...

Два голубя клюют остатки рассыпанной крупы возле мусорных контейнеров.

– Ты знаешь, – говорит Сизый, – мне нравится, что машины коммунальные редко приезжают. Наступило наше сытое время. Контейнеры просто ломятся под натиском харчей.

– Да, но стало опасно, выросла конкуренция, – заметил Хмурый.

– Коты и собаки, что ли? Я тебя прошу. Эти додики могут весь день друг за другом бегать, а потом ещё и людям прислуживать – ухмыляясь, отвечал Сизый.

– А то, что Хохолок пропал, тебя не смущает? Говорят, его на прошлой неделе поймали чёрные кошки с цветочного бульвара, – пробурчал исподлобья Хмурый.

– Да он же пиздоватый, что с него взять? Снова, небось, яблок забродивших объелся и валяется где-то под лавкой, – заливаясь от смеха, кричал Сизый. – Меня больше зима напрягает. Остопиздило мёрзнуть каждый год. Я слыхал, что элитка на юге зимует. Ласточки, чайки, скворцы, и прочее лакшери жульё.

– Нашёл о чём думать, – скривился Хмурый, – они же перелётные.

– И хули? Мы тоже летать умеем! Я своей сказал, чтобы готовилась на зиму к перелёту, – важно расхаживая, выпалил Сизый.

– А, ну тебя. Вечно как заладишь ересь какую-то нести, – отмахиваясь крылом, сказал Хмурый.

В кустах лежали коты, следящие за всеми передвижениями голубей.

– Я не буду есть Хмурого, – промурчал Арчибальд, – как посмотрю на его кислый ебальник, так аппетит и пропадает.

– Мне всё равно. Вторую неделю такой диеты Я не вывезу, – ответил Бонифаций, – еда, она и в Африке еда.

– Ну, тогда по старой схеме: Я свечусь и отвлекаю, Ты глушишь Хмурого и накрываешь Сизого. Потом Я Хмурого подхвачу, он толстый – быстро не съебётся, – мурлыкал Арчибальд.

– И, сами будем хавать. Я не намерен больше делиться с этими полосатыми ушлёпками, – грозно подытожил Бонифаций.

Внезапно закаркали вороны. Хмурый пригнувшись, побежал за мусорные баки. На глазах у Арчибальда и Бонифация, пролетающий мимо ястреб схватил Сизого. Через несколько секунд испуганный Хмурый, самостоятельно  скрылся в неизвестном направлении.

– Вот и пообедали, – расстроено муркнул Арчибальд.

– Ох, и редкий пидор, – вздохнул Бонифаций.