___

На первый взгляд странно, что совсем не трендовая и не артхаусная, а вполне «телевизионная» по эстетике картина Глеба Панфилова по хрестоматийной повести Александра Солженицына вдруг получила премьеру на прошедшем фестивале в Локарно, пусть и вне конкурса. На самом деле Панфилов — лауреат этого фестиваля, но знают об этом немногие. Здесь полвека назад режиссера наградили «Золотым леопардом» за «В огне брода нет». С тех пор Панфилову вручали призы в Каннах, Венеции и Берлине, но для мирового кинематографа его открыл именно швейцарский фестиваль. Премьера «Ста минут из жизни Ивана Денисовича » была чем-то вроде празднования юбилея дружбы Панфилова и Локарно . И вновь не обошлось без призов — международное жюри независимых критиков присудило награду Boccalino d’Oro Филиппу Янковскому за исполнение главной роли в «Ста минутах». Это маленький, но все же важный триумф: значит, и сейчас кино Панфилова «работает», завораживает, тревожит.

Конечно, это отчасти провокация великого режиссера. Он посягнул на святое: перекроил — и довольно существенно — сюжет повести Солженицына . Теперь школьные учителя смогут легко ловить двоечников на том, что те будут пересказывать им фильм вместо литературного оригинала. «Иван Денисович» — это произведение авторское, для которого его классический текст — точка опоры. В сериале «В круге первом» Панфилов был довольно точен, и голос самого Солженицына за кадром верифицировал происходящее на экране: текст просто оживал на глазах. Тогда же, больше десяти лет назад, Солженицын благословил Панфилова на его версию «Ивана Денисовича». А потом вдова писателя разрешила изменить сюжет, «дописав» его, потому что режиссер посчитал саму повесть недостаточно кинематографичной.

Так это или нет — большой вопрос. Достаточно пересмотреть «Духовные голоса» Александра Сокурова , чтобы представить себе, каким бы мог быть «Иван Денисович» в интерпретации этого мастера. Для всех бытовых и настроенческих деталей писателя легко нашлось бы место. К тому же Сокуров тоже был знаком с Солженицыным — и даже сделал про него фильм «Узел». Просто Панфилов снимает другое кино. Сам он видит кинематограф как прежде всего нечто увлекательное. И, кроме того, для Солженицына «Иван Денисович» — рассказ от первого лица, личный, интимный, даже если это сегодня будет с ходу понятно не каждому новому читателю. А для Панфилова это взгляд со стороны. Солженицын — внутри, Панфилов — снаружи. Поэтому последний и позволяет себе общие планы, на которых лагерь кажется волшебным, искрящимся, светлым пятном среди черной тайги. Поэтому и его Иван Денисович Шухов — совсем другой. Совсем!

У Солженицына Шухов — маленький человек, деревенщина, который смог выжить после семи лет в Сибири, потому что был внимателен и смекалист. Автор рассказывает об одном «ничем не омраченном, почти счастливом» дне в лагере, когда Шухову несколько раз грозил карцер, но все обошлось. В том числе потому, что он — опытный лагерник, который не «рыпается», а может, если надо, и за место под солнцем побороться, причем по меркам внешнего мира — подловато: например, ткнуть подносом более слабого зека, чтобы побыстрее поужинать. Лагерь Солженицына пугающе реален и прост, и от того, что нам говорят о «счастливом» дне, становится не по себе. Что же творится в остальное время?

Но именно это ощущение «счастья», пожалуй, и есть самое некинематографичное в повести. Как его передать в кадре? Панфилов решил, что нужны чудеса, нужен фольклор, нужны ужасы и нужна надежда. Шухов из голодного доходяги, которого немцы взяли измором, а он от них бежал, превратился в героя войны, который подбил несколько немецких танков подряд и попал в плен помимо своей воли. А до этого даже на параде 7 ноября на Красной площади успел побывать. И из плена он не сбежал — там чудо приключилось.

Солженицынскому Шухову формально сидеть еще два года, хотя «конца срока в этом лагере ни у кого еще не было». Панфиловский Шухов планирует выйти через 10 дней, об этом все знают, и он не ходит — летает по лагерю, не веря в близящуюся свободу. У литературного Шухова иногда случается редкая переписка с женой. У экранного — жена умерла, дочери — в детдоме, одна из них залетела от женатого, и Шухова это беспокоит больше всех лагерных тягот. Здесь еще появится, судя по всему, Богородица (или Мать), здесь Шухов нахамит человеку в форме, заступившись за больного товарища, и все-таки загремит в карцер. Герою Солженицына такое даже в страшном сне бы не приснилось, а персонажу фильма подобный поступок свойственен. И в карцере тоже будет чудо.

За счет новых линий и героев, развернутого флэшбека-пролога и общего настроения картины «Иван Денисович» стал вдруг сказкой, а Шухов из плотника, который давно не знает ничего, кроме лагеря, превратился, по законам фольклора, в Иванушку-дурачка , который либо сам по себе удачлив, либо получает помощь приходящих ему на выручку высших сил. Поэтому диалоги о Боге у Солженицына смешны по той причине, что в лагере есть только жажда жить, а у Панфилова — потому что вокруг и так сплошное волшебство, какие там молитвы.

Солженицын оплакивает деревню, которую колхозники променяли на ковровые трафареты. Панфилов вынимает действие повести из временных рамок и переносит его в вечность со скатертями-самобранками и избушками на курьих ножках. Но когда мы уже настраиваемся на этот лад, как бы собираясь внимать остроумным побасенкам на завалинке, что-то проскальзывает в гениальной игре Филиппа Янковского , у которого это не просто лучшая роль в карьере, а прорыв, планка, достижения которой никто не ждал. Нечто неуловимое в бегающем взгляде, улыбке, в которой — и заискивание, и радость, и ободрение, в осторожной походке, сохраняющей максимум тепла в сибирской стуже, — что-то во всем этом вдруг разбивает оболочку сказки. И мы внезапно оказываемся на самых обычных нарах, где в матрас засунуты 200 грамм черствого хлеба и заточка, которую можно выгодно отдавать в аренду. И уже забыты геройства на войне, и мы остаемся один на один с лучшим произведением Солженицына , пока оно вновь не спряталось за фантастические шторки. В этот момент хочется, чтобы «Сто минут» не кончались. «Один день» — это все-таки гораздо правильнее.

Автор — обозреватель «Известий», кандидат филологических наук

Позиция редакции может не совпадать с мнением автора