8910

8

Хлёсткий звук удара наотмашь. И сразу же второй удар, но уже глухой и плотный. Будто субботним утром где-то в девяностых хозяйственный сосед выбивает ковёр. В тишине гулко расходятся звуковые волны…

— Ну чё, блядь, повеселился? Или ещё надо, сука?!

Удар в лицо — возможно, это самое искреннее, что может произойти между двумя мужчинами. Если они гетеросексуальны, конечно. Дружба ломается и гнётся, в каждом дружеском шаге подспудно скрыто соперничество. Словесная пикировка может прятать под собой уважение и желание сблизиться. Любые слова врут. И только тело честно. Мужчине и женщине дан свыше секс. Мужчинам остаётся драться.

Удар исключает скрытые смыслы.

— Пошли отсюда, уроды...

Собрав себя с каменистой земли, гладкомускулистый парень тяжело поднялся. Его друг в бесстыдном испуге отскочил, бросив товарища на растерзание тяжеловесу. Минуту назад они, оставив свои восхождения на скалы, пришли в лагерь в поиске девушки, что проводила эти дни с ними. Она говорила, что это её последняя ночь в Симеизе. Бутылка вина, с которой они пришли как с подходящим орудием в битве за женщину, сейчас осталась лежать на земле честным трофеем.

Оля и Алиса купались.

Миша даже обрадовался гостям. Спросил, зачем пришли, что хотели, задал пару уточняющих вопросов, нарочно спровоцировал на лёгкую грубость, джентельменски предупредил о переходе в наступление коротким “ты чё, бля?!” и открытой ладонью размашисто, но резко двинул скалолазу в ухо, тут же догнав его прямым ударом кулака в нос.

Юра дёрнулся влезть в драку, но этого не потребовалось.

— Вот, это уже нормальный праздник, с дракой… — Миша был явно доволен. Но не столько лёгкой победе, сколько возможности физически разрешить напряжение.

На шум потасовки из палатки высунулось сонное лицо Кирилла. Он недоумённо хлопал глазами, протирая их сухими ладонями. Не увидев уже ничего, он вывалился из палатки, поднялся и молча пошёл к морю. На пути взгляд его был перехвачен карими глазами. Он не отвёл взгляд, смотрел почти что с вызовом. Миша наблюдал со стороны на эту дуэль и качал головой.

Когда юноша спустился к морю, девушки поднимали полотенца с камней и пошли в обратную сторону. Он улыбнулся обеим. Алиса шла первой, когда она поравнялась с Кириллом, тот едва заметно выставил руку и коснулся сперва её руки, потом бедра. Она чуть сжала его пальцы.

— Что у вас с ним? — когда они поднялись выше и парень остался позади, Оля задала вопрос в спину подруге. Та не ответила и, поджав губы, пошла дальше, чувствуя спиной осуждающий взгляд.

Оля смотрела на темнеющие вверху контуры Кошки.

Алиса остановилась и резко повернулась.

— Ты меня осуждаешь?

— Нет. Ты себя осуждаешь? — Оля встала рядом.

Море беспристрастно шептало губами волн.

— У нас непонятно что… У меня в жизни непонятно что. Мне нужен какой-то выход… Может, это будет большая любовь? Шансы пятьдесят на пятьдесят, я не знаю… Одно точно знаю: как сейчас - это плохо, неправильно, когда с кем-то нет и процента на большую любовь и быть...

— Шансы у всех поровну, Алиса. Поступай как чувствуешь.

— Я хочу на Диву сходить, скажи, что скоро вернусь.

Алиса пошла к воде, в сторону от тропинки к Диве.

В лагере Юра занимался костром. Собранные с вершины ветки, выброшенные морем коряги, привезённые полешки берёзы, обломки досок — нужно соблюсти верные пропорции пищи для пламени, чтобы получить хороший огонь. Миша облокотился спиной на каменистую возвышенность и уверенно напивался.

Оля глотнула вина и взяла гитару. Скоро ночь окончательно захватила власть над берегом и стала диктовать свои правила. Чувства обострились. Песни из широких губ выливались честные, страстные, полнотелые. Оля пела, как и обещала, останавливаясь только на винные паузы.

Были песни и не было слов.

Потом гитару взял Юра. Его низкий голос как растёкшийся по воздуху плотный сгусток дрожащей энергии заполнял всё вокруг. Он пел и думал о том, что ему тридцать лет. Эта цифра пугала его своей округлостью, своей завершённостью, в то время как его жизнь была далека от мягких закруглений тридцати, она ломалась жёсткими угловыми изломами и больно протыкала остриями кольев.

Переведи меня через майдан,

Где мной все песни сыграны и спеты,

Я в тишь войду и стихну — был и нету.

Переведи меня через майдан.

Он ошибся со струной и остановился. Дальше только голос, звук моря и несмолкаемая тишина.

