26 - 27

26

Посмотрев на фотографию, Марат сначала решил, что со зрение у него тоже сломалось. Затем, через другую миллисекунду, его мозг, защищаясь, выдвинул версию — это фотошоп. Однако первый же контраргумент с вопросом о том, кому и зачем это нужно, смел все неуклюжие попытки неприятия реальности в мусорную корзину. Никакого другого выхода, кроме как смириться и дать волю эмоциям, у Марата не осталось. 

Обычный снимок десять на пятнадцать, который распечатывают в любом салоне типа марселевского. На диване маминой квартиры сидит, собственно, мама, она обнимает здоровой рукой примостившего у нее на коленях светловолосого мальчика лет трех, а рядом, придерживая ребенка, сидит Карина. Такая же худая, такая же офигенно красивая, такой же пронзительный взгляд. Но и в то же время неуловимо другая, нет той безбашенной беспечности, с которой она могла сказать “ну а что, пошли ночью переплывем Волгу” или “айда зачитаем рэп на сцене вдвоем”. Казалось, что от нее к мальчику тянется не только рука, а все векторы ее тела направлены на одну точку и готовы в любой миг замкнуться на этой маленькой смешной фигурке, отгородить его от любых нападений. 

Лицо мамы… Марат уже и не помнил, чтобы видел маму такой счастливой, разве что когда он закончил школу с медалью и она приехала на выпускной. Она сидела тогда на одном из последних рядов актового зала в своей простой старомодной блузке, изо всех сил пряча больную, обездвиженную, опухшую правую руку от высокомерных взглядов казанской интеллигенции и нуворишей. Марата внезапно вызвали первым, директор с улыбкой надел на него медаль и сказал, что несмотря на то, что медаль — серебряная, Марат является лучшим учеником школы и у него большое будущее. Их сфотографировали для альбома и Марат пошел к маме, которая улыбалась и плакала, плакала, плакала. Он сел рядом и сделал то, чего никогда до этого не делал — поцеловал ее в щеку. Кажется, в этот день она даже не вспоминала больше о своих болезнях. На этой фотографии у нее было точно такое же выражение лица, но без слез. Все уже выплакала до этого, понял Марат, и не раз.

Спрашивать у тети, с чьим это ребенком сидят его мама и единственная любовь, смысла не было. Во-первых, у обоих женщин на лбу было написано, что это их отпрыск и они страшно горды им. Во-вторых, хотя Марат и сильно изменился лицом, как он считал, за последние тридцать лет, он видел свои детские фотографии и эта была их ксерокопией, разве что маму состарили и пририсовали Карину. Ну, глаза чуть зеленее (более каринистые), выражение лица поострее, но это был стопроцентный Марат. Мой сын. Какой-то звездецовый звездец.

— Она поэтому ушла? — Пытаясь закруглить уже затянувшуюся паузу, подал голос Марат. И сам его не узнал.

— Да. Маратик, ты не обижайся инде на маму. — Фаузия-апа с тревогой вглядывалась в лицо племянника мужа. — Она до последнего хотела тебе сказать, но боялась, что ты рассердишься и совсем перестанешь с ней общаться. Не могла потерять ни тебя, ни Ильшата с Кариной.

— Ильшат…

— Да. Карина звонила советоваться, сказала, что твоего научного руководителя так звали, и маме очень понравилось, тем более ее врач Ильшат Канафиевич лечил от сердца, очень хороший мужик.

— А фотографию ты увозила, когда я приезжал? 

— Мама очень просила, на всякий случай. Рассеянная стала на старости, ее пугало, что случайно оставит фото на дверце стенке, где она обычно висела, или положит в альбом, а ты найдешь.

— Конспираторы хреновы. — У Марата вдруг запульсировало в голове под раной и он почувствовал, что сил ни на что уже больше не осталось. — Апа, я прилягу немного.

— Да, конечно, улым. Вот, давай так. Может, я пойду, а приду вечером? Перемячи принесу заодно. Тут запрещают, но у тебя же не с желудком проблемы.

— Хорошо. — Марат задвинул фотку в тумбу подальше от чужих взглядов.  

Фаузия апа сложила пустой файлик в сумку, вынула обратно, положила на тумбу. Промокнула глаза платком и пошла к двери.

— Апа, и все знают?

Она остановилась, чуть поколебалась.

— Родственники — все. Дамир — нет.

— И Арслан абый?

