...
Белый шумВ 1941 году, когда началась война, Макарова пошла добровольцем на фронт, где служила буфетчицей и санитаркой. Осенью того же года она была в числе немногих, кто выжил в Вяземской операции, и после разгрома своей части несколько дней скрывалась в лесу, но в конечном итоге была арестована немцами. Через некоторое время она и солдат Николай Федчук, улучив момент, сбежали из плена. Несколько месяцев они скитались вдвоём по округе, пытаясь выбраться из немецкого окружения. Впоследствии на допросе Макарова сказала, что была слишком напугана и поэтому сама пошла с Федчуком, предложив ему себя в качестве так называемой «походной жены». В январе 1942 года пара добралась до села Красный Колодец, где у Федчука жили жена и дети, и он, несмотря на просьбы Макаровой, расстался с попутчицей. Предполагается, что либо отказ Федчука от продолжения отношений, либо душевный упадок сил и психологические травмы, полученные Макаровой от пережитого в «Вяземском котле», привели к тому, что девушка могла тронуться рассудком. В Красном Колодце ей сначала помогали местные женщины, но вскоре к ней стали относиться негативно из-за её беспорядочной интимной жизни, и ей пришлось покинуть село. Макарова ещё какое-то время скиталась по деревням и сёлам, и в конечном итоге оказалась на территории новообразовавшейся Локотской республики в поселке Локоть, где недолгое время жила у одной женщины. Поскольку ей нечем было платить этой женщине за проживание, Макарова вскоре собиралась примкнуть к местным партизанам, но обратила внимание на то, в каких хороших условиях жили русские коллаборационисты, и решила идти на службу к немцам. Впоследствии, давая показания, Макарова заявила, что просто хотела выжить и не знала другого способа.
На свои страхи она списала и то, почему добровольно поступила на службу в локотскую полицию, где ей выдали пулемёт Максим для исполнения расстрелов, к которым были приговорены советские партизаны и члены их семей. За согласие участвовать в расстрелах её поселили в комнате на местном конезаводе, где она хранила и пулемёт. На самой первой казни Макарова хоть и держалась стойко, но никак не могла выстрелить, из-за чего «каменцы» напоили её алкоголем. При следующих расстрелах алкоголь ей уже не был нужен. На допросе следователей Макарова своё отношение к расстрелу объяснила так: — «Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдёшь ближе, а кое-кто ещё дёргается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. После казней я чистила пулемёт в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке…». Также она сказала, что её никогда не мучили угрызения совести, так как сами казни воспринимались ею не как нечто необычное, а лишь как издержки военного времени. Осуждённых на казнь к ней отправляли группами примерно по 27 человек. Бывали дни, когда она исполняла смертные приговоры по три раза в день. За каждый расстрел Макарова получала по 30 рейхсмарок. После исполнения приговоров Макарова снимала с трупов понравившуюся ей одежду, мотивируя это так: «А что? Пропадать хорошим вещам?». Она жаловалась, что на одежде убитых остаются большие пятна крови и дыры от пуль.
Макарова часто бывала в местном клубе, где употребляла спиртное и наряду с несколькими другими местными девушками вступала в интимную связь с полицаями и немецкими солдатами, часто за деньги. Такая разгульная жизнь привела к тому, что летом 1943 года Макарова была откомандирована в немецкий тыловой госпиталь на лечение от сифилиса, из-за чего не попала в эвакуацию и избежала захвата Красной Армией, освободившей Локоть. В тылу Макарова завела роман с немецким поваром-ефрейтором, который тайно вывез её в своём обозе на Украину, а оттуда — в Польшу. Там ефрейтор был убит, а Макарову немцы отправили в концлагерь в Кёнигсберге. Когда в 1945 году Красная Армия захватила город, Макарова выдала себя за советскую медсестру благодаря украденному военному билету, в котором указала, что с 1941 по 1944 год работала в 422-м санитарном батальоне, и устроилась работать медсестрой в советский передвижной госпиталь. Здесь же она познакомилась с раненным в ходе штурма города молодым сержантом Виктором Гинзбургом. Уже через несколько дней они поженились, Антонина взяла фамилию мужа. Молодожёны вначале жили в Калининградской области, позже поселились ближе к родине Виктора в Лепеле (Белорусская ССР). Он происходил из Полоцка, вся его семья была убита карателями. У них родились две дочери. Антонина и её супруг пользовались уважением и льготами как ветераны войны, были награждены несколькими орденами, их фотографии демонстрировались в местном музее. Женщина встречалась со школьниками в рамках поддержания памяти о войне. О её подлинной личности не знали ни муж с дочерьми, ни знакомые семьи. Гинзбург работала контролёром на местной швейной фабрике, где проводила контроль качества продукции. Она считалась ответственным и добросовестным работником, её фотография часто оказывалась на местной доске почёта.
