——
Абонент не отвечал, уже хотела сама сбросить, но тут послышался голос дочери:
- Ма, привет, извини, подруга в гости пришла, давай в другой раз, - она уже собралась сбросить вызов, потом поинтересовалась. – У тебя все нормально, ничего срочного?
- Нет, нет, - заверила ее мать. – Просто поговорить хотела.
- Отлично, давай, обнимаю.
Пожилая женщина с сожалением отложила телефон. Некоторое время неуверенно на него смотрела, и снова набрала номер. Но уже другой. А вдруг Миша возьмет? Она всегда надеялась, что когда-то возьмет. Но не ответил.
Шарик понимающе тявкнул, когда хозяйка отложила телефон. Он всегда был готов пообщаться с ней. Уже старый пес, но сил хватало, чтобы поддержать свою любимую хозяйку.
- Заняты, - вздохнула бабушка, почесав Шарика за ухом. – Не до нас им.
Мария Ярославовна жила одна в деревне
Дочь с сыном последний раз ее навещали, когда годовщина мужа была. Помянули отца, и все. Дела… И раньше не часто в гости приезжали, а теперь вообще забыли сюда дорогу, похоже.
Каждый день она им звонила. Но и отвечать им было некогда. Сын, так уже давно не брал трубку, сам тоже не звонил. А дочь постоянно занята была. Иногда удавалось пообщаться, рассказывала, как у них дела, но чаще по-быстрому отвечала, что сейчас не может говорить.
- А раньше не было телефонов, и ничего, – разговаривала с Шариком пожилая женщина. – Так, может быть, письмо написали бы.
Не любила она эти телефоны. Все равно ничем не облегчали они ей жизнь. Хотя, нет. Каждый день у нее была надежда. Набирала сначала номер дочери, потом номер сына. Потом смотрела в окно. Авось приедут. Тешила себя мыслью, что готовят ей сюрприз, поэтому некогда по телефону говорить.
Звонила в разное время
Только не рано утром, чтобы не потревожить. Вдруг еще спят, или на работу собираются. Днем – только в обед, вдруг нельзя у них там среди рабочего дня отвлекаться на телефон. В почтовый ящик тоже постоянно заглядывала – мало ли, надумают письмо по старинке отправить. Вон, соседке, иногда открытки присылают.
Надя работает до 6 вечера, домой на автобусе. В это время как-то удавалось дозвониться, но дочь говорила, что шумно и неудобно в транспорте говорить. Через час она уже кушать готовит, потом с детьми занимается, потом отдыхает после тяжелой работы. И некуда старой матери вписаться в ее насыщенную жизнь.
Но хоть знает, что все хорошо у дочери. Каждый день по капле послушает, получается какое-то общее представление о ее жизни. Мать и не сильно разговорчивая, сильно бы не напрягала ее, просто хочется узнать, как там у родных дела.
А сын, Миша, тот вообще не понятно, когда свободен. Работает посменно. И утром, и днем, и вечером не удобно ему. Мать уже и не помнить, когда в последний раз разговаривала с ним. Надя только говорила, чтоб не переживала, все хорошо у Мишки, семью обеспечивать нужно, настоящий мужик.
Раз у детей все хорошо, то и у матери все хорошо, не на что жаловаться
Мария Ярославовна все еще выглядывала в окно, потом осознала, что стемнело, вряд ли на ночь глядя приедут.
Шарик заскулил. На улицу просился. Не спеша пошла открывать ему дверь. Пес – как и она, ходил потихоньку. У нее ноги устают, поясницу тянет, и у него, видать, то же самое. Здоровье у обоих уже не то, чтобы бегать.
Шарик раньше на улице жил, а теперь с хозяйкой в доме. Вдвоем веселее. Сначала зима холодная выдалась, забрала, переживала, что старичок замерзнет, а потом так и остался с ней. Два боевых друга. Хозяина похоронили, друг за дружку держались.
Но хотелось, конечно, матери, детей с внуками увидеть, все ждала, пока кто-нибудь приедет, но уже давно никого. Только одно окошко, протертое несчетное количество раз, чтобы хорошо улицу было видно. Другие окна давно не мыла. Тяжело.
Утром соседка постучалась
- Маша, у меня тут со вчера тушеной картошки немного осталось, не осилила, - Лидия Ивановна протянула бабушке маленькую кастрюльку. – Можешь Шарику, а можешь и сама. Ты же знаешь, не люблю я одно и то же есть.
Мария Ярославовна взяла кастрюльку. Шарик уже хвостом вилял, он в курсе, что и ему достанется.
А соседка, на самом деле, специально бабушке носила еду. Видела, что та особо не готовит себе, пенсия маленькая, на лекарства много уходит, да и просто повод проверить, все ли хорошо у нее.