— Конечно, брату мама первому рассказала.

— Ладно. Спасибо.

— Отдыхай, Маратик.

Тетя ушла. Марат повернулся на левый бок и посмотрел в окно. Думать ни о чем не хотелось. Думать было больно. Как будто раны были не на голове, а на извилинах мозга, и при их шевелении нейроны кровоточили солеными слезами. Он закрыл мокрые глаза и выключился.

***

Телефон вибрировал довольно долго. Марат видел какой-то кошмар, в котором он взломал облачное хранилище — копию телефона одного высокопоставленного чиновника и выложил его фотки с проститутками в паблик. Затем его преследовали сотрудники ФСБ и он забрался в какое-то высотное здание сплошь из стекла и металла, где выше 24-го этажа он должен был оказаться в безопасности. Однако где-то на 20-м он понял, что это не здание, а многоуровневая клетка, подвешенная к крану над океаном, и от отчаяния разбил кнопку пожарной сигнализацию. Она отчаянно гудела дуууд-дуууд-дуууд, пока Марат бежал к окну, чтобы выпрыгнуть, но не успел, потому что понял, что это телефон так громко дрожит на тумбе.

— Ало, Марат, привет! — Алия, судя по всему, находилась не в лучшем расположении духа. — Здравствуйте, Алия Ландышевна.

— Я тебя разбудила? Кажется, мы в последний раз был уже на ты? 

— Мне что-то не хочется последний раз вспоминать вообще.

— Марат, я так переживаю, мне кажется, я тебя обидела. Мы можем встретиться и поговорить?

— Запросто. У меня как раз сегодня в больнице приемный день.

— Как в больнице? Что с тобой? — Услышав, как встревожилась Алия, Марат обрадовался и даже не поморщился внутренне своим чувствам.

— Выходя от нотариуса, упал головой на бейсбольную биту. Раскидали, блин, по всему городу, пройти негде.

— Ты не шутишь?

— Почти нет.

— В каком ты отделении? Я сейчас приеду.

— То ли в глазном, то в акушерском. Слушай, я, на самом деле, хочу уже свалить отсюда, может мы где-то на улице пересечемся? Ну или в гости заходи, только там не очень уютно, долго никто не жил.

— Ну ладно, могу и домой. Скажи адрес и во сколько лучше.

— Пока проведут последние процедуры, оформлюсь, доеду, пару часов пройдет, наверное. Так, сколько сейчас? — Марат оторвал трубку от уха и посмотрел на экран. — Ничего себе, уже пять вечера! Сколько же это я спал… В семь устроит?

— Да. Отвезу тогда сына к маме.

— Ого, а так можно было разве?

— Не язви. До встречи.

— Хушыгыз, Алия-туташ!

Нажав отбой, Марат сел на кровать и оглянулся. Его товарищ по палате, повернувшись в сторону стены, смотрел на планшете какой-то отечественный сериал, воткнув в уши наушники. Марат сложил зарядку и фотокарточку в рюкзак, положил телефон в карман, взял пакет с обувью и быстро вышел. На посту дежурной медсестры не оказалось, поэтому он беспрепятственно завернул на лестничную площадку, спустился на первый этаж, переобулся в мокасины и вышел из больницы. Найдя стоянку за зданием, завел машину и поехал домой.

***

Квартира без запаха казалась какой-то чужой. Марат сел на бабушкино-мамино кресло и долго смотрел невидящим взглядом прямо перед собой, думая о Карине и своем сыне. Это было абсолютно странное чувство, и еще непонятнее было что с этим делать. А делать что-то явно было нужно, хотя бы поговорить с Кариной.

Марат позвонил Фаузие апа, сказал, что в больницу приезжать не нужно, и спросил контакты своей бывшей возлюбленной. Тетя не знала, но сказала, что с мамой та созванивалась постоянно, по скайпу, постоянно благодаря Марата за эту возможность. Он в один из своих редких приездов силком поставил вай-фай и оставил маме свой старый айпад, удалив с рабочего экрана все, кроме иконки Skype. Мама просто ненавидела технику и боялась ее сломать, и внедрить что-то новое можно было только через скандал и слезы. Не обошлось и тогда, но затем, созваниваясь раз в 2-3 месяца (сколько времени уходило на установление контакта, одному аллаху было известно), мама радовалась тому, что не только слышит, но и видит сына.

