы оба хнычете слишком часто. Настолько часто, что он даже пытался повеситься на второй день после ареста. Ты плачешь и причитаешь сквозь слезы:

– Я ее больше не любил, но всегда буду любить, хотя любил недостаточно сильно, притом что всегда любил, не любя так, как нужно было любить.
Даже сейчас, когда ты пишешь эти строки, ты все еще плачешь.

Бергсон определил смех как «наложение механического на живое». Значит, слезы – обратное явление: живое, наложенное на механическое. Это сломавшийся робот, это денди, побежденный естественностью, это грубое вторжение правды в самое средоточие лицемерия. Вдруг какой-нибудь незнакомец почтит вас ударом вилки в живот. Вдруг другой незнакомец почтит вас грязным предложением в душевой. Вдруг какая-то незнакомка почтит вас прощанием в виде эхограммы. Когда беременная женщина кончает с собой, это двойная смерть по цене одной – совсем как в рекламе моющих средств. А эта шалая Милен Фармер все распевает по радио: «Если я упаду с высоты, пусть падение длится вечно».

Последняя рекламная пауза и: до скорого!
ЧЕЛОВЕК СИДИТ СОВЕРШЕННО ОДИН, НА ПОЛУ В ПУСТОЙ КВАРТИРЕ.
МОНТАЖНАЯ ПЕРЕБИВКА (РЕТРОСПЕКЦИЯ, ЗАМЕДЛЕННАЯ СЪЕМКА, ЧЕРНО-БЕЛОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ): СУДЕБНЫЕ ИСПОЛНИТЕЛИ, ПРИШЕДШИЕ ОПИСЫВАТЬ ЕГО ИМУЩЕСТВО, СЕМЕЙНЫЙ СКАНДАЛ, ПОСЛЕ КОТОРОГО ЖЕНА УХОДИТ, ХЛОПНУВ ДВЕРЬЮ, И ЗРИТЕЛЬ ПОНИМАЕТ, ЧТО У ГЕРОЯ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ.

ВНЕЗАПНО КАМЕРА БЕРЕТ ЕГО КРУПНЫМ ПЛАНОМ; ОН УСТРЕМЛЯЕТ В ОБЪЕКТИВ БЕЗНАДЕЖНЫЙ ВЗГЛЯД. ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «ВАС БРОСИЛА ЖЕНА? У ВАС НЕ ОСТАЛОСЬ НИ ОДНОГО ЕВРО? ВЫ НЕВЗРАЧНЫ? ВАМ НЕ ВЕЗЕТ? НЕ ОТЧАИВАЙТЕСЬ, ВСЕ МОЖЕТ УЛАДИТЬСЯ В ОДИН МИГ!»

ЧЕЛОВЕК С ИНТЕРЕСОМ ПРИСЛУШИВАЕТСЯ К ГОЛОСУ, ПОТОМ ГРУСТНО КАЧАЕТ ГОЛОВОЙ. ВНЕЗАПНО ОН ВЫХВАТЫВАЕТ ИЗ КАРМАНА РЕВОЛЬВЕР И ПРИСТАВЛЯЕТ ЕГО К ВИСКУ. ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ПРОДОЛЖАЕТ: «УМЕРЕТЬ – ЗНАЧИТ СТАТЬ ТАКИМ ЖЕ СВОБОДНЫМ, КАК ДО РОЖДЕНИЯ». ЧЕЛОВЕК ПУСКАЕТ ПУЛЮ В ГОЛОВУ, ЕГО ЧЕРЕП РАЗЛЕТАЕТСЯ ВДРЕБЕЗГИ, МОЗГИ ПРИЛИПАЮТ К ГОЛЫМ СТЕНАМ. НО ОН ЕЩЕ НЕ УМЕР ОКОНЧАТЕЛЬНО. ЛЕЖА НА ПОЛУ, ОН КОНВУЛЬСИВНО ДЕРГАЕТСЯ, ЕГО ЛИЦО ЗАЛИТО КРОВЬЮ. КАМЕРА ПРИБЛИЖАЕТСЯ ВПЛОТНУЮ К ЕГО ГУБАМ, ОН ШЕПЧЕТ:

– СПАСИБО ТЕБЕ, СМЕРТЬ!
И НЕДВИЖНО ЗАСТЫВАЕТ, УСТРЕМИВ ШИРОКО ОТКРЫТЫЕ ГЛАЗА В ПОТОЛОК.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ СОЧУВСТВЕННО ПОДВОДИТ ИТОГ: «БУДЬТЕ СО СМЕРТЬЮ НА „ТЫ“, ВЕДЬ СМЕРТЬ – ПРЕДЕЛ МЕЧТЫ. САМОУБИЙСТВО ПОЗВОЛИТ ВАМ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЖИЗНИ И ЕЕ БЕСКОНЕЧНЫХ ТЯГОТ».
Финальный слоган с логотипом ФФДС:
«КОНЕЦ СУЕТЕ: СМЕРТЬ – ИТОГ ЖИЗНИ».
Следуют титры:
«ПО ЗАКАЗУ ФРАНЦУЗСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ САМОУБИЙЦ (ФФДС)».
Другие варианты финальных слоганов:
«СМЕРТЬ НЫНЧЕ В МОДЕ ПРИ ЛЮБОЙ ПОГОДЕ».

«ЖИЗНЬ НЕ НУЖНА, СМЕРТЬ – ВАЖНА».
«ЖИЗНЬ? ОСТАВЬ ЕЕ ДРУЗЬЯМ!»

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь