1.    Что такое Economics?

Несмотря на вопиющую банальность этого вопроса, мне кажется весьма верным поставить его на почетное первое место в длинном списке этого пока еще молодого канала. И дело тут даже не столько в том, что любой осмысленный разговор стоит вести предметно, а, значит, корректно было бы для начала определить сам предмет разговора, сколько в захватывающей истории самого термина (осторожно: слово «захватывающий» не сулит никаких приключений и сопутствующей им романтики, а является лишь удачной составляющей для эпитета).

«Economics», или на наш родной манер сибирских медведей «экономическая наука», термин весьма молодой.

Так уж вышло, что несмотря на весьма прямолинейные заявления Джона Стюарта Милля в его «Основах политической экономии» (1848 г.) о завершении теории стоимости, экономисты второй половины XIX века всё чаще находились в состоянии неудовлетворенности относительно текущего уровня развития их дисциплины. И это касалось далеко не только теории стоимости. Сам термин «политическая экономия», которым обозначался предтеча экономической науки, все чаще подвергался критике, поскольку тот вводил читателя и непрофессиональную публику в заблуждение относительно предмета исследования.

Например, У. Херн предложил переименовать «политическую экономию» в «плутологию» (в честь др. греческого бога богатства Плутоса), которую определял, как «теорию усилий для удовлетворения человеческих потребностей». А в 1875 году Г. Маклеод в статье «Что такое политическая экономия?» использует термин «economics» в значении «науки, которая рассматривает законы, управляющие соотношениями между количествами товаров, подлежащих обмену», однако, употреблять его в названии своих работ он стал лишь только после того как «economics» с одобрением признал авторитетный маржиналист У. Ст. Джевонс, а также во всю стал использовать отец неоклассики А. Маршалл. Как хорошо известно, в 1879 году супруги Маршаллы (Альфред со своей женой Мэри) опубликовали книгу, в названии которой впервые фигурирует термин «economics» - «The Economics of industry» («Экономическая теория промышленности»), и, как говорится, завертелось… Термин утвердился к 20-м годам XX века, полностью выместив «политическую экономию».

Примечательными в этой истории являются несколько деталей.

Первая – во многом «economics» стал популярным благодаря одному из патриархов маржинализма У. Ст. Джевонсу, который, будучи убежденным сторонником математизации и «офизикализации» научных дисциплин, заценил благозвучие и наукообразие нового имени «науки о богатстве» («economics» звучал точно «mathematics», что, безусловно, подходило молодой дисциплине, вставшей на путь математической формализации). Сам Джевонс считал, что «все экономисты будут учеными настолько, насколько будут математиками», а его коллега по цеху Л. Вальрас, желавший превратить экономическую науку в дисциплину, исключающую волю человека (ей пусть занимаются науки о морали) и изучающую «игру сил природы», в рамках которой появляется полноценный «экономический человек» - атом экономических отношений, робот, реагирующий на внешние стимулы и выдающий соответствующие реакции, считал «совершенно похожей на физико-математические науки». Это, если хотите, был интеллектуальный «дух времени», когда в моде окончательно утвердился позитивизм.

Вторая – это, в целом, соответствующее для подобного поворота в экономической науке состояние экономической реальности. Если отстраниться от состояния социально-экономической системы того времени, построения маржиналистов с присущей им любовью к математическому аппарату могут показаться оторванными от реальности. Однако, стоит вспомнить, что же собой представляла экономика последней трети XIX века. Именно в этот период происходит вторая промышленная революция – электричество и двигатель внутреннего сгорания создают условия для значительного увеличения производственных возможностей, а также окончательного перехода от экстенсивных к интенсивным технологическим системам. Сравнительно небольшие фирмы получили возможность снабжать продукцией стандартизированного профиля крупные заводы, осуществляющие производство сборочной продукции. К этому же периоду относится понятие «деквалификация» - ослабление требований, предъявляемых к среднестатистическому рабочему, что стало возможно лишь при все нарастающей механизации производства, приводящей к углублению разделения труда.

Как пишет мой друг и коллега А. Мальцев:

Так параллельно с технико-организационными сдвигами происходила “девитализация” роли человека в хозяйственной жизни. Если еще в первой половине XIX в. индивид представлялся “творческим созданием”, который, по словам президента США А. Линкольна, должен “не только работать, но и быть инноватором, то спустя полвека в 1911 г. основоположник научного менеджмента Ф.У. Тейлор, распространяя принципы механицизма на все аспекты общественной жизнедеятельности, фактически отождествил рабочего с машиной, подчиненной одной задаче – наращиванию “максимальной производительности”, которой вовсе не обязательно обладать какими-то иными качествами, кроме исполнительности. Иными словами, технологическая революция 1870–1910-х гг. претворила в реальность смелые гипотезы английского экономиста Э. Юра, мечтавшего, что с введением машин “искусный работник, предрасположенный к различного рода перебоям в работе”, станет ненужным и будет заменен “саморегулируемыми механизмами, с которыми сможет справиться даже ребенок”.

Схожие процессы происходили не только со стороны производства, но и со стороны потребления: массовое распространение рекламы, появление стандартизированной продукции для конечного потребителя, создание инфраструктуры широкого потребительского кредитования. Закладывалась основа массового консюмеризма, на практике реализовывался известный тезис: «система массового производства… требует системы массового финансирования» Короче говоря, сама реальность нашептывала экономистам идею математизации и физикализации, в рамках которой феномен воли исчезал, а место человека – сложного и противоречивого субъекта деятельности – занял социальный атом – «экономический человек», о полноценном генезисе которого будет рассказано в одном из следующих постов.

Таким образом, Economics – с одной стороны продукт интеллектуального духа времени, а с другой – отражение второй промышленной революции, после которой на полном ходу помчался локомотив массового производства и потребления.

А. Маршалл, как известно, несмотря на то, что награжден титулом «отец неоклассики», был зачастую осторожен с использованием новых терминов и методов, всячески оговаривая различного рода исключения и условности. Так, он использовал термины «политическая экономия» и «экономическая наука» (economics) как синонимы, определяя их так:

Политическая экономия, или экономическая наука, занимается исследованием нормальной жизнедеятельности человеческого общества; она изучает ту сферу индивидуальных и общественных действий, которая теснейшим образом связана с созданием и использованием материальных основ благосостояния.

Однако, уже в 1930-х Л. Роббинс, предприняв подобно Дж. С. Миллю попытку описания ретроспективы предмета и метода экономической науки, но не будучи столь же осторожным, как Маршалл, выдвинул новое определение economics, легкая модификация которого сегодня чаще всего и встречается в учебниках по экономической теории (например Брю и Макконнелл определяют econimcs так: "общественная наука, занимающаяся эффективным использованием редких ресурсов с целью добиться максимального удовлетворения экономических запросов общества"). Роббинс определил экономическую науку, как дисциплину, «изучающую человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которое могут иметь различное употребление» (сравните с определением Брю и Макконнелла). Проблема аллокации ресурсов становится основной, а экономическая наука приобретает совершенно иной характер. Еще в 1921 году Дж. М. Кейнс в своем знаменитом «Введении» к серии Cambridge Economics Handbooks отмечал:

Экономическая наука является скорее не доктриной, а методом, аппаратом и техникой мышления, которые помогают владеющему ими приходить к правильным выводам.

И с этим сложно поспорить до сих пор. Математический аппарат и моделирование с порцией базовых предпосылок (по словам Д. Коландера экономическая наука сегодня «отходит от строгой приверженности святой троице – рациональности, эгоизма и равновесия» и переходит к «более эклектичной позиции целенаправленного поведения, просвещенного эгоизма и устойчивости», но об этом - отдельно!), применяемый к частным аспектам экономической реальности – это и есть Economics. Однако, чаще всего экономисты не задаются вопросом, что собой представляет экономическая наука, они просто «Do Economics». Как некогда сказала лидер посткейнсианской традиции Дж. Робинсон экономическая наука – это

ЯЩИК С ИНСТРУМЕНТАМИ.