Марат занялся поисками айпада, который он вчера в сумки точно не складывал. Тяжелый агрегат отыскался в выдвижном ящике с со старыми зубными пастами и зеркалом в пластмассовой рамке со сломанной ножкой. Развязав прозрачный продовольственный пакет, в котором его хранила мама вместе с зарядкой, он скорее воткнул белый адаптер в розетку. Естественно, планшет заряжаться не хотел. Марат подождал пару минут, выругался и надеясь на то, что сам аппарат еще не сломан, попробовал воткнуть USB-штекер в свой макбук и — о, чудо! — через какое-то время на мертвом черном экране появилось изображение белого яблока. Впрочем, все равно нужно было подождать хотя бы полчаса, чтобы оживить айпад до рабочего состояния. Марат пошел в ванну и выкурил три сигареты подряд.  

Включив планшет, Марат на секунду запаниковал — там просили пин-код. Затем вспомнил, что как-то раз, после возникновения экстренно-айпадной ситуации он по телефону консультировал маму и сказал ей нажать четыре единицы подряд. Сработало. В списке звонков Skype — пусто. В настройках программы опция длительности хранения истории звонков была установлена всего на одни сутки. Отжесука. Марат выкурил еще сигарету. Так, а где телефон мамы? Блин, он сам тогда сказал Фаузие-апа, чтобы пользовалась. Лог-файл за эти годы перезаписан уже сотни раз, а номер она наверняка не записывала. К тому же если Карина рылась в настройках айпада — моего, блять, айпада! — то нужные установки телефона уж точно все были изменены. Просто заговор какой-то. У Марат опять разболелась голова. Ему дико хотелось дунуть, но ходить по улицам Азнакаево и искать траву он не хотел, обращаться к друзьям детства — тем более. Водку после случая в Тумутуке он больше не пил никогда, от запаха любого пива мутило сразу. Плюнув, сходил в ближайший супермаркет за вином, купил не глядя, самое дорогое красное и какие-то иностранные конфеты. Кайф, конечно, не его, но ему нужно было срочно чем-то заглушить эту черную дыру, внезапно открывшуюся в его голове. Продавщицы во все глаза смотрели на его забинтованную голову, считая, скорее всего, Марата богатым алкоголиком.

Штопора в маминой квартире, конечно, не было. Пришлось вкручивать отверткой саморез побольше и вынимать пробку из бутылки плоскогубцами. Налив полную чашку, Марат быстро выпил сладковатую гадость, заел конфетами. Алкоголь через пустой желудок быстро перебрался в кровь и к моменту прихода Алии Марат был уже, как говорят, навеселе, хотя его состояние радостным назвать бы никто не смог. 

***

— Ты чего, выпил? — Сходу унюхала Алия запах и застыла в прихожей с одной туфлей на ноге. — Давай я пойду лучше. Ужас как не люблю пьяных.

— Ну ты чего, Алия Ландышевна, я всего один стакан выпил, клянусь, больше не буду! Я вообще ненавижу алкоголь, но сегодня особенный случай. Давай, заходи, отпразднуем!

Алия постояла в нерешительности, но все-таки зашла. Она была одета в длинное черное платье с розовыми оборочками, без рукавов. Волосы заколоты на затылке маленьким черным крабиком.

— Чего празднуешь? Я вот балеш тебе принесла, давай сразу поешь, пока горячий. И голове лучше станет, ты небось голодным пил?

— О, как круто! Алия, ты прекрасна, как губадия!

Алия покраснела. Она быстро сориентировалась на кухне, поставила чай, выложила пирог на тарелку, достала приборы и усадила Марата кушать.

— Ты так и не сказал, что празднуешь. То, что тебе голову разбили? Как, она кстати?

— Я имею право отвечать только на один вопрос из всех поставленных в одном предложении, — Аппетитно жуя, сказал Марат. — Голова нормально, сказали еще немного проживу.

— Хватит уже дурачиться. Сам сказал про выпивку, что, мол, не пьешь. А я так начну думать, что ты алкоголик.

— Не сметь! Нельзя наркоманов оскорблять этим пошлым прозвищем!

Алия вздохнула и села, прислонив голову к стене.

— Алиюш, давай тоже выпей немного? Мне неудобно одному веселиться. Я полностью адекватен, при этом, и ни в одном глазу. Можно сказать, я от вина немного протрезвел даже. 

— Спасибо, но я не хочу.

— Ты че, тоже ваххабистка? 

