49

Сорок девять

Есть два выхода. Первый: сдаться и смириться со всем этим дерьмом, которое происходит вокруг тебя, заливается прямиком в твою воспаленную глотку. Но только в том случае, когда ты твердо уверен, что это конец. Сгоревший дом. Умершая кошка. Жена на последней стадии рака. Когда ты убежден, ты знаешь, что смысла в борьбе нет. Тебе это известно. Кофе, пролитый на исписанный тетрадный лист. Ты можешь вытрахать свой мозг, если он еще остался в твоей несчастной черепушке, для того, чтобы спасти слова, выцарапанные на этом сраном листке. Но есть ли в этом смысл? Нет. Вот если чашка с кофе опрокинута, и черная жидкость медленно сжирает прозрачную поверхность стеклянного стола, уверенно подбираясь к упомянутой выше тетради – нужно быть полным кретином, чтобы стоять и пялиться. И увидеть, в конце концов, как кофейная жижа проглотит бумагу целиком. Всегда есть второй выход: выжать из этой ситуации все, что только можно, обернув ее в свою пользу. Схватить тетрадь и с раздражением отметить темный волнистый отпечаток, идущий по краю тетрадного листа. Всегда есть два выхода. Нужно всего-навсего взять себя в руки. И только тогда принимать решение. Вдох-выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Задержи дыхание, насколько сможешь. Выдох. Медленно выпусти воздух из легких, шумно раздувая ноздри. Главное, не забывай выдыхать. Не то все проблемы будут решены одним махом. Выпей стакан воды. Старый трюк, но помогает успокоить нервишки. Съешь что-нибудь. Что угодно. Бутерброд, яблоко, виски. Все, что не вода – еда. Следовательно, виски тоже еда. Много еды. Много виски. Вдох-выдох. Когда вода в чайнике недостаточно горяча. Вдох-выдох. Когда парень бросил тебя на седьмом месяце беременности. Вдох-выдох. Когда заразился триппером от любовника своей любовницы. Вдох-выдох. И ты все еще жив. Пластырь на мизинце отклеился и загнулся липкой стороной наружу. Дерьмо случается сплошь и рядом. Тааак…Бутерброд с ветчиной и сыром. Сонная муха на дверце холодильника. Ветчина отправляется восвояси. Сыр кончился. Пластиковую упаковку – вон. Шум в мусорном ведре, такой знакомый звук. Такой же, с каким туда отправляется твое желание жить, смысл существования, заключенный в пластиковых упаковках и пластмассовых контейнерах, любовь, успех, пустые пивные банки…Выпустить муху из холодильника…

Зеленый кузнечик, ползущий по кафельной стене. Только вы вдвоем знаете, чем это кончится – он умрет, а ты будешь жить. Он засохнет в углу на потолке за каких-нибудь полчаса и свалится прямо на каменную плитку, а ты и не заметишь. Никто не заметит. Но почему бы не взять его в счет. Более того, он бы заметил, если б ты одним тусклым утром сполз по стене, перекошенный жуткой судорогой. И только вы вдвоем знали бы, чем это кончится – ты умрешь, а он будет жить. Ты не спал двое суток. Это чувство, открываешь дверцу холодильника – а там нет мухи. Куда она подевалась? И была ли вообще? Какой абсурд – муха и в холодильнике. Но ты видел ее своими собственными глазами. А можно ли им доверять? Есть ли смысл? Ты не спал двое суток просто потому, что есть дела поважнее. Ты не выходишь из дому две недели, потому что у тебя есть дела поважнее – наблюдать за дождем. Но есть ли в этом смысл? За окном шумит дождь. Внутри тоже моросит. Есть ли смысл в дожде снаружи, если существует дождь внутри? Ты монотонно намазываешь тосты маслом. Ты выпускаешь из рук мельхиоровый нож. Ты впиваешься ногтями в столешницу и закрываешь глаза…кузнечик готов. Он