(1)

Кирилл Широков написал гениальное произведение "Её вагина" – приведу его полностью:

ЕЁ ВАГИНА

17 мая 2013 года под музыку группы «Смысловые галлюцинации»

из её вагины вышел сын,

а затем — плацента, которую акушерка держала, как мясник — 

взвешивая на ладони. Доктор положил ей сына на грудь

(тогда она ещё не знала имени сына)

и сказал: ваш сын. И сын тут же описал ей грудь и живот,

а мир стал саднящей вагиной, сыном, его горячей струйкой,

его мокрой тёплой головой, её пустым 

животом.

Потом её вагину зашили, 

она изменила форму. Стала узкой и стянутой

вагина-тюрьма, вагина-рана. На ней тогда были

белые компрессионные чулки — все в крови,

дешёвое красное платье-халат, купленное в китайском павильоне, 

а на нём — две женщины, держащие кроны деревьев, 

и звери, держащие женщин.

Без трусов, без поддержки, с запутанными волосами

она шла после операции по солнечному коридору роддома

забирать сына. Она взяла его и подумала:

его пальцы похожи на маленькие мармеладные червячки.

*

Теперь её вагина — это норка 

для его коричневого зверька с большой красной головкой.

куда он иногда проскальзывает, чтобы набраться сил. Это ямка 

для его нежного языка, для его тонких крепких пальцев, похожих на письменные принадлежности

из прошлого века.

Её вагина сжимается сейчас, рядом с нею, чуть выше — набухает клитор,

он похож на бусинку и завернут в нежный

складчатый капюшончик, который иногда можно снять

под слепым дождем лёгких прикосновений.

Ты можешь… Аккуратно…

*

Когда ей было 13, она пыталась засунуть туда дачный

огурец: хотела понять, что такое секс. 

Тогда она ещё не знала, что это не только

пенетрация. Она часто смотрела на свой клитор в маленькое 

разбитое зеркальце, которое папа использовал для бритья.

Она была сухим деревом, которое горело

с каждым днём всё сильнее.

*

Она жила в мире школьной литературы, где всё видно только мужским 

взглядом, в мире районных разборок и падиков, набитых потными

парнями в чёрных куртках и рваных ботинках. 

Она любила сидеть на кортах, любила

обтягивающие джинсы, сдавливающие клитор

и большие губы.

*

Тогда она ещё не знала, что до её вагины всем есть дело:

государству, родителям, гинекологам, незнакомым мужчинам,

православным батюшкам, у которых под рясой погоны, 

а на рясе — женская кровь,

работодателям, эшникам, военным, нацикам, миграционным службам,

банкам, консервативным критикам «развратного образа жизни»,

патриотичным деятелям культуры, юзающим традиционные ценности

под коньячок.

*

Из её вагины раз в месяц идёт кровь,

и тогда её любимый идёт в магазин за прокладками

(ей нравятся тонкие, с запахом ромашки).

Иногда кровь вываливается сгустками, похожими

на круглые шлемы маленьких астронавтов.

Её менструальный космос в миниатюре: планета матки, 

кометы яичников, млечная галактика припухшей вульвы.

Иногда кровь льётся, как водка,

из специального узкого горлышка сувенирной бутылки.

Иногда её нет.

Ей нравится заниматься сексом во время месячных,

всё тело становится супер-чувствительным.

Любит, когда его член весь в её крови,

и любит представлять, что у него тоже месячные,

что солёная тёплая кровь капает из маленькой дырочки

на его головке.

Любит, когда его руки липкие от её крови,

когда она засыхает на его ногтях и заусенцах,

любит чувствовать, как пульсирует матка в её животе,

словно второе сердце, как набухает грудь и становится горячей,

как будто оттуда вот-вот польётся молоко.

Она даст ему его пить, любимому, оно зальёт его лицо,

его нежные розовые соски (почти как у девочки),

сделает мокрыми его волоски на груди,

его шею, животик, в котором,

она мечтает, он когда-нибудь сможет выносить их дочь.

*

Любит, когда он говорит о её вагине,

и когда они вместе её обсуждают,

пока он сидит на ней сверху

в её футболке и зелёных серёжках,

которые она ему подарила,

Любит, когда он легонько шлёпает её по губам. 