— Да нет, конечно. Желания нет никакого.

— Ну давай, красавица, выпей! — Марат вскочил и сходил в зал за первым попавшимся хрустальным фужером из стенки. Сполоснул, вытер салфеткой, налил вино, ловко держа бутылку, как официант. — Вот, держи. Какое-то дорогое между прочим. Ну насколько тут у вас вообще может продаваться что-то дорогое.

Алия хотела возразить, но передумала. Взяв фужер, пригубила, поморщилась.

— Дурацкое, да? — С тревогой спросил Марат. — Для меня-то оно все гадость, я от безысходности купил.

— Да нормальное, даже неплохое совсем. Но если ты мне ничего не расскажешь, я сейчас уйду. Не хочу пить с клоуном, не люблю цирк.

Марат кивнул, безмолвно доел балеш и кратко пересказал Алие все, что пережил за последние двое суток. Сходил в зал за фотографией. Алия долго на нее смотрела.

— Красивая очень.

— Ну вы даете, конечно, девушки. Я ей про ребенка, она смотрит на коллегу.

— Я на всех посмотрела. Ребенок — вылитый ты, симпатяга. Маму я твою знала, кстати, она периодически посылала кого-нибудь за книгами к нам, два раза приезжала сама на такси, когда нужно было что-то на полках посмотреть. Хорошая женщина, к ней и директор с большим уважением относилась.

— Сложнее найти того, кто ее не знал, да. И вот эти, с позволения сказать, тетки женского полу, и не самые плохие, надо сказать, представители своей расы, скрывали, что у меня есть ребенок.

— Ну, ты дал повод, наверное. Может, у тебя аллергия на детей или ты человек-рыба, который запрограммирован своих детей сжирать?

— Ха! Ты, конечно, будешь защищать свое племя. Но я давно хотел тебе сказать, что чувство юмора редко вселяется в красивых девушек, но с тобой это как раз тот случай.

— Давай не подкатывай. Что делать собираешься?

Марат почти целую минуту смотрел Алие прямо в глаза. Та, не отводя взгляд, отпила еще вина.

— Найду Арслан-абыя и женюсь на тебе.

— Звучит оптимистично. А если не найдешь? Или если я не собираюсь замуж в принципе?

— Не знаю, Алия. Я уже ничего не знаю.

Марат уронил голову на руки и вдруг беззвучно заплакал. Алия растерянно смотрела на подрагивающие плечи и слушала резкие хриплые вдохи взрослого мужчины, который никак не должен был этого делать.

— Понимаешь, я так ее любил! Я только ее и любил! А она взяла и уехала… Я бы все отдал, чтобы она осталась, а она даже не попросила.

— А ребенка бы принял? — Тихо спросила Алия.

— Да принял бы! — Марат поднял голову и покрасневшими глазами взглянул на Алию. — Или нет, черт его знает. Какой же я был мудак, Алия. Какой же я, блять, был дебил. Блять, был дебил. ББД. Алия убрала со стола тарелку и фужеры и налила две чашки чая. Села.

— Я не буду тебя утешать, Марат. Хочешь — плачь. Хочешь — убивайся. Если вовремя поплакать, потом намного легче, по себе знаю.

Марат снял с бельевой веревки, пересекавшей наверху кухню по диагонали, кухонное полотенце и промокнул глаза и высморкался. Отпил чай.

— Оставайся сегодня здесь, Алия, а?

— Нет, ты что дума…

— Нет, подожди. Я не хочу типа пользоваться моментом, просить меня, бедного, приласкать и все такое. Просто останься, чтобы я тут не ночевал один, чтобы было с кем поговорить. Зуб даю, я не собираюсь к тебе приставать. Видишь, я все вино уже выплакал, я тряпка.

— Не тряпка ты, Марат, не надо чушь пороть.

— Ладно-ладно, все.

— Странный ты. Ладно бы предложил переспать, было бы теоретически ради чего остаться. А так ни того, ни этого. Говори с ним всю ночь.

Марат, слегка потеряв дар речи, уставился на Алию.

— Ты сейчас серьезно это? — Увидев, что Алия не может сдержать улыбку, он рассмеялся. — Блин, это сразу шесть-ноль в твою пользу. У меня чуть инфаркт не случился.

— Я, между прочим, юмористический паблик ВКонтакте веду, двенадцать тысяч подписчиков. Для татарского языка совсем немало.

