#22

— Знаешь, когда-то давно нам поклонялись, как богиням... Как богине. Единому многоликому божеству, которого не существовало.

Полина уставилась в потолок, утопая в воспоминаниях. Спустя несколько секунд я решился прервать молчание:

— Не существовало?

— Ну да. Бога нет, пока ты сам себе его не создашь, — горько усмехнулась Правда. — Мы ведь так и появились, из ниоткуда, просто благодаря вере людей в нас. И чем больше их было, чем сильнее они верили, тем больше мы крепли и росли.

У нас даже имени единого не было, а среди пришедших в культ первые адепты — не знаю, можно ли их назвать апостолами? — распространили легенду о том, что называть наше имя греху подобно. Разумеется, это было принято за чистую монету и передавалось из поколения в поколение. А потом...

— А что потом?

— А потом случился раскол. Одна группа единомышленников решила переиначить веру на свой лад, другая — на свой, третьи же остались верны истокам. Так возникло триединство, которое серьёзно повлияло на всё и всех. Настолько, что они даже осмелились дать нам имена.

— Правда и Ложь?

— О, нет, нет-нет-нет, — Полина покачала головой. — Эти имена, как и человеческие, пришли гораздо позже. Леру нарекли Химерой, а меня — Лилит.

— А третье имя? Ты же говоришь, что культ раскололся на три части...

— Да, третью ипостась назвали Арахной, Той, что сплела мироздание. Ей поклонялись как раз те, что не отступили от канонов. А мы с Ложью стали идолами отступников. Можно сказать — лжебогинями, хах.

Арахнапоклонники воспринимали всё через призму «сотканных» ею паутин. Но это было... Не то. Им пришлось додумывать, дописывать, грубо говоря, на коленке каноны и заповеди, чтобы заполнить бреши, образованные отступниками. В итоге это привело к тому, что культ стал мельчать и гибнуть, пока и вовсе не сгинул без следа. Разве что где-то сейчас в мире слоняются без дела пара дюжин староверов, в чьих семьях имя Арахны обожествлялось десятки, если не сотни поколений, да молятся на паутинообразный ловец снов, висящий над кроватью.

Правда взяла паузу, собираясь с мыслями.

— Ложь же нарекли Химерой, приписав её деяния к некоему вирусу. Вирусу Химеры. Мол, все вот эти лживые слова, обманы, подлости и лицемерие, исходящие от людей — дело рук вируса, распространяемого Ею среди смертных. Проявлением крепости духа и веры считалась беззлобная и искусная ложь, неспособная причинить вред окружающим, а «слабые духом» не умели соврать так, чтобы это прошло бесследно. Искренних же людей культисты Химеры считали прокаженными, еретиками. Сторонились их и избегали.

— А что насчёт тебя? Лилит?

— Лилит... — Полина тяжело вздохнула. — По сути, это имя дано было мне не той группой отступников, что ушли ради веры в меня, а людьми извне. Я же и тогда оставалась оплотом истины, и мой культ пропагандировал отрицание любых проявлений лжи, прикрывая это всё той же крепостью духа. Лгать воспрещалось даже во благо, даже если правда могла причинить боль. Особенно тяжко было различного рода лекарям, знахарям и им подобным. В те времена, без должного развития медицины, у женщин часто появлялись на свет мертворожденные или больные дети, а если роды принимал мой культист, то он не мог не сказать матери всё как есть. «Нет, ты всё врёшь, ты же поклоняешься этой твари, Лилит, это она умертвила дитя! Или это ты принёс моего ребенка ей в жертву!» Отсюда и пошла перетёкшая в христианство легенда о Лилит, убивающей младенцев.

В комнате вновь повисла тишина.

— Одно только осталось неизменным спустя все эти годы и века, — тихо произнесла Полина.

— И что же?

— Чем крепче в Правду и Ложь верят, тем сильнее наше влияние и присутствие в этом мире. Так что... — девушка провела пальцами одной руки вдоль другой, словно проверяя, настоящая ли она. — ... Стоит сказать тебе спасибо. За веру.