#1 

Мы познакомились за год до этой истории, на дне рождения у Вити, известного в модных кругах Москвы диджея, шоумена и любимчика светской публики. Мы не были близкими друзьями с Витей, встречаясь и общаясь только лишь на каких то больших тусовках и мероприятиях, но, при этом, относились к друг другу с большой симпатией. Поэтому, когда мы случайно столкнулись в каком-то из заведений, Витя, прибывая в отличном настроении, пригласил меня на свою праздничную вечеринку, по случаю дня рождения, в клубе Солянка.

На вечеринке я встретил много общих знакомых, а те, кого я не знал лично, так или иначе были известными и знакомыми мне людьми. За исключением одного человека — импозантного взрослого парня, в костюме с элегантно и небрежно ослабленной бабочкой, мужественной бородой и тростью в руке. Его хромота была едва заметна и придавала героического шарма. Я еще не успел отвести от него взгляд, чтобы спросить у стоявших рядом друзей, кем был этот парень, как заметил, что он уже смотрел на меня с искренним интересом. По его глазам я понял, что если бы он был собакой, то сейчас бы уже игриво вилял хвостом. Мы поприветствовали друг друга поднятием бокалов и вернулись зрительно и мыслями каждый к своей компании. Я спросил у друзей, кто это, и мне ответили, что это Тимофей — парень Вити и поведали мне историю о большой любви Вити к моему незнакомцу. Мелькнувшая пару минут назад мысль о возможности познакомиться с незанкомцем ближе, сразу испарилась, как стали испаряться один за другим осушаемые мною бокалы шампанского, а вслед за ними и все воспоминания о парне с тростью. 

Удивительно, но после этого вечера до этого редкие и случайные встречи с Витей, случавшиеся в круговороте московских событий, стали происходить очень часто и теперь он уже всегда был в сопровождении Тимофея. Часто, находясь вместе в одном заведении или на одном мероприятии, Тимофей сам обращал внимание Вити на меня и был инициатором того, чтобы подойти и поприветствовать. Правда, дальше светских объятий и обмена комплиментами наше общение не уходило, а Витя всегда держал инициативу в общении, ни на минуту не оставляя Тимофея одного. Мне же всегда было интереснее наблюдать за Тимофеем со стороны и видеть как он периодически, как бы, бесцельно окидывал взглядом заведение, но увидев меня, сразу прекращал и возвращался к собеседнику. Словно его успокаивало то, что я ещё здесь и не ушёл. Мне это нравилось, и если Тимофей на протяжении долгого времени не отвлекался от своей компании, я даже начинал ревновать. Но всё с лихвой компенсировалось обязательным взглядом-прощанием, независимо от того, кто из нас покидал заведение раньше.

К тому моменту, я уже знал, что причиной хромоты Тимофея был несчастный случай в армии, после которого он потерял ногу и ходил при помощи современного протеза. И этот шарм человека с тростью, что я заметил при первом нашем молчаливом знакомстве, давно уже стал для меня чем-то другим. Я видел в нём не угаснувшую, а напротив ещё сильнее разгоревшуюся любовь к жизни и умение всецело наслаждаться моментом. Это было заразительно и гипнотизирующе.  

Так продолжалось очень долго, и никто ничего с этим не собирался делать. Все жили своей жизнью.. Это были эти случайные встречи и общение глазами, ничего не говорящее и ничего не обещающее, но какое-то интимное и только наше.

Это продолжалось бы, наверное, ещё долго и впоследствии превратилось бы в очередную яркую историю в моей жизни, оставшись в памяти приятным и тёплым воспоминанием о молчаливом «романе» глазами, если бы не очередная случайная встреча с Витей, посреди рабочей недели, в баре Симачев, куда мы зашли с коллегами выпить по случаю чьего-то дня рождения. Витя был изрядно расстроенным и подвипывшим. Он был один, что вызвало у меня сразу единственный вопрос «а где Тимофей?»? Витя ответил, что Тимофей решил расстаться с ним, поэтому-то он здесь один и выпивает. Я был искренне расстроен за Витю и составил ему компанию за стойкой бара, стараясь как мог поддержать его в этой ситуации, успокаивая дежурными в таких ситуациях словами, что всё будет хорошо и жизнь продолжается, после чего свел разговор на то, какой он классный и как его все любят. Легче ему, наверное, от этих разговоров не стало, но к совету поехать домой и лечь спать – «утро вечера мудренее» — он прислушался.