— Черт, я и не знал, с кем связался. Но все же вернусь к твоему вопросу. Я понимаю, что это была шутка, но можно я объяснюсь, раз пошла такая пьянка. Я, хоть и раздолбай, человек честный. Ты мне очень нравишься, если не больше, но я пока официально не порвал со своей нынешней девушкой, поэтому ни с кем зажигать не собираюсь, это неправильно. Измены — для слабых.

— Ясно. Ребенок от одной, секс с другой, ночные рыдания с третьей. Правильный мужчина!

— Ты меня убиваешь, Алия! — Марат вскочил и, схватив зажигалку, пошел мимо Алии в коридор. Остановился. — Мне срочно нужно покурить, но можно я до этого тебя поцелую? Еще один раз и все. Тогда я ошибся, не спросив, прости. Еще раз и больше об этом ни слова даже, только рыдания и исповеди, всю ночь.

Алия секунды две помедлила, затем, ни слова не говоря, встала, повернулась к нему, закрыла глаза, и по-мультяшному выставила губы бантиком. Марат сначала чуть не заржал, потом сдержался, немного наклонился и поцеловал ее. В первый миг ему показалось, что его опять ударили битой в то же место, затем все заволокло туманом. Его сознание провалилось во мглу и неслось вбок со скоростью “Конкорда”, потерявшего управление. Вокруг мелькали то танцующие шаманы, то кактусы, то какие-то зверьки, идущие по бескрайнему льду. По всему телу Марата разлилась теплая и вязкая, как мед, слабость. У него закружилась голова и почти остановилось сердце. Очнувшись, он увидел, что Алия уже сидит и, как ни в чем не бывало, пьет ароматный чай с его конфетками. Чай с чабрецом! Он снова чувствует запахи! Марат хотел что-то сказать, но не смог, и пошел в ванную курить самую вкусную сигарету в его жизни. 

27

Трафик шел нехилый, но они никак не могли обогнать “кишков.нет” и стать лидером рунета. Они и выкладывали материалы быстрее, и находили никому не известные фотки американских провинциалок, и наняли специально фотографа снимать пьяных выпускниц в фонтанах трех городах России, но конкуренты были изобретательнее, чего стоил только “превед, медвед”. Самые юморные юзеры тусовались на “кишках” и “депре”. Марату не хватало какого-то мощного кейса, который бы выстрелил не только на родине, но и получил бы резонанс за рубежом. Тогда бы пошли “жирные” ссылки и увеличился PageRank Google, а ним и переходы с поисковиков, любовь посетителей и, конечно, бабки рекламодателей. Марат постоянно устраивал вошедшие тогда в моду “мозговые штурмы” и требовал от команды экстраординарного креатива. Ребята придумали много хороших мемов, но серверы от наплыва посетителей положить не удавалось. Помог, как обычно, случай.

На концерты “Бәттәч” Марат ходил всегда, вне зависимости от занятости и усталости. Саунд был не то что бы его фэйворит, но ему по-настоящему нравилось, как ребята лабают, ну и наблюдать за Кариной было одно удовольствие. Она на сцене уходила в какой-то феерический астрал и казалось одновременно Жанной д’Арк и амазонкой, готовой убивать за род, землю или веру. Ее пронзительный, иногда срывающийся голос идеально дополнял хрипотцу Табриза. К тому же именно после концертов, когда Карина находилась еще одним полушарием в своем потустороннем мире, у них получались какие-то космические занятия любовью.

В тот сентябрьский вечер “Бәттәч” отыграли в культовом “Грот-баре” на Чернышевского. Мест было мало, народу — битком. Марат пил свой любимый кофе, который здесь варили по-турецки в песке, и, найдя себе какую-то впадину в стене, весь вечер стоя наблюдал за музыкантами. После выступления они решили остаться здесь же. Ребят тут же окружили фанатки с татфака, и разговор ожидаемо приобрел национальный оттенок, а временами и вовсе шел на татарском. Спор опять зашел о промоушне татарской культуры.

— Я считаю, все интересное должно быть на татарском! — Заявила раскрасневшаяся от счастья быть в кругу избранных Гульназ, поэтесса местного разлива, чьи стихи иногда использовала группа. — Надо переводить Толкина, Мураками, фильмы все дублировать! У татар должен быть выбор, на каком языке потреблять распиаренные вещи.

— У нас будет свой, татарский, блек-джек с шлюхами? — Подколол ее Илья.

