2. Глухонемой
Ольга Сысоева- Нет, вот ты мне объясни, почему они постоянно коверкают моё имя, а? Какая я им Мума? Имя из четырех букв, две из которых повторяются, запомнить не могут. Сидят там в центре, в своих бумажках зарылись, одурели совсем. – Облокотившись на тёплую батарею, Муму решила покурить, пока никто не видит. Когда она злилась, то одна мохнатая бровь у неё ходила ходуном, вверх вниз, вверх вниз, отчего морду слегка перекашивало.
- Что, опять в отчёте напортачили?
- Угу – произнесла Муму сквозь сомкнутые губы и затянулась.
На улице лил промозглый дождь. Ветер трепал деревья и срывал пожелтевшую листву. В подъезде с просторными лестничными пролётами было сухо. Всё вокруг было выкрашено в тёмно-зелёный цвет. Муму перетаптывалась и пыталась поочередно засунуть промокшие задние лапы в батарею. Шерсть на тощем теле встала дыбом и топорщилась в разные стороны. Выдыхая плотную тонкую струйку крепкого дыма, она посмотрела на огромного мужика напротив. Плечистый и бородатый, он прислонился к стене и добродушно глядел в окно.
- Слышишь, Гер, а ведь это всё из-за тебя! – она потушила сигарету о подоконник и протянула Герасиму окурок, - выкинь хабарик в форточку, пожалуйста. Сам знаешь, здесь нельзя оставлять.
Муму откашлялась, одной лапой расстегнула ошейник и продолжала.
- Если бы ты тогда не прикинулся глухонемым и не ходил со своим этим мычанием, то ко мне бы эта кличка не приклеилась. – кривляясь, она попыталась изобразить немого Герасима. В её исполнении он почему-то хромал на одну ногу. Может быть, потому что её собственная застряла в батарее, что разозлило её еще больше. Она нервно мотнула головой и отвернулась.
- Ну, прости, Маш. Там как-то всё не по плану пошло, по-дурацки. Надо было импровизировать.
Герасим виновато шмыгнул носом, вытер его широкой ладонью и уставился в пол.
- Слышишь, Гер… - но она не договорила, потому что снизу послышались чьи-то шаги. Муму судорожно застегнула ошейник, выдернула лапу из батареи, села, поджав хвост, и превратилась в образцово показательную дворнягу. Герасим слепил из своего простого рабоче-крестьянского лица бандитскую мину. Руки сунул в карманы кожаной куртки, где нащупал и сильно сжал тяжелый кастет, на случай, если придётся отбиваться. Оба не шевелились и только слушали шаги.
Ниже на лестнице показалась сухонькая бабка. Медленно переставляя ноги по ступенькам, она ползла наверх. Старое пальто, старое кашне, потёртые коричневые полуботинки. Бабка тихо кряхтела и, поравнявшись с Герасимом и Муму, остановилась отдышаться. Четвертый этаж, лифта нет, шутка ли.
- О, отопление включили. Это хорошо, хорошо. – Прошамкала она, тяжело вздыхая и по-старчески сильно округляя «о». – Я слышала, что батареи будут греть до весны. – Не поворачиваясь к ним лицом сказала бабка и пошла дальше.
Когда наверху хлопнула дверь и замок сделал два шумных оборота, Муму опять поднялась на задние лапы. Герасим достал руки из карманов.
- Так, всё ясно, - задумчиво протянула она, - значит план «Б». Центр работает как часы. Вся нужная информация вовремя. Пошли, Гер, слышал же, до весны надо сменить локацию. Ну, что ты стоишь тут, мнёшься, идём говорю.
Дождю надоело лить в полную силу, и он еле заметно моросил. Всё небо затянуло тоскливыми осенними тучами. Из подъезда вышел мужчина с собакой. Выйдя, они сразу повернули налево и устремились через внутренние проходные дворы, через длинные темные арки, больше похожие на туннели. Мужчина грузно и размашисто топал по холодным лужам. Сзади семенила собака, ловко маневрируя и огибая воду. Наверное, это был последний двор, потому что уже отчётливо слышался гул машин, но они оба были так сосредоточены, что ничего вокруг не замечали. Как и не заметили мужчину с длинной метлой в руках. Он водил ей по большой луже и, собирая опавшие листья, усердно загонял их в угол. Он остановился, оперся на метлу и стал внимательно следить за удаляющейся парочкой, провожая их глазами. Его губы чуть заметно зашевелились и застыли на каком-то беззвучном слове. Приглушенные и невнятные звуки вырвались изо рта. Он был глухонемой.