22
- Дурак ты, Витька, и заумное резюме не скроет твоей глупой головы, - с легкой нотой смирения и шутливости сказал Кислицын.
- Но ведь сами посудите, Константин Львович, - как бы возражая вскрикнул Витя, - слово это всего лишь инструмент, и каждый человек использует его по-разному: кто-то владеет словно кузнец, проживший всю жизнь у наковальни, а кто-то, в большинстве случаев, будто ребенок, который вилкой в песочнице пытается вырыть ямку.
- Витя, - тяжело вздыхая сказал Кислицын, - Причем здесь инструмент? Мы сейчас с тобой не о передачи информации говорим, а о смысле как таковом. Слово и есть смысл. А смысл у каждого разный. Всяческое слово имеет свою предвзятость. Вот скажи про себя слово «Лондон», что у тебя в голове?
- Эм, ну город, Великобритания, Елизавета, всякое такое. – отвечает Витя.
- А теперь отбрось само название этого города, что ты видишь?
- Вижу лондонские улочки, по которым когда-то гулял в Гугл Картах, мост, Биг Бен, улыбающихся людей и большие двухэтажные красные автобусы, как подвижные братья тех самых английских телефонных будок, - с нотой мечтания и резким желанием выпить чаю с молоком отвечает Витя.
- Молодец, отличные у тебя ассоциации, как у среднестатистического любителя Инстаграма, - перебивая саркастично отвечает Кислицын, - но ладно, суть не в этом. Теперь отбрось из своей головы всё то, что ты сказал, все свои ассоциации и прочие дурацкие стереотипы вместе с фотокарточками, свою увлекательную интернет-прогулку тоже отбрось, что ты видишь?
- Ничего, - ответил Витя.
- А что чувствуешь? – как бы подводя итоги спрашивает Кислицын.
- Тёплую обычность, и всё, - ответил Витька.
- Вот это и есть твой «Лондон», слово – лишь карта к твоему сознанию для тех чувств, что жадно пытаются его найти. Даже самое грубое сердце способно растаять от правильно подобранных слов. Словом начинают и останавливают войны, убивают, и создают что-то новое, слово, Витька, это не инструмент – это лишь скучный и заурядный антоним к самому мощному оружию в этом мире – чувству.
- Константин Львович, «чувство» и «слово» совсем разные вещи. Я, например, когда говорю слово «утро» вообще ничего не испытываю, даже в понедельник, - отвечает Витя.
- Может ты и хороший копирайтер, - говорит Кислицын, - но в духовном смысле ты тупее этого старого деревянного стула на котором сейчас сидишь. Вот с минуты на минуту должна прийти моя старая коллега, с которой я когда-то целыми ночами спорил о том, что существование это не борьба, а лишь постепенное пробуждение, Октябриной Вишневской зовут, какой удивительный оксюморон получается, да? Вроде бы холодный «октябрь», который ничего кроме увеличения прибыли аптек и лишней работы дворникам не приносит, и в то же время «вишня» - которая начинает расцветать с приходом долгожданного весеннего тепла. Кстати, некоторые источники утверждают что название дерева произошло от имени индуистского бога Вишну – хранителя мироздания.
- А она в курсе что вы не один? – спросил Витя.
- Не имеет значения, ей нужно всего лишь забрать старые документы.
- Было бы неплохо, если бы вы поставили чайник, Константин Львович, а то про Англию все-таки подумал, - с легкой ноткой иронии предложил Витя.
У Кислицына в кабинете стоял старый белый электрический чайник, и судя по качеству и непонятной фирме он удачно подходил на роль «типичного творца офисного Липтона», об Англии, конечно, тут речи быть и не могло, но чаю все же хотелось. Напротив Вити, на стене завешанной всяческими грамотами и фотографиями с известными людьми для «статусности» в самом центре висели старинные и очень красивые часы, которые монотонно и гипнотично тикали как маятник у безумного психиатра. Эта стена на секунду показалась Вите отражением жизни Кислицына: фотографии, грамоты, похвальные листы, и старинные часы которые показывают постепенную трансформацию настоящего в прошлое.
