...

https://t.me/+Yet2MTfXErIwY2Ji

Зимняя ночь, мороз, метель. Куртка с капюшоном и маска, тёмная одежда и что-то едва уловимое, но явно настораживающее в этой тревожной, движущейся фигуре, то бредущей неспешно и показательно самоуверенно, то ускоряющейся и желающей побыстрее раствориться во тьме. Что гонит его в ночь, что движет им, о чём он размышляет?

Сидя с кружкой горячего чая, он с явным нежеланием думал о том, что скоро придётся вновь выходить вершить возмездие. Гнетущее чувство, волнение, желание или ускорить время, или притормозить его бег, мысли в основном о предстоящем. Для других можно придумать множество отговорок и найти действительно веские причины, чтобы подобным не заниматься, но не для самого себя. Сам себе судья, но не оправдывающий нежелание и бездействие, а суровый и требовательный. Сам себе опричник, ищущий, находящий и разящий врага. Это как вольный наёмник – берёшься только за ту работу, которая приглянулась, только оплаты не будет, а расплата вполне может быть. 

  Сложно и порой невозможно заставить себя не думать о чём-то. Идёшь, например, мимо чурбанской палатки на окраине провинциального города, где нет камер и открытых пространств, а в воображении она уже пылает. Волевое усилие, подготовка - и ты уже со злобной усмешкой уносишься прочь, в том числе в те приятные ощущения, которые и возникли ранее при мыслях о возмездии. Но ощущения после всегда приятнее, чем в самых смелых представлениях. 

 Делает ли он это ради ощущений? Они, разумеется, того стоят, но не только и не сколько ради этого. 

  Может быть потому, что хочет известности? Нет, почти ничего об этом широко не расходится, как будто и не было. Тем лучше.

  Так что настойчиво подымает его из тёплой постели, на мороз и под дождь, где с ним остаются только тревога, опасность, обострённые чувства и воспоминания? В такие минуты не до ненависти и ярости, которая руководила им в других, чаще всего во внезапных налётах на врагов, когда надо было наносить удар согласно требовательному внутреннему позыву. Где правит расчёт, там буйство сменяет настороженность, выжидательность и бдительность.

 Это явно не внешние причины. По мнению других – ему не на что жаловаться. По его же собственному мнению, которое для него давно является основополагающим – жаловаться могут только те, кто действует, встречает трудности, пытается их преодолеть, пусть и не всегда это получается. 

 Всё происходит из-за его убеждений? Убеждения здесь играют важнейшую роль, но не ведущую. Убеждения всегда появляются после самого главного – природного чувства.  

 Может быть, это помешательство, душевное расстройство? Конечно, ведь как можно не повредиться душой и разумом в растерзанной, униженной и захваченной стране? Но и это не основная причина.     

 Он и сам не ответит односложно на этот вопрос. Что заставляет его подвергать себя опасности, идти, бить, бежать, жечь, ехать, красться, затаиваться? Ему есть, что терять, но и это его не останавливает. Здесь и жажда действия, вожделение воздать, задетые и навсегда проснувшиеся природные и национальные чувства. Хочет ли он справедливости, которой никогда в мире не было? Скорее, желает, чтобы враг на себе прочувствовал, каково это неожиданно стать верещащей и жалкой жертвой.  

 А нужен ли ответ на этот вопрос? Эти самокопания и духовные поиски, которые русских, да и всех остальных белых, никогда ни к чему хорошему не приводили?

 Одинокий путник в метели шёл к своей цели, не без размышлений и терзаний, но волей заставляя себя совершить задуманное.

 Он мало кому расскажет о своих переживаниях и приключениях, которые уже завтра для него же самого окажутся устаревшими и требующими непременного повторения.  

 Сначала на тёмную улицу сложно выйти, но ещё сложнее потом с неё уйти. Это зависимость, от действия. Прямого действия. Которое до сих пор живо и ждёт своих верных последователей.