✧ 25/?

Чонгук впервые очень нервничает перед тренировкой и не может объяснить, почему. Он не собирается делать ничего такого, что могло бы заставить его переживать об этом, но волнение накрывает его все больше по мере приближения момента, когда нужно будет оказаться во дворце. Не то что бы ему не хотелось идти, наоборот, очень хочется, но это беспокойство совершенно не к месту очень напрягает.

На тренировку Чонгук, как всегда, приезжает чуть раньше. Он не умеет опаздывать и ненавидит, когда кто-то не следит за временем и опаздывает. Хенсон, к сожалению, именно такой человек, и на него не влияют никакие дополнительные нагрузки, которые Юнги дает ему за каждое опоздание. Он, кажется, просто родился обреченный на то, чтобы всегда и везде опаздывать. Чонгук привык.

Юнги уже давно на льду, когда Чонгук выходит из раздевалки, переодевшись. Юна, как обычно, вместе с ним. Они о чем-то общаются, и Юнги смеется, своей улыбкой заставляя Чонгука на мгновение потерять контроль над разумом и телом, из-за чего он запинается о собственные коньки и чуть не падает.

— Чонгук, — Юна оборачивается на шум. — Боже, ты как? Не упал? — она обеспокоенно оглядывает подошедшего к ним омегу.

— Нет, просто задумался и споткнулся, — он отмахивается и выходит на лед, чтобы начать разминаться.

Юнги наблюдает за ним молча и очень внимательно. Впервые подчеркивает что-то, что не замечал раньше, и совсем немного корит себя за то, что теперь не может смотреть на Чонгука только лишь как на своего подопечного. Он хотел бы ничего не усложнять, но не может ничего поделать с тем, что сердце замирает каждый раз, когда Чонгук ошибается в элементах, и бьется чаще, когда он выполняет их идеально.

Хенсон опаздывает на семь с половиной минут, и Юнги отправляет его на пробежку. После очередных споров о том, насколько его методы честны, Юнги, как всегда, угрожает его вышвырнуть, и Хенсон, закатив глаза, наконец уходит выполнять установку тренера. Он возвращается через несколько минут и Юнги, даже не позволяя ему отдохнуть, выгоняет его на лед.

За каждым движением, действием, элементом Юна с Юнги следят как всегда очень внимательно и строго. Сегодня они с Хенсоном ругаются гораздо чаще, потому что и Юна, и Юнги прекрасно видят, насколько он несобран и рассредоточен, что может быть угрозой для Чонгука. Сам Чонгук впервые искренне признается себе, что Хенсон не настолько хорош, как хотелось бы. Он понимает, что с недавних пор ему есть, с кем сравнивать, и это пугает. Привязываться он ни к кому не планировался, ни в личной жизни, ни в спорте.

— Руки держи ровнее, — Юнги в очередной раз одергивает Хенсона. — Они у тебя из задницы растут, что ли? Если ты мне покалечишь Чонгука, я тебя убью, ты понял?

— У меня не получается, невозможно выполнить этот элемент так, как Вы того хотите, — Хенсон огрызается, психует и отпускает Чонгука на лед.

— Ты уверен? — Юнги тяжело вздыхает. Закатав рукава толстовки для удобства, Мин подъезжает к Чонгуку. — Покажем этому выскочке, как надо, как думаешь? — он улыбается, и Чонгук смеется, соглашаясь.

Юнги делает все идеально. Он держит Чонгука крепко, но аккуратно, касается совсем осторожно и нежно, будто в его руках не человек, а ценный экспонат. Чонгук профессионал своего дела, послушный настолько, что с ним необязательно зазубривать элементы — можно просто делать их чисто интуитивно. Он, словно пластилин, может принять любую форму, мягкий и грациозный, и Юнги впервые в жизни по-настоящему кем-то восхищается.

— У меня так не получается, — Хенсон закатывает глаза, когда Юнги отпускает Чонгука, заканчивая элемент, и возвращается к ним с Юной.

— Значит ночевать здесь будешь, пока не получится. Работай, если хочешь сегодня попасть домой.

И все начинается по новой. Хенсон старается, хоть и далеко не в полную силу, Юнги ругается снова и снова, Юна, не выдерживая этого кошмара, обычно спокойная и тихая, присоединяется к Мину. Хенсон психует, а Чонгук думает, что проще было бы найти себе нового, опытного партнера. Может, кого-то вроде Юнги, или в идеале именно его, потому что Чонгук уже совсем не уверен, что в чьих-то еще руках сможет чувствовать себя так надежно.

— Как ты его держишь? — Юнги кричит через всю площадку, подзывая Чонгука и Хенсона к себе.

— Что сейчас-то не так? — альфа психует, повышая на Юнги голос.

— Твои руки слишком низко, подними их, — Юнги сам меняет местоположение его рук. — Вот так.

— Я вообще не понимаю, — Хенсон злится все больше. — Что значит «слишком низко»?

— То и значит, Хенсон, не трогай его там и старайся лучше.

— Вы сами его так держали, — он отпускает Чонгука.

— Закрой рот и делай, как я тебе говорю, — Юнги игнорирует в очередной раз закаченные глаза и отвлекается, чтобы посмотреть на наручных часах время. — Все, проваливай, я сегодня от тебя устал.