— А почему нет? Молодежь не тянется к татарскому, потому что на нем нет ничего модного!

— А порно? — Встрял молчавший до этого Марат, — порно тоже должно быть татарское? Оно же очень популярно.

— Не, ребята, ну это уже лишка! — Возмутился Табриз. — Должны же быть какие-то рамки. Мы же должны как-то позиционировать татарскую культуру. От того, что в порно будут стонать по-татарски или будут сношаться, я не знаю, черноволосые девушки с раскосыми глазами, ничего хорошего не будет. Ну какой это месседж миру? Татары тоже трахаются? Не, татпорно — это не наш путь.

— “Татары трахаются лучше тебя” — вот месседж! Или “знаешь татарский — все телки твои!” — Заржал Илья.

— Честно говоря, когда я говорила о модном, я, конечно, не это имела в виду, — продолжила свою мысль слегка остывшая Гульназ. — Мне было бы неприятно, если наш язык, язык наших предков, бабушек и дедушек, смешали с такой грязью. Я больше о том, что вписывается в рамки приличия.

После тусовки Марат отвез Карину домой и долго сидел на скамейке за ее двором и курил. После того, первого раза, это стало одним из его любимых мест. Он узнал, что ее окна в эту сторону все же не выходят, но это было даже лучше — он мог смотреть на дом Карины, а она об этом не знала.

Подходя к машине, он вдруг что-то пробормотал самому себе под нос и набрал телефон своего друга и коллеги Тимура.

— Але? — Сонным голосом ответил тот.

— Тимур, привет! Дело есть срочное. Ты один?

— Да. А что стряслось? До утра не может подождать, бро?

— Нет, надо сейчас одну штуку обмозговать. В общем, я еду сейчас к тебе, ты пока заваривай чай.

— Блин, вот тебе не спится, а! Ну едь давай, хрен с тобой.

Марат заехал по пути в круглосуточный магазин и взял шоколад “Мерси”. Через пятнадцать минут он был на Маркса, где Тимур снимал двушку в старом доме. Вход в квартиру был отдельный, что другу особенно нравилось. 

— Ну рассказывай, — Одетый в джинсовые шорты и футболку “Нирвана” Тимур сонно разливал чай. — Что за очередная гениальная мысль? Мы будем богаты?

Марат долил в чашку холодной воды из банки с кипяченой водой и отпил глоток. 

— Татпорно.

— Татпорно? Всмысле татарское порно? Ты решил стать порнозвездой-сепаратистом?

— Ну не сам же. 

— Снять фильм? Выложить на сайт?

— Что-то такое. Мне кажется, эта тема выстрелит.

Тимур задумался, развернул одну шоколадку и откусил половину.

— Ты понимаешь, что будет дикий скандал? Все нацики на тебя ополчатся?

— Да мне похер до нациков, а скандал — то, что нам нужно. Ты скажи, тема-то тебе как?

— Ну вообще пацанская. Просмотров много будет. Иностранцам интересно, этно сейчас в тренде. Но, блин, как и где ты хочешь снимать? Как найдешь нормальных актрис? Никто же не подпишется под это.

— Шлюх нанять, мало ли среди них татарок? Ну или обучить просто кого-то по татарски говорить.

— Легче их потом озвучить. Стой! — Тимур вскочил и начал ходить по кухне взад-вперед. Половицы под потертым линолиумом скрипели при каждом его движении. — А зачем вообще снимать? Давай просто озвучим? Наймем офигенных актрис, хорошего звукорежиссера. Подберем фильм без проблем с копирайтом, где бабы более-менее похожи на татарок, качественно звук наложим. Это и дешевле в разы. 

— А будет похоже? — С сомнением произнес Марат. — Под фанеру как-то не то. Тем более языки тюркские сильно отличаются по грамматике от других, неестественно будет выглядеть.

— Да ты совсем что ли долбанулся? Ты порево вообще смотрел когда-нибудь? Какая грамматика? Там телки что, устно изложение сдают? Максимум два-три слова. Ты никогда не поймешь даже, что звук наложен отдельно. Это же не заунывные народные песни под плюс петь, тут приклеить ко рту стоны будет проще простого, они международные.

— Вообще ты прав. Ок, давай завтра с утра, ну ладно, ладно, в обед соберемся всем офисом и решим по деталям.