Я же, вернувшись чуть заполночь домой, традиционно перед сном открыв ноутбук проверить свои страницы в социальных сетях, нашёл профиль Тимофея и отправил запрос на дружбу. Одобрение запроса последовало мгновенно, а за ним и первое сообщение от него «Привет красавец-мужчина». Я не стал рассказывать о встрече с Витей и объяснять почему я добавил его в друзья — казалось, что мы оба прекрасно это понимали и как будто бы оба ждали этого. Они расстались с Витей и это, конечно, расширяло свободу и рамки моего интереса к Тимофею, но по-человечески  не оправдывало меня перед Витей, который буквально час назад доверительно изливал мне свои переживания. Я это понимал, но уже ничто не могло остановить меня.

Мы встретились на следующий день. Сидели в кафе, болтали обо всём на свете и не могли наговориться, ведь до этого момента наше общение было только глазами. Расставаться не хотелось, и мы гуляли по Москве, нарезая километры, пока Тимофей, наконец-то, не перестал геройствовать и признался, что готов гулять со мной сколько угодно, если только я буду выбирать маршруты без лестниц, подъёмов и спусков. Позже, когда уже мы стали встречаться, я знал всё о протезе Тимофея — от технического устройства и электронной прошивки до правил эксплуатации.

Поэтому я заранее продумывал наши встречи, выбирая интересные, но удобные для Тимофея места, зная все особенности передвижения на протезе. Когда же он остался у меня ночевать, то ни чего уже не могло меня смутить или сконфузить в момент нашей первой настоящей близости. Тем более, что до этого, мы не раз поддавались страсти, во время наших романтических прогулок, оказавшись в каком нибудь темном укромном месте и не в самых удобных условиях. 

Тимофей вообще никогда и ни в каких ситуациях не допускал жалости и снисхождения к себе, и часто шутил по поводу ноги, что всегда вводило в ступор окружающих и очень забавляло его. Одна шутка была самой любимой. Садясь в машину или такси, он  руками переносил ногу с протезом с улицы в салон, и на вопрос водителя «что с ногой?» Тимофей непринуждённо отвечал: «всё хорошо, просто её нет». Мне всегда было жалко сконфузившегося водителя, но Тимофей никогда не мог удержаться от такого ответа. 

Я старался выбирать места для времяпровождения максимально комфортные и удобные для Тимофея и его киборг — ноги: кино, галлереи, музеи, парки. Тимофей же, напротив, будто бросал вызов себе и обществу — выбирал самые мало подходящие места для человека с инвалидностью — то катание на роликах в Парьке Горького, то танцы в клубе до утра.

На танцполе Тимофей чувствовал себя очень свободно, танцевал и заигрывал со всеми, не смущаясь своей неуклюжести. Танцевать приходилось ходить в места непривычные и новые для нас, так как Тимофей старался избегать заведения, где мы могли встретиться с Витей. Позднее, выяснилось, что по просьбе Вити, мне был закрыт вход в Симачев. Также я столкнулся с тем, что стал нерукопожатым для многих людей в тусовке, которые близко дружили с Витей. Как сказала мне его близкая подруга, столкнувшись со мной в Симачеве, еще до того момента, когда мне закрыли вход: Саша, ничего личного, но Витя наш друг, и мы всегда будем на его стороне.  

Тимофей был настолько жизнерадостным и ничем не отличающимся от других людей, что иногда мы с друзьями упрашивали его «включить инвалида», чтобы пройти без очереди на регистрацию рейса или получить номер в отеле с хорошим видом и поближе к пляжу. Тогда он великодушно позволял эксплуатировать себя в наших интересах — закатывал брючину и старался при этом не выглядеть весёлым. 

Несмотря на то, что он лишился ноги уже в сознательном возрасте, познав прелести жизни с двумя ногами: танцы, бег, езда на велосипеде, катание на лыжах, быть привлекательным и желанным, его жизнелюбимие и интерес к жизни не пропали. Тимофей не жалел себя и не давал окружающим повода. Это было важно не только для него, он был примером для многих людей, находящихся в таком же положении. 

Тимофей активно занимался спортом и периодически принимал участие в городских и областных соревнованиях, мечтая попасть в олимпийскую сборную и участвовать в Паралимпийских играх. Используя образование и опыт работы на телевидении, дружеские связи и человеческое обаяние, он продолжал искать себя в профессии, работая ведущим, хоть и в незначительных проектах. Эти проекты делали его жизнь активной. Его видели и слышали такие же люди, как он. Они смотрели на него и начинали верить в себя. Медийность помогала находить и привлекать людей с ресурсами и связями, с помощью которых можно было оказать поддержку и помощь тем, кто столкнулся со своей бедой один на один. 

 Где бы мы ни появлялись, Тимофей и его киборг — нога становились центром внимания. Тимофею нравился этот интерес и внимание вокруг его протеза и он с удовольствием его демонстрировал. Особенно в теплое время года, когда он не упускал возможность надеть шорты, чтобы гарантированно быть замеченным.

Со временем, я ощутил, что в наших отношениях появился третий. 