— Взаимно, — Хенсон кидает злой взгляд и на Чонгука тоже, и после уходит переодеваться. Юна уходит почти сразу за ним, оставляя Юнги и Чонгука вдвоем в абсолютно пустом помещении.

— Не сильно устал? — Юнги легко улыбается, получая молчаливый ответ. — Ладно. Хочешь посмотреть, что я придумал?

— Хочу.

На пару минут Юнги оставляет Чонгука одного. Он уходит в тренерскую, чтобы забрать свой телефон и специально притащенную сегодня с собой колонку. Он подключает ее к телефону, когда возвращается на лед, ставит выбранную специально для них с Чонгуком песню на повтор и оставляет колонку вместе с телефоном на сиденьях за бортиком.

— Доверься мне, да? — Юнги смотрит на Чонгука и тот легко кивает, соглашаясь. — Хорошо.

Прежде, чем начать, Мин диктует омеге порядок элементов, рассказывает, как и что сделать, и только потом они начинают. Это особенность Чонгука: ему даже необязательно показывать, можно просто сказать, и он сделает все идеально. Он словно рожден ради того, чтобы стать фигуристом, потому что у него коньки — продолжение ног, и он владеет ими так потрясающе, как даже сам Юнги никогда не сможет.

Музыка звучит плавно, не слишком громко, и Чонгук отдается ей полностью. Он не думает головой, он чувствует этот танец, и это страшно настолько же, насколько прекрасно. Чонгук влюбляется в песню, в движения, в руки, которые поддерживают его и уберегают от падения, в тихий хриплый голос, который периодически подсказывает элементы. Чонгук влюбляется в Юнги и не может себя остановить.

Свет в помещении гаснет, оставляя площадку освещаться только посередине. Ее края и трибуны остаются съедены тьмой, и Чонгук больше не может видеть ничего, кроме Юнги, который крепко держит его за руку, переплетая их пальцы то ли ради танца, то ли пытаясь что-то до него донести. Чонгук движется плавно, уверенно, совсем не смотрит на лед, потому что встречается со взглядом напротив и больше не может оторваться, до того момента, пока Юнги не оказывается уже позади него. Он обнимает Чонгука за талию и набирает скорость.

— Сделаем тодес, он у тебя такой красивый, — Мин произносит около уха, проводит руками по рукам омеги, заставляя все его внутренности дрожать от того, насколько все это чувственно, нежно и романтично.

Юнги вытягивает Чонгука в середину арены, самую ее освещенную точку, и Чонгук выполняет его просьбу, последний элемент, который Мин поставил заключающим, потому что до невозможности восхищен им в исполнении Чонгука. Он помогает ему подняться в исходное положение после и, повернув к себе лицом, обнимает одной рукой за талию. Музыка все еще звучит, никем не остановленная, и Юнги бы выключил ее, если бы не был пойман в ловушку чужих карих глаз.

Чонгук будто хочет что-то сказать, но молчит, не решаясь, только смотрит, не отводя взгляда, и не отстраняется, позволяя Юнги быть близко и слышать его бешено бьющееся сердце. «Все решится само собой», вспоминает Чонгук, и, не раздумывая, тянется к Мину и накрывает его губы своими. Юнги, словно ждал этого все это время, отвечает ему тут же, не позволяет отстраниться, когда Чонгук осознает свое действие и на мгновение пугается. Омега несколько секунд сомневается, но потом решает, что отступать уже некуда и, положив холодные от волнения руки на горячую шею Мина, тянет его к себе ближе, кусает его губы в поцелуе и совсем теряет голову.

Чонгуку не стыдно, даже когда он наконец-то отстраняется, спустя несколько приятно долгих минут. Он без страха смотрит в глаза Юнги, и обнимает его, утыкаясь носом в шею и вдыхая запах, который он узнает среди миллиона других, нотки которого почему-то кажутся совсем-совсем родными. Мин обнимает его в ответ уже обеими руками, прижимается губами к виску и, закрыв глаза, вместо музыки вслушивается в дыхание омеги, по нему определяя, что все в порядке и он не напуган.

Домой они едут в полной тишине. Чонгук совсем немного смущен, и не знает, что стоит сказать или сделать, а Юнги просто считает, что этот вечер не нуждается ни в каких разговорах и объяснениях. Понятно все или нет, он хочет разбираться с этим точно не сейчас. Он довозит Чонгука до его дома и в этот раз даже провожает его прямо до квартиры.

— Доброй тебе ночи, — Юнги не замечает, что все еще держит его руку в своей.

— Ты ведь все равно еще напишешь, чтобы убедиться, что я без происшествий зашел в квартиру и переоделся, — Чонгук тихо смеется, поднимая на него взгляд.

— Просто хочу быть уверен, что ты в порядке, — альфа тепло улыбается.

— Я не против, — он закусывает губу и ищет еще поводы остаться здесь подольше, но больше не находит. — Я пойду, наверное?

— Да, иди, — Юнги нехотя отпускает его руку.

— Спасибо, — Чонгук улыбается, медлит пару секунд и коротко целует Мина на прощание, а после мгновенно скрывается за дверью заранее открытой квартиры.

Юнги смеется, окидывая взглядом только что захлопнувшуюся перед ним дверь. Он понятия не имеет, что ждет его завтра, но сегодняшний день дает ему надежду.