Как хорошо, думает, что он делает это не в России,

где Юлю Цветкову хотят отправить в тюрьму за нежные

рисунки вагины, 

где её подруги боятся целоваться на улице,

где они с Катей после школы подолгу лежали на ковре

дома у Кати и трогали друг друга, превращались в одно

солёное море, а потом 

боялись об этом говорить.

*

Их вагины и вульвы называют кисками,

но у неё скорее не киска, а домашняя декоративная мышка,

маленькая, пушистая, беспокойная.

Она умрёт раньше времени?

Она умрёт в клетке?

*

Однажды она трогала свою мышку на лекции в универе,

трогала её в пустом автобусе, ползущем по ночному городу

от заводов к панелькам, от кладбищ к торговым центрам.

Она трогала её за гаражами, осенним утром,

сидя на ржавой трубе,

трогала в машине скорой помощи, которая везла её

на операцию, и трогала после операции, 

когда в уретре стоял катетер, когда из уретры текла кровь,

трогала, когда её живот был огромным, в душном

отделении роддома,

когда писала в баночку в поликлинике,

когда писала и плакала ночью в старом дачном саду,

полном кузнечиков и ночных мотыльков,

когда писала на иртышской набережной прямо в штаны

для прикола, когда писала на снег

у проходной завода,

когда писала в общаге в горшок сына,

когда писала после пива в парке культуры, а неподалёку

бродили менты,

трогала в летнем лесу, пока её облепляли насекомые,

обнимали деревья.

Трогала её после того, как случайно порезала бритвой губы и клитор,

после ссоры с другом и после

судмедэкспертизы,

после поездки в онкоцентр и после

ареста, на съёмной квартире,

после акций протеста на Болотной площади

и после акций протеста на Марсовом поле.

трогала, читая Николая Кузанского,

читая Гастева,

Касториадиса,

Эрнста Блоха,

«Этику» Алена Бадью,

Исэ-моногатари,

учебник по физике, 

антологию немецкой поэзии,

Маяковского,

Якобсона:

(она их захватила!).

Она трогала свою мышку, когда плакала и хотела от него уйти,

трогала, когда плакала и хотела от него ребёнка,

трогала, сидя у него на лице,

и трогала, прижимаясь лицом

к его тёмной промежности,

и просто — глядя ему в глаза.

И всё равно до сих пор не знает, не понимает её до конца,

её мышку,

боится и стесняется.

*

Но ей нравится мыслить её политически,

это заводит, качает танцпол старых идей,

даёт надежду в отсутствии новых

активистских методов.

Делать революцию вагиной.

Делать свободу ей.

Она думает, а что, может, и правда вагина погубит это государство,

прогонит незаконного президента,

отправит в отставку правительство,

отменит армию, налоги для бедных,

фсб как структуру самой гнусной власти и подавления,

разберётся с полицией,

консерватизмом и реваншизмом,

расформирует несправедливые суды, освободит

политических заключенных,

сделает невозможным тухлый русский национализм,

унижение угнетённых, сфабрикованные дела,

разъебёт олигархат и патриархат,

парализует войска, движущиеся в чужих государствах — 

всё дальше и дальше:

в пизду милитаризм!

Её вагина — это любовь, история и политика.

Её политика — это тело, быт, аффект. 

Её мир — вагина. Она несёт мир,

но для некоторых она — опасная вагина,

боевая вагина. Это её монолог.

Эта инверсия – самый тонкий и точный комментарий к нашумевшему стихотворению Галины Рымбу. В нём ни слова лжи – он безупречен, и всё же каким-то образом он приближается на недозволенно близкое расстояние, создавая ощущение тревожного присутствия. Как это работает?

Приёмы и методы Галины Рымбу всегда где-то рядом с современным поэтическим трендом – так было и десять лет назад, и сейчас. Создание такого иконического феминистского произведения выявляет в Рымбу крепкую профессиональную поэтессу, но кроме этого, выявляет и кое-что другое. Рымбу не подросток со стихов.ру и не лубочная поэтесса Алёна Агаджикова. От предмета её описания до неё самой – прорва. Это не попытка обличения, а обнаружение той трещины, которая делает "Мою вагину" разорванной сразу в нескольких измерениях. Эту трещину и заполнил Широков, точно следуя её очертаниям. Тело "Моей вагины" становится рассечённым, двоичным, содержащим в себе единичное порождение двух разнополых поэтов. Таким образом "Её вагина" становится интересным примером маскулинной поэзии, которая начинается со второго шага. Возможен ли более этичный и глубокий поэтический диалог?