14 мая

Дело обернулось неожиданнейшим образом. Был дождь, тепленький такой, приятный. Мы шли по Моховой, плиты тротуара резал косой ветер. Я говорил, а она шла молча, потупив голову, словно раздумывая. Со шляпки на щеку ее стекали дождевые струйки, и она была прекрасна. Приведу наш разговор: 

— Елизавета Сергеевна, я изложил вам то, что я чувствую. Слово за вами. 

— Я сомневаюсь в подлинности ваших чувств. 

Я глупейшим образом пожал плечами и сморозил, что готов принять присягу, или что-то в этом роде. 

Она сказала: 

— Слушайте, вы заговорили языком тургеневских героев. Вы бы попроще. 

— Проще некуда. Я вас люблю. 

— И что же? 

— За вами слово. 

— Вы хотите ответного признания? 

— Я хочу ответа. 

— Видите ли, Тимофей Иванович... Что я вам могу сказать? Вы мне чуточку нравитесь... Высокий вы очень. 

— Я еще подрасту, — пообещал я. 

— Но мы так мало знакомы, общность... 

— Съедим вместе пуд соли и плотней узнаем друг друга. 

Она розовой ладонью вытерла мокрые щеки и сказала: 

— Что ж, давайте сойдемся. Поживем — увидим. Только дайте мне срок, чтобы я могла покончить с моей бывшей привязанностью. 

— Кто он? — поинтересовался я. 

— Вы его не знаете. Доктор один, венеролог. 

— Когда вы освободитесь? 

— Я надеюсь, к пятнице. 

— Мы будем вместе жить? То есть в одной квартире? 

— Да, пожалуй, это будет удобней. Вы переберетесь ко мне. 

— Почему? 

— У меня очень удобная комната. Чисто, и хозяйка симпатичная особа. 

Я не возражал. На углу Тверской мы расстались. Мы поцеловались к великому изумлению какой-то дамы. 

Что день грядущий мне готовит? 

Тихий дон (М. Шолохов)