Переведи меня через майдан,

Где плачет женщина, — я был когда-то с нею…

— Заебал. — устало и как-то буднично прервал Миша. —  Мне жаль тебя. Но не потому что… Ты будто со стороны, а ты… Это твоя жизнь тоже. Участвуй в ней, сделай что-то, кроме этого гитарастского нытья! Пошли её нахер или разбей ему морду, сбрось со скалы их, или всё сразу, но что-то… Или вон букетик собери местных цветов, подари ей и скажи, что жить без неё не можешь и любишь… Да хоть что, блядь…

Миша очень пьян.

— Пиздуй отсюда, короче. С днём рожденья.

Юра оставил гитару и спустился к берегу. Никого там не встретил и ушёл в сторону Дивы.

У костра остались двое. Огонь постепенно умер, остался лишь красный маяк углей, последний источник тепла. Миша смотрел на девушку, она смотрела на море, но была своими мыслями здесь. Когда Оля повернулась, он поймал её взгляд.

— Оля, я влюблён, пошли в палатку.

Она устало усмехнулась. Дальше сказала нежно.

— Пошли.

И никого не осталось.

Юра считал ступени дороги на вершину скалы. Он насчитал двести сорок восемь, когда увидел их. На той стороне площадки стояли слитые в поцелуе двое влюблённых, как ему казалось, людей. Впереди двенадцать последних ступеней. И что потом?

Звёзды светили так ярко, что было видно всё. Её прикрытые глаза, руку, запущенную в волосы на затылке, его уходящий вглубь язык и блестящие капли перемешанной слюны на краях губ. Они стояли, будто перед первым тактом вальса, на пружинящих коленях, прижав друг к другу бёдра и пах.

Ещё двенадцать шагов.

Он поднимется наверх, они увидят его и испуганно отпрянут друг от друга. Мощные руки схватят высокого нескладного парня и перекинут через перила. Тело ударится о камни и пролетит восемьдесят метров. Плашмя ударится о воду. Море всё примет. Потом он посмотрит ей в глаза и…

— Я так не могу, извини… — она отодвинулась от Кирилла.

Юра замер. В секунду мысли его скакнули и вывернулись наоборот. Эти слова дали ему надежду. Что там, внутри неё ещё что-то есть, что-то такое, что держит её, что заставляет помнить о нём в любую минуту. Где-то в задворках пробежало слово “любовь”. И если любовь, то так не исправить, нельзя быть с ней грубым. Не вытащит сила и жёсткость её в мир живых. Лишь ласка и нежность, и вера, терпение, труд…

Он развернулся, тихо и быстро скрылся с вершины. Бежал вниз, чувствовал дикое биение сердца, чувствовал, как колотится кровь в ушах, как пульсирует тело. Даже моря и ветра он уже не слышал, всё быстрее сбегая вниз. У подножия скинул сандали и бросился в море, быстро выплыл оттуда с улыбкой, наполненный свежестью сил.

— Не могу так… Ты высокий очень, у меня шея затекает. Может, ляжем на камни?

9

Море легло под туман. Оно покойно уходило от берега и терялось в меловой пелене. Прохладная сырость утра заползала под одежду и заставляла тело дрожать. Изо рта выходил пар. Лето обманчиво кончилось аномальным предрассветным холодом и полным отсутствием перспективы. Даже гора, всё время отечески приглядывающая за туристами сверху, даже она пропала, бросив людей на произвол судьбы.

Резкие гимнастические движения разгоняют застывшую кровь. Махи левой рукой. Махи правой рукой. Бедро к животу, другое. Прыжки. Приседания и на месте бег. Юра вгоняет в себя жизнь с отчаянием раненого солдата, ползущего по линии фронта к своим.

В этом предрассветье он единственный, кто уже на ногах. Залил костровище, собрал весь накопленный мусор и вынес его в баки посёлка. Вымыл посуду. Собрал её, демонтировал тент и упаковал. Унёс, что уже было можно, в машины наверх. Проверил упругость колёс. Сделал всё, чтобы ускорить отъезд.

По уговору, они должны были выехать на рассвете, позавтракать в Ялте и катить до Керчи без остановок. Там пообедать и двигаться дальше, в сторону дома.

До рассвета ещё было время. Юра приблизился к морю, оставил всю одежду на берегу и голый вошёл в воду. Его тело в пятнистом загаре уходило ко дну. Уверенные гребки тащили его на глубину, после взмаха он вытягивается мускулистой струной и прорезает толщу воды. Глаза его открыты. Он размыто видит дно и большой валун прямо под ним. Доплывает и обхватывает его одной рукой, разворачивает широкую грудь к поверхности и смотрит наверх. В отсутствии солнца и других ориентиров, взгляд снизу растворяется в серо-синей необозримости. Юра держится сколько может, потом ещё немного, по вискам стучат молоточки, они превращаются в тяжёлые молоты и бьют в набат. Пловец отталкивается от дна и пытается успеть к воздуху. Все мышщы его напряжены, тело отчаянно хочет дышать. Вверх, как можно быстрее. Силы в руках становится меньше, гребки слабее и хаотичнее. Грудь готова разорваться. Неожиданно море кончается и через рыбно открытый рот воздух врывается в лёгкие.  