Я был его парнем лишь вечерами у меня дома, когда Тимофей выходил из образа успешного человека без ноги, отстегивал свой киборг протез, ставил его на ночную зарядку и забывал про него. Тогда мы по-настящему оставались в вдоем и ощущались вся его близость и чувства ко мне. Нарочитая маскулинность, свойственная Тимофею на людях, сменялась трепетом и страстью.

Но, когда Тимофей выходил из дома, в наши отношения возвращался он - киборг протез. Умный, технологичный, сильный, яркий и привлекающий внимание всех. Протез был тем, чего Тимофей не стеснялся и не скрывал от общества, в отличие от наших с ним отношений. Достойная, полноценная жизнь с протезом вместо ноги —  как вдохновение и мотивация для многих других. Этим он гордился, это демонстрировал, чего нельзя было сказать о наших с ним отношениях. 

Со временем наши встречи стали больше похожи на брифинги, главными темами которых были события прошедшего дня Тимофея- его новые успехи в тренировках, съёмки. Мы обсуждали, с какими людьми он успел встретиться, наладить контакт и общение, и как это поможет в его целях и планах, возможные социальные проекты, и что Тимофей и я можем для этого сделать. Мои советы, идеи, критика и поддержка были важны для Тимофея, и я находил в этом смысл и радость отношений, когда ты полностью отдаёшься любимому человеку, идя за его идеей и помогая ему.

Наверное, так можно было и жить дальше, если бы до знакомства с Тимофеем у меня не было бы своего проекта, целью которого было создание семьи с любимым человеком и открытого общения с родными, близкими, друзьями и обществом в целом. Встретившись с Тимофеем, полюбив его и воодушевившись его героизмом и стремлением изменить жизнь людей с ограниченными возможностями, отношение государства и общества к ним, я не сразу увидел конфликт, который со временем стал назревать внутри меня. Все мои мечты и жизненные планы, к которым я стремился - семья, свободные и открытые отношения, либерализация и формирование лояльности общества посредством личного примера - были невозможны в отношениях с Тимофеем. Мы не могли с ним вместе жить, так как родители активно участвовали в его жизни и у них была крепкая связь, но при этом, Тимофей даже в страшном сне не мог себе представить свой каминг аут и мое знакомство с его родителями. Его публичная деятельность также не предполагала открытости. Я же, видя и понимая важность того, что он ежедневно делает, и полностью поддерживая и разделяя его миссию в обществе, не мог ничего не только требовать, но и на протяжении долгого времени подавлял в себе этот внутренний конфликт, не желая разрушать отношения и причинять боль ни себе, ни Тимофею. 

Однако, внутренний конфликт неизбежно зрел и стал душить меня изнутри, не давая мне дышать открытой и полной грудью. Меня перестали радовать наши встречи в моей съемной небольшой комнате на Смоленской площади, которая стала для меня клеткой. Небольшая комната в центре Москвы идеально подходила для меня -молодого холостяка, который постоянно тусил и легко жил в "спартанских условиях". Теперь же эта комната стала моим заточением, давя на меня своими размерами, старым ремонтом и бытом комунальной квартиры. Возможности в одиночку изменить и подогнать свои жилищные условия под семейную жизнь у меня не было. А Тимофей, котрый жил с родителями и делал ремонт в своей новой квартире на окраине Москвы, не планировал со мной съезжаться, чтобы не дискредитировать свой образ гетеросексуала. Не так я себе представлял жизнь счастливых отношениях.

Я стал отстранённым, а завести разговор об этом я всё не решался. Тимофей, конечно же, видел, что со мной происходит и понимал природу этой отстранённости, но также, как и я боялся этого разговора. 

 В один из вечеров, у меня дома, досмотрев вместе с Тимофеем в кровати фильм, я молча отвернулся спать к стенке. Тимофей, так же молча, обнял меня сзади. Было долгое молчание в темноте, но по его дыханию в мою спину, я знал, что мы оба не спим. Не поворачиваясь к Тимофею, смотря в стену, я наконец начал этот разговор. Разговор остался монологом.Мы оба понимали, что развития не будет, и это наша последняя ночь. Обнявшись крепче, мы тут же крепко уснули, как будто с нас сняли груз мыслей, не дававший нам заснуть. 

Утром, почти не разговаривая, но с теплом и вниманием в каждом взгляде и движении, мы позавтракали, и я проводил Тимофея домой. 

Спустя неделю, Тимофей написал смс, спрашивая можем ли мы общаться как друзья. Я ответил, что да, но попросил дать нам обоим время, для того, что мы могли снова встретиться и снова познакомиться, и узнать друг друга, но уже как друзья. Необходимо было время, что бы забыть эти последние крепкие объятия и волнительное дыхание в спину, фантомной болью оставшиеся со мной в маленькой комнате.