***

Последующие два месяца прошли в заботах о дубляже. Марат с головой погрузился в тему звука и монтажа. Самым сложным оказалось подобрать актрис. Многие сразу отказывались, услышав, что им придется охать и ахать в микрофон, другие делали это без огонька. В итоге у них осталась только одна девушка из Тинчуринского театра с большим чувством юмора, которая явно разбиралась в имитировании оргазмов и справилась с делом на отлично. Звукорежиссер со студии на Галактионова оказался суперским специалистом, он немного поколдовал с записью и узнать актрису стало невозможно. Звукреж постоянно шутил, что этот заказ доведет его до спермотоксикоза.

Другим узким местом был текст. Татары, как оказалось, ничего особенного во время плотских утех не произносили. Пришлось нанять доцента с кафедры татарской филологии, который подобрал ряд фраз, которые гипотетически могли вписаться в контекст. Кое-что ученый нашел в литературе, часть собрал от друзей и знакомых, а некоторые фразы просто придумал. Марат показал их Карине, та долго смеялась, в итоге парочку зачеркнула как совсем негодные, остальные пошли в ход.

На студии озвучили сразу два фильма по полчаса каждый, на всякий случай. В оригинале играли венгерки, которых можно было легко принять за местных — то ли татарки сами были очень разными, то ли сказывалось тысячелетнее родство волго-уральских тюрок с маджарами.  

Запись выложили вечером в пятницу и всем офисом ждали реакции. Трафик шел, но не удивлял. Ближе к десяти вечера они разошлись, у Марата не было настроения даже встречаться с Кариной. Очередная затея на четверочку с минусом, решил он, только времени кучу убили. 

На выходных все было так же тихо. В понедельник ближе к вечеру в офисе раздался вопль Тимура “Реддит! Реддит! Ребзя, смотрите трафик!”. Марат быстро зашел в риал-тайм аналитику и увидел склон горы, которая становилась все больше и больше. На данный момент у них было уже больше шестиста тысяч просмотров, а день в США только начинался. Они срочно подключили на хостинге пять дополнительных выделенных серверов и забили весь сайт в кеш, чтобы при каждом обращении не загружать процессор. 

После появления на одном из главных трафикогенераторов мировой паутины ссылки на их сайт разлетелись по всему миру. Они всячески защитили видео, чтобы его нельзя было скачать, но умельцы все равно писали видео с экрана и выкладывали их на сторонние площадки. В итоге первый ролик набрал почти пять миллионов просмотров только на их сайте и, по приблизительным подсчетам ребят Марата, еще столько же вовне. Миру оказалось интересно, как пилятся наследницы Чингизахана. Актриса получила огромную, но анонимную известность — столько слушателей ее ролей на сцене можно было набрать, только если бы она выступала каждый день в течение примерно шести среднестатистических жизней. 

Затем начали звонить журналисты. Из более продвинутых изданий — со смехом и восхищением, из татарстанских и более консервативных федеральных — с ноткой недовольства и даже угрозы. Марат звали даже на какие-то трешевые ток-шоу на центральных каналах, но он не поехал. Дело было сделано, они обошли своих коллег по цеху, стали знамениты и появились серьезные рекламодатели, большего он не хотел. 

***

Мама позвонила вечером где-то через неделю после взлета ролика. Извиняющимся и одновременно обвиняющим голосом, как умела только она, спросила, правда ли что Марат стал сутенером и снимает проституток на видео. Марат рассмеялся и рассказал ей, как все было. Она, хотя толком и не поняла, отчасти успокоилась, но сказала, что люди смотрят телевизор и звонят ей, спрашивая примерно то же самое. Сказала, что родственникам стыдно, в маленьком Азнакаево слухи распространяются быстро и они не в пользу Тимербулатовых. Марат из “человека, выбившегося в люди” вдруг превратился в отщепенца, который не чурается самого грязного, чтобы заработать денег. Разговор закончился на том, что Марат произнес: “Я ничего против закона не сделал. Лучше бы я воровал и крал что ли, как все? Это лучше, чем делать честный бизнес?”. Мать не нашлась, что ответить. В следующий раз они созвонились только через пару месяцев, поговорили нормально и больше эту тему не поднимали. Однако со многими родственниками отношения испортились, видимо, давления социума они выдержать не смогли. Марату, конечно, было неприятно, но по большому счету пофигу — скоро его бросила Карина, и это перевернуло его жизнь с ног на голову.