Такт часов перебил томный и неуверенный стук в дверь. Щелкнул чайник, и Кислицын словно рекламный герой резко повернулся и с улыбкой сказал: «Войдите!». Это была Октябрина. Витя видел ее впервые и стеснительно повернул взгляд в ее сторону, поймав ее взгляд он по-детски отвернулся. Зрительный контакт длился не более секунды, но за этот момент Витя испытал столько эмоций и чувств, сколько не испытывал в целом за всю свою жизнь, и скорее всего, почувствовал даже то, что и почувствовать невозможно. Октябрина стояла в бежевом пальто которое явно было не из дорогих и престижных, что любят носить современные женщины, но именно это пальто обладало тем ненавязчивым изыском, каким не обладает любая тряпка с космическим ценником. Черные обтягивающие джинсы и обувь на тракторной подошве добавляли ей легкой строгости и создавали впечатление железной и самоуверенной леди, в то время как шерстяной бардовый берет под цвет перчаток придавал той самой неописуемой нежности и невинности, как весенний росток, на который падает утренний луч солнца. Этот «имиджевый коктейль» четко и лаконично описал бы всех представительниц прекрасного пола от которых у мужчин напрочь и неизбежно срывает башню – те, кто одной рукой тебя топят в холодном океане страданий и одновременно второй рукой вытаскивают тебя оттуда, в простонародье это называется женщина-загадка. Дневное солнце, пробивающееся сквозь окно кабинета по случайности падало на силуэт Октябрины, а возможно, именно сегодня, находясь в зените солнце преднамеренно прицелилось именно на нее, чтобы окончательно добить Витю. Её русые волосы были слегка короче плеч, и лучи солнца словно прятались в их нежности, пытаясь взамен согреть ее холодные уши. Витя смотрел прямо в ее большие зелено-голубые глаза. Их блеск, отражающийся от солнца казался ему безграничным теплым морем, в которое бы он без раздумий нырнул и растворился в нем навсегда. Её маленькие трещинки на нежных губах в голове Вити представлялись как расколотый талисман, когда как его губы имели точно такие же трещины в противоположных местах, и на секунду он представил как их уста соединяются словно великое древнейшее сокровище, которые было расколото на две части и брошено по разным углам этого мира, и в тот самый момент, когда две части соединятся, безграничная сила этого талисмана подарит его «реставраторам» великое счастье. До его носа потихоньку доносился сладкий, и еле уловимый запах ее парфюма. Постепенно пьянея от него, Витя подумал о том, что еще никогда не видел такой картины, никогда не слышал такой мелодии и никогда не видел такой красоты звездного неба, что была бы прекраснее Октябрины. Вселенная, пройдя миллионы лет эволюции умудрилась создать такое чудо, что лишь за одно мгновение способно накрыть тебя теплой волной самого прекрасного и самого загадочного в мире чувства, словно дурманящий цветок, который вызывает в голове истинное и необъяснимое умопомешательство, сопровождающееся неистовым наслаждением. Витя чувствовал себя сухой и безлюдной пустыней, а Октябрина предстала перед ним как спасительный ливень. Быть достойным любви такой женщины практически невозможно, подумал Витя. Весь этот сумбур в его голове пронесся пулей за жалкую секунду, и наверное, эта секунда и есть та вечность и счастье, о которых твердят все индуистские сутры. Единственное, что в данный момент он трезво расценивал, это то, что она – реальность, которая стоит прямо перед ним.
- Добрый день, Константин Львович, - сказала Октябрина.
Её робкий бархатный голос окончательно добил бедного Витю. Все его внутренние нотариусы в ту же секунду подписали нужные документы о вечной прописке этой женщины в его сердце. И тогда Витя понял – всё только начинается.