Пожилая женщина, может и понимала, почему у соседки всегда еда остается, но ничего не говорила, стыдно было, что живет так – помочь некому, хоть и дети взрослые есть.
Так и жила Мария Ярославовна
Не признавала, что ее забыли, все говорила соседке, что у детей все хорошо, никак выбраться не могут. И уже столько лет не до матери им было.
Лидия Ивановна понимающе кивала, говорила, что всем трудно, конечно, не забыли дети о матери, обязательно скоро приедут.
Мария Ярославовна часто фото пересматривала. Представляла, какие внуки уже большие. Горевала по мужу, которого уже 8 лет нет рядом. Радовалась, что может голос дочери услышать. Представляла ее лицо, как будто вживую говорила.
И говорила вживую, повесив трубку, только дочь где-то далеко, а мать продолжает с ней разговаривать, рассказывать, что они с Шариком сегодня в окно видели. Иногда, когда сил уже совсем не было, говорила, как болит что-то. Смотрела на фотографию Миши и с ним говорила о своих старческих делах. Но его голоса давно не слышала.
А в какой-то день и дочь перестала отвечать
Пожилая женщина сразу заволновалась. Неужели нет возможности даже сказать, что времени у нее нет? Матери бы спокойнее было. Сильно не названивала, несколько раз попробовала – нет ответа. У окна дольше обычного сидела. Нет никого. На следующий день – то же самое. Случилось, может, что с Наденькой, заволновалась она.
До вечера ходила сама не своя. Потом достала свои сбережения, отсчитала немного. Жалко, лучше бы детям что-то купила, но придется потратить. Она решила, что завтра все бросит, и поедет на такси к дочери, если так не получается дозвониться.
Утром соседка пришла с очередной кастрюлькой
Мария Ярославовна не открывала. За дверью Шарик выл. Лидия Ивановна заволновалась. И оказалось, что не зря.
Открыла дверь запасным ключом и обнаружила застывшую бабушку. Пес не отходил от хозяйки, не просто выл, а рыдал, как человек.
Лидия Ивановна не знала за что браться – звонить в скорую, детям или бедную собаку успокаивать.
Позже уже сама и похороны организовывала. Дети Марии Ярославовны не смогли приехать. Некогда им было, работа не позволяла.
- Что ж это за работа, что родную мать в последний путь нельзя проводить? – вытирала слезы Лидия Ивановна, стоя на могиле соседки. – Деньги делают из людей бездушные машины.
Деньги-то на похороны перевели, но разве в этом дело?
Человечность где? Женщина перекрестилась, и пошла прочь. Не дай Бог вот так остаться никому не нужной.
И Шарика жалко. Про него дети Марии Ярославовны даже слушать не хотели. В город нельзя, он же привычный на улице, сказала дочь. А куда можно? Спросила Лидия Ивановна. Надя попросила придержать у себя.
- Мама говорила он спокойный, - сказала она. – Он же уже старенький… - замялась Надя, но продолжать свою мысль не стала. - Может, в приют его? Я узнаю, куда можно отдать.
Старенький – грустно улыбнулась Лидия Ивановна, глядя на пса. Понятно, что имела в виду дочь соседки. Недолго ему осталось. Вот-вот помрет, и забот меньше. Наверное, и про мать так думали – она же уже старенькая, скоро на тот свет отправится. Женщина потрепала Шарика за ухом.
- Ничего, мой хороший, - сказала Лидия Ивановна. – Я тебя в обиду не дам.
Шарик понимающе на нее посмотрел. Заскулил. Все понимал.
А брат с сестрой, там у себя помянули мать
«Хорошо, что здоровая ушла, не мучила, досматривать не пришлось, - говорили они»
Ни – хорошо, что вырастила, дала все, что могла, любовью окружала. А - хорошо, что не мешала. Сама спокойно дожила. Вот так теперь благодарят родителей.
Еще дом родительский оставался. Его сразу же на продажу выставили. Покупатели быстро нашлись. И только тогда дети приехали к матери в деревню. Чтобы к показу привести его в порядок.
Соседка видела, что они приехали, но не вышла, осуждала их. Времени у них все не было. Видели бы они, как мать их ждала.
У Лидии Ивановны слезы на глаза наворачивались. Вспоминала добрую старушку, которая, улыбаясь, говорила, что скоро дети приедут, немного с делами разберутся, и приедут.
Шарик вопросительно посмотрел на новую хозяйку, подошел и уткнулся в нее носом. Вместе поплакали.
А дети Марии Ярославовны в это время начали осматривать наследство
Планировали быстренько все дела поделать и домой. Некогда же.