ждет, только подай сигнал. Мимо. Широко распахиваешь глаза, судорожно хватаешь ароматный воздух. Какой-то ублюдок запекает курицу, а ты давишься этими сраными тостами. Мудила. Всегда есть два выхода. Какой же выбрал ты? Жить или умереть? Сдаться или бороться? Джем или ореховое масло? Ты следишь за ходом моих мыслей? Напряги остатки извилин и пойми уже наконец, что во всем этом есть смысл. Смысл в том, что сдаться – значит выжить. Проиграть – значит одержать победу. Смысл жизни в том, чтобы жить и делать выбор. У меня был выбор. У них был выбор. А у тебя? Подумай хорошенько. Покупая джем, ты выбираешь приятный клубничный вкус, а ореховое масло – изжогу до конца дня. Сраные тосты. На самом деле, судьбоносный выбор сделать не сложнее, чем осуществить покупку в продуктовом магазине. Давай, я расскажу тебе одну историю. Про мальчика, который так не любил некоторых взрослых, что воображал себя ими. Копировал их манеру говорить и двигаться, проводил часы у зеркала до тех пор, пока не верил в то, во что ему было необходимо. Он – это мистер Грэй, миссис Уилсон и мисс Робинсон. Он – это они, по отдельности и все вместе. И когда он понимал это, когда время достигало критической отметки, когда каждый из этих проклятых людишек вселялся в его тело, – тогда маленький мальчик делал это. Сорок девять раз. Тебе не так много лет, друг мой. Сорок девять человек. Маленький мальчик стал взрослым, и теперь он носит рубашки только с длинными рукавами. Его руки – полотна. Его смысл – творение. Его суть – суть художника. Сорок девять раз он наносил эти мазки на свою бледную кожу. И она впитывала их, как полотно впитывает акрил. Она всасывала их изнутри, пропитывалась ими насквозь, красным проступая на гладкой своей поверхности. Как клубничный джем на свежем тосте. Сорок девять человек. И каждому человеку – свое место. Один и тот же мазок, повторяющийся изо дня в день. Полоса становится ярче (читай: глубже). Сорок девять человек – и каждому предназначен не один мазок. Маленький мальчик стал мужчиной. Трусливым мужчиной с туго застегнутыми манжетами. Сорок девять человек зарубцевались. Сорок девять человек затянуты под кожу. Почти полсотни людей разложены у тебя по рукам. Псих. И ты говоришь, что это я спятил? Ты никого не узнаёшь в этой сказке? Ты морщишься и часто моргаешь. Фантомные боли. Посмотри на свои руки. Засучи рукава. Мы всегда боролись, всегда ненавидели друг друга. Ты – ненавидел, я – презирал. В каждом из этих подонков тебе виделся я, и ты с еще большим остервенением ненавидел их. Засучи уже чертовы рукава! Что ты видишь? Сорок девять рубцов, от запястья до локтя. Сорок девять ноющих полос, корявых и вздувшихся, белесых. Они болят по ночам. Они болят по утрам. Они болят? Чтобы видеть их рожи, чтобы не задушить их во сне или не перегрызть им глотки, ты каждый день отмечал их на своих руках. Мистер Костнер, мистер Хьюстон, миссис Болдуин. Чтобы улыбаться, повстречавшись с ними взглядом, чтобы смеяться над их шутками, чтобы радоваться их маленьким победам. Мистер Лопез, мистер Мерфи, миссис Браун. А ты хитрец! Умереть, чтобы жить. Нет, не так. Умирать, чтобы жить. Ты почти забыл, что такое боль. Ты совсем забыл, что значит спать. Ты уже умер, и сделал ты это для того, чтобы выжить. И сделаешь снова. Еще и еще. Пока можешь дышать. Пока бьется твое сердце. Доброе утро, мистер Хилтон, мисс Келли, мистер Фриман. Идите к черту, миссис Гарсиа, мистер Уорнер, мистер Райт. В рот ебал я вашу вечеринку, мистер Купер, и