1111

Написано от первого лица, но пишущий не является им.

Ужаса не было уже одиннадцатый день.

Но он не мертв, я бы почувствовал. Вероятно, это и делало моё беспокойство таким ленивым и вялым.

На шестой день его пропажи, погода стала непривычно ясной, это открыло мне невероятное развлечение – наблюдение за пылью. Её сонное движение убаюкивающе вторило моему беспокойству. Если бы не привычка противиться всему успокаивающему, я бы уже был ею загипнотизирован, отправлен на задворки коллективного разума, сужающее своё кольцо над этим городом.

Действительно, интересное чувство быть покинутым. Испытывает ли он тоже самое во время моих исчезновений? Или идёт искать себе проблемы? Или они сами его находят.

День на девятый. Устав ждать, я решаюсь навестить наших общих знакомых, тех, кто не разлагается в мусоропроводе.

Прихватываю немного химии, что бы полить их.

В ларьке, Правая стояла как и всегда, смотря своими белёсыми глазами куда-то в недра земли, пока я не попросил у неё томатного сока. Она продала мне его так ничего и не сказав. Может оно и к лучшему, не думаю, что я бы вытерпел её кривые зубы, в одиночку.

Говоря о том, кто бы смог... Любовь и Любить тоже ничего не знают. Дал им причину для беспокойства.

Этот скромный отчёт и был моим девятым днём.

Десятый мне совсем не понравился. С самого наступления этого дня, в груди поселилась какая-то нездоровая весёлость. Или она давно там была, просто пряталася под безмятежными движениями пыли. До наступления вечера одиннадцатого числа, меня не покидало чувство лёгкого опьянения, а сладость на языке и покалывание в горле, только подтверждало мои догадки о том, что я выпиваю и попросту забываю об этом.

На смену этому чувству пришел несуразный и неубедительный стук в дверь. Казалось, что кто-то, скорее, вяло ударил её.

У нас не принято стучать.

Я остался сидеть на кровати, сгорбившись над синтезатором, прислушиваясь к последующей приглушенной возне.   

И только щелчок замка и скрип нашей железной двери, заставил меня подорваться. В пару широких шагов я оказался в коридоре.

Вот в этот момент нездоровая весёлость отступила.

Передо мной стоял Ужас, точнее, что-то отдалённое его напоминающее. Согнувшись под градусов, эдак, семьдесят пять, он что-то мямлил, постоянно срывая голос. Смотря вокруг безумными глазами и соответствующе натянутыми губами.   

Но это, упустив внешний вид, ещё вписывалось в один из узоров его поведения. Чужак в нашей квартире – вот что породило во мне враждебность.

Черная фигура, не выше самого, Ужаса, но очевидно, крепче, придерживала его на плече. Склонившись и схватив его за талию, он пытался вывести моего брата в вертикальное положение.

После нескольких неудачных рывков и тихих мольб, незнакомец наконец поднимает своё лицо, виновато смотря глазами, такими же чёрными, как мои.

Я помню эти глаза.

И я пиздец как рассержен.