Надя резво зашла в дом, и остолбенела. Сердце екнуло. Она увидела, что там все так же, как и последний раз, когда она была здесь. В углу лежала стопка связанных скатертей и занавесок, аккуратно разложенные детские книжки. Она тогда первенца ждала. Мать говорила, что внуку читать будет их, книжки ведь хорошие, добрые. Семейные фото на стенах. И тот самый ковер, на фоне которого фотографировались в молодости. Стыдно детям сейчас показывать. А тогда это было круто.
Женщина села на диван и заплакала. Когда это было? Когда она последний раз здесь была? Уже и не помнит. Но в доме ничего не изменилось, только матери с отцом нет. А ведь, когда папа умер, обещали, что не бросят ее. И сколько раз потом приезжали? Даже вспоминать не хочется. Стыдно.
Миша пошел хозяйство осматривать
Нашел в сарае мопед. Замер. Провел рукой по пыльному сиденью, сглотнул слюну. Попробовал завести его, тут же выключил. Работал. Отец до смерти поддерживал его в рабочем состоянии, в надежде, что сын приедет покататься. Когда созванивались, все спрашивал, ну, когда же приедете, внуков уже скоро можно будет катать.
Миша всхлипнул и поспешил прочь.
Пошел в погреб. Там консервация. Мать старалась. Вспомнил, какие домашние огурчики вкусные, не то, что магазинные. Но привыкли уже к тем, невкусным. Нет бы в деревню приехать, взять приготовленных матерью. А здесь и огурцы, и помидоры, и варенье какое-то. Миша подошел ближе.
Прикусил губу, чтобы не пустить скупую слезу. На банках аккуратно приклеены записки с надписями: «Мишеньке», «Наденьке».
Побежал в дом. Там сестра сидит, шмыгает носом
- Там это… - неуверенно начал Миша и опять прикусил губу. – Говорю, что там полный порядок, разве что закрутку, может, заберем. Мать для нас старалась.
Надя быстро вытерла глаза и засуетилась. А в доме бы прибраться немного. Пыль везде, пол грязный. Что там мама говорила? Поясница болела. Нагибаться трудно. А в углу ее домашние тапочки стоят. Так и хочется сказать, что вот-вот мать зайдет. А в серванте очки отца. Сейчас придет со свежей газетой и будет читать у окна, пока мама ужин готовит.
Но об этом не хотелось думать. Ведь сколько было возможностей, а все времени не было. Только для посторонних людей нашлось. Тех, кто дом собирается купить.
Брат с сестрой протерли пол в доме, прибрались. Решили заночевать здесь.
А утром сидели пили чай, вспоминали прошлое
Глаза у обоих были на мокром месте. Как же хорошо было здесь раньше. Уютно, родители всегда рады. А сейчас – суета, погоня за деньгами. Среди всего этого забыли о главном. И уже ничего не вернешь.
- Давай не будем продавать, - неуверенно предложила Надя.
Миша улыбнулся и обнял ее. Решили они, что оставят дом себе, воспоминания дороже денег. Летом будут приезжать с семьями. Площадь позволяет, отец постарался.
Покупателям отказали, и ничуть не пожалели. Дом подлатали к лету, и стали приезжать туда часто.
Снова дом наполнился голосами детей и внуков, которых даже не удосужились показать старушке
Все на потом откладывали. Теперь разве что с фото мать с отцом будут смотреть на всех. Ожил родительский дом, пусть не каждый день там будут семейные посиделки, но с не чужими людьми.
Соседка, наблюдая за родней Марии Ярославовны, потеплела. В один из визитов сестры с братом привела им пса. Того самого - старого Шарика, которого у себя все это время держала.
Внуки обрадовались собаке, уговорили родителей забрать его домой. Но Шарик не захотел покидать родные места, поплелся за соседкой, тут хотел умереть, рядом с домом. Лидия Ивановна не против была его у себя оставить. Этих людей он практически не знает, с ней больше общался, ей доверял. Она предложила за домиком присматривать в межсезонье, когда дети в городе.
Все вернулось в прежнее русло
Кроме одного – не было родителей. Жалели брат с сестрой только об одном, что не уделяли им должного внимания при жизни. Не хватало их сейчас очень. Только после смерти родителей замечаешь, как было уютно с ними.
Потом сын с дочерью приходили просить прощения на кладбище. Спасибо соседке, ухаживала за могилами, чистенько все было, только кресты стояли, дети так и не удосужились поменять их. А сейчас заменили на добротный памятник.
Многое хотелось написать, но ничего бы не оправдывало их. Написали коротко «Мир без вас пуст, но вы в наших сердцах».
А родители, конечно, простят, они уже там, где нет обид.