Юра вернулся к палаткам, когда солнце пыталось представить рассвет. Густой туман сопротивлялся и гнул свою линию. Оля стояла, любуясь на эту борьбу природы самой с собой. Алиса сидела рядом и ждала победу солнца. Рядом на брошенной пенке в пьяном сне лежал Миша. Кирилл собирал палатки.

Выпотрошенные отдыхом, они хотели уехать.

Через полчаса палаточный лагерь исчез. Посередине всё так же лежал пьяный большой человек. Вчерашняя уверенность в деле пития вина сегодня обернулась против него. Все остальные были на ногах.

Два парня с трудом подняли Мишу и, обхватив его с двух сторон, пытались вынести его к машинам. Он почти не перебирал ногами и всей своей массой ложился на плечи ребят. Они склонились под тяжестью, но упрямо тащили его вперёд. Оля подняла пенку, свернула рулоном и понесла её подмышкой. Алиса шла последней.

Мишу положили на заднее сиденье белого Вольво, Оля села рядом, Юра сел за руль и завёл двигатель. Кирилл сел за руль пикапа, чернота которого посветлела от придорожной пыли. Алиса стояла и смотрела туда, откуда они только что пришли. Потом повернулась, открыла белую дверь и села на привычное место.

Симеиз остался позади.

Юра ехал первым, сильно не отрываясь от следующего следом. Алиса скомкалась клубком и сразу уснула. Оля облокотилась на беспробудно спящего Мишу, положила на него щёку и прикрыла глаза. Её руки приобнимали мужчину и пальцы незаметной ласковостью легко гладили безжизненную руку. Юра поглядывал в зеркало на неожиданное счастье друзей. Смотрел на дремлющую Алису. Она казалась ему сейчас особенно красивой в своей усталой осунутости, которая вместе с загаром ещё чётче вырисовала её скулы, губы… Он посмотрел на дорогу и резко выдохнул.

Трасса была почти пустая, изредка тревожа спящих шумом встречных автомобилей. Море, как и во время пути сюда, мелькало, уходило и снова возвращалось, теперь как бы не желая сразу отпускать и навсегда прощаться. Юра уже не озирался, а упрямо и сосредоточенно смотрел на дорогу, заглядывая только чуть вперёд.

Движущиеся в обратном направлении машины появлялись где-то впереди, терялись в  изгибах частых поворотов и выскакивали снова уже совсем рядом, расходились и пропадали сзади. По большей части это были фургоны, небольший грузовики и длинные фуры, наполненные грузом и спешащие закончить свой путь до того, как на дорогу выползут туристы.

Впереди маякнула очередная фура и ушла в дорожную петлю, обещая встречу через несколько десятков секунд. Юра посмотрел в зеркало. Двое на заднем сиденье всё так же счастливо дремали. Он смотрел на лицо своего друга, заочно с ним спорил и проигрывал спор. И справа такая близкая девушка… Он снова посмотрел в зеркало и мигнул поворотником вправо. Сбросил скорость, прижавшись в обочине, не выключая поворотник и не останавливаясь. Вытащил руку из окна и махнул. Пикап пошёл на обгон. Когда он сравнялся, Вольво ускорился не пуская его обратно в полосу. Кирилл непонимающе посмотрел через стекло на Юру, сбросил скорость и хотел снова вернуться в хвост. Юра оттормозился. Кирилл зло махнул рукой и резко вдавил педаль газа. Белый автомобиль дёрнулся с ним, Кирилл ещё вдавил газ, повернув голову и что-то громко выкрикивая Юре.

Отмеренные секунды прошли, из поворота на них вылетел тяжёлый грузовик.

Громкий удар.

Успел ли он что-то понять? О чём-то подумать?

В зеркале Вольво видно, как металлический ком слетает с дороги. Карие глаза внимательно смотрят за этим слепленным танцем железа. Машина не останавливается и белым пятном пропадает за поворотом.

Алиса что-то пробормотала во сне. Юра успокаивающе погладил её по бедру ледяной рукой. Она не открыла глаза. Мишу тоже ничто не могло разбудить.

Оля уже не спала.

10

Он встречает её широко раскрытые глаза. В них отблескивает ужас. Смерть никого не оставляет равнодушным. Но ещё больше её пугает то, что она не осудила его, а согласилась с содеянным. Она медленно кивает, опускает голову вниз и закрывает глаза. Рассветное солнце выпускает лучи.