2013

Наташа была одной из самых желанных девушек на потоке энергетиков, завести разговор о ее внешности не поленился даже наш бурят Бато, которого, как казалось, девушки интересуют в последнюю очередь. Она любила запах миндаля, вкус еще зеленоватых бананов, гематоген и гей-порно. Последнее ее возбуждало настолько сильно, что вызвать интерес к своей персоне не составило труда. Через несколько дней мои соседи по комнате морщились от зрелища, как я публично и весьма непристойно кормил ее зелеными бананами. Она смотрела мне в глаза и без стеснения моделировала понятное каждому поведение, периодически наполняя комнату своим звонким, почти дрибезжащим смехом. Приятным, несмотря на такой сравнение и служившим еще одним поводом для обсуждения ее персоны в кругах спермотоксикозных мужских компаний.

Мы общались неделю, я подкармливал ее гематогеном и рассказами о своих похождениях. Это была седьмая, последняя ночь перед нашим отъездом домой.

Я не мог не обратить внимания на ее шрам — больше всего Наташу смущали две вещи в ее теле и мне предстояло над этим поработать. Я начал со шрама. Медленно опустившись губами от шеи к животу, попутно осыпая поцелуями каждый квадратный сантиметр ее кожи, я остановился именно на нем и уделил ему особое внимание. Очевидно, что в ее матрице возможностей теперь красовалось впечатление от любовных ласк мужских губ в месте, которое всегда хотелось скрывать.

Постепенно дрожь утихла и тогда ее рука потянула меня наверх, к лицу. Она с остервенением вцепилась в мои губы.

Моя семнадцатая девушка. На секунду, меня посетила мысль, что я в семнадцатый раз пытаюсь себе что-то доказать.

Мне было запрещено входить в нее, она периодически напоминала мне о контроле, но этого вовсе не требовалось. Меня не сильно интересовал традиционный половой акт, тем более, она девственница и я не имею ничего против того, что первый коитус во всей полноте достанется ее текущему парню.

У нее была гипертрофия малых половых губ, в чем я находил свои прелести, а для нее это был второй повод испытывать страшное стеснение. Мы были пьяны. У меня был какой-то особый талант к варке глинтвейна, видимо, мои исторические корни не давали испортить его несколькими лишними граммами корицы.

Острый вкус горячего вина и цитрусовых, оставшийся во рту, смешался с выделениями из ее вагины и эта вкусовая палитра была одной из самых запоминающихся. Игра вкусов и запахов, на самом деле, сопровождала нас с первой минуты, когда ей пришла мысль слизать с моих губ сладкие крупицы пудры, которыми посыпают фильтр сигарет Captain Black.

На утро, моя шея была покрыта синяками и укусами, а спина и грудь изборождены глубокими царапинами от ее длинных ногтей. Они заставляли чувствовать приятную боль на протяжении всей поездки и держали меня в прекрасном расположении духа, несмотря на семнадцатичасовое сидячее положение и предположение мамы о ночевке в притоне при борделе. Лишь один момент доставлял какое-то тягучее ощущение тоски: — Зябко, — сказала она, свернувшись калачиком под моим тонким пледом, ранним утром.