Вашу жену, к слову сказать, тоже. И Вашу. И Вашу. И все с улыбкой на лице. Средняя продолжительность полового акта – одиннадцать минут. Сладких снов, мистер Купер. И мистер Джейкобс. И мистер Филч. Впрочем, вы никогда об этом не узнаете. Ведь так? Ты не посмеешь. Ты слишком труслив. Маленький мальчик с высоко засученными рукавами. Жрущий тосты изо дня в день с поганым клубничным джемом. Трахающий жен своих боссов и их молодых любовников. Молча трахающий, втайне. Трахающий так, как их никогда и никто еще в жизни не трахал. Ты, живущий на приличную зарплату, в приличном доме, среди людей из приличного общества. Ты-то что здесь делаешь? Ты – фальшивка, зарубцевавшаяся рана. Тебе пора сматываться. Пока тебя не раскусили и не разделали под орех. Не набили тебе твою поганую рожу. Ты мечтаешь о том, чтобы случилась осечка: кто-то раньше вернулся с работы, сцена ревности, состояние аффекта и – бац! Ты уже мертв, десять минут как. Летишь прямиком в пекло, но, главное, подальше отсюда. У тебя все есть, мудила, но ты хочешь чего-то еще. Еще немного – и ты достигнешь своего предела. Предела комфорта. Предела роскоши. Предела скуки. В твоем идеальном журнальном мире наступит момент, когда предел не просто будет достигнут – ты перемахнешь через него. И тогда все заново: апатия, легкая депрессия, снова увлечение импрессионизмом и блюзом. Мудацкое поведение человека, у которого все есть. Включая рубцы на руках. Засучи рукава. Кузнечик потихоньку отрывает лапки от карниза. Он летит вниз. Как в замедленной съемке. Ты всегда знал, что будет именно так. Ты пережил еще одного кузнечика. Всегда есть два выхода. Какой же выбрал ты? Сначала ты смирился и сдался. Но потом, ты все испортил. Ты все испортил, сукин ты сын. Ты начал бороться, и у тебя появились рубашки только с длинными рукавами. Ты начал протестовать в душе и на деле, хоть и тайно. Ты всаживал в их жен свою сперму, пока они зарабатывали для них бабки. Ты поимел их жен. Ты поимел их. Стал ли ты свободнее? Добился ли справедливости? Нет. Но ты все мне пересрал этим. Когда я уже собирался спокойно умереть и возродиться в ком-нибудь еще. Ты – как замороженная муха в холодильнике, которая очнулась среди ночи и стала жужжать. Хотя не должна была. Потому что ее нет. И тебя не должно было быть. Ты плохой сын, плохой отец, ты плохая жена. Ты – муха из холодильника, попавшая в собственную ловушку. Ебущая своих хозяев. И при этом полностью осознающая всю иронию происходящего. Ты – мой любимый персонаж в этой блядской истории. Но ответь мне, по старой дружбе, есть ли в этом смысл? Ведь всегда есть два выхода. Половое сношение с их женами и рубцы на руках. Одно невозможно без другого. Одно предотвращает другое. Но есть ли смысл? Ты наебываешь их, они – тебя. И снова все сбалансировалоось. Ты не можешь заполучить такую же яхту, как у очередного богатого мудака, ты можешь только потопить его собственную. Ты не выигрываешь. И не проигрываешь. Никогда не ограничивайся двумя выходами. Всегда есть еще один. Но он – совсем не тот, что тебе хочется. И тем не менее, ты не выбираешь ни один из двух других. И мучаешься неполноценностью. Ты не сделал выбор в пользу жизни или смерти. Ты умираешь изо дня в день, чтобы жить. Но какой в этом смысл, в этой искаженной, извращенной, выпотрошенной реальности, твоей реальности, которую ты создал сам, Творец и Создатель, Разрушитель и Убийца. Какой в этом всем смысл?

«Никакого», – ты отвечаешь и поднимаешь взгляд к зеркалу. Ведь ты – это я.