Бытует мнение, что органы безопасности искали Макарову больше 30 лет. Однако о ней знали лишь прозвище «Тонька-пулемётчица», приблизительный возраст – 21 год, да словесный портрет. Так что, вряд ли по этим признакам её разыскивали. И только в 1976 году в КГБ случайно узнали фамилию Локотского палача. Но, поскольку Антонина проживала под фамилией Гинзбург поиски ничего не дали. Настоящая фамилия Антонины стала известна, когда один из её братьев, проживавший в Тюмени, будучи сотрудником Министерства обороны СССР, заполнил в 1976 году анкету для выезда за границу. В ней он указал, что у него шестеро братьев и сестёр, все носят фамилию Парфёновы (Панфиловы), кроме одной сестры — Антонины Гинзбург, в девичестве Макаровой. Этот факт привлёк внимание органов безопасности. Однако они не решались арестовывать уважаемого ветерана без убедительных доказательств. В Лепеле за Гинзбург была установлена слежка, но через неделю её пришлось прекратить, потому что женщина начала что-то подозревать. После этого на целый год следователи оставили её в покое, и всё это время собирали на неё материалы и улики. Позднее её вызвали в райвоенкомат с несколькими другими ветеранами, якобы для уточнения информации для награждения. Здесь сотрудник КГБ завёл с Гинзбург разговор о её жизни на войне, и она не смогла ответить на его вопросы о местах дислокации воинских частей, где она служила, и об именах её командиров, сославшись на плохую память и давность событий.
В июле 1978 года следователи решили провести эксперимент: они привезли на фабрику одну из свидетельниц, в то время как Антонину, под выдуманным предлогом, вывели на улицу перед зданием. Свидетельница, наблюдая за ней из окна, опознала её, однако одного этого опознания было мало, и поэтому следователи устроили ещё один эксперимент. Они привезли в Лепель ещё двух свидетельниц, одна из которых сыграла работницу местного собеса, куда Гинзбург вызвали якобы для перерасчёта её пенсии. Та узнала Тоньку-пулемётчицу. Вторая свидетельница сидела снаружи здания со следователем КГБ и также узнала Антонину.
В сентябре того же года Антонина была арестована, доставлена в Брянск и помещена в местный СИЗО. Поначалу следователи опасались, что она решит покончить с собой, поэтому посадили к ней в камеру женщину-«наседку». Та вспоминала, что Макарова вела себя очень хладнокровно и была уверена, что ей дадут максимум три года заключения как из-за её возраста, так и из-за давности тех событий, и даже строила планы относительно дальнейшей жизни после отбывания наказания. Не менее спокойно она вела себя и на следственных экспериментах, когда её привезли в Локоть, и не понимала, почему местные жители плевали в неё. За время следствия Антонина ни разу не вспомнила о своей семье и не захотела общаться с ними. Виктор Гинзбург, не зная причин ареста жены, всё время пытался добиться её освобождения, в том числе угрожая жалобой Брежневу и в ООН, из-за чего следователям пришлось рассказать ему правду. Сообщается, что после этого мужчина «поседел и постарел за одну ночь». Виктор вместе с дочерьми уехал в неизвестном направлении из Лепеля, их дальнейшая судьба неизвестна.
20 ноября 1978 года Брянский областной суд признал её виновной в убийстве 168 человек, чьи личности удалось достоверно установить, и приговорил к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел. Следствие обвиняло Макарову в смерти 1500 человек, чьи тела были обнаружены в братских захоронениях, в местах расстрелов, но доказать вину Макаровой в их смерти не смогло. В 6 часов утра 11 августа 1979 года приговор был приведён в исполнение. В настоящее время её дело хранится в архивах ФСБ, доступ к нему ограничен.
В 2014 году в России режиссёром Вячеславом Никифоровым был снят телесериал «Палач» из 10 серий основанный на истории Антонины Макаровой. В фильме она была переименована в Антонину Малышкину. Авторы фильма попытались найти истоки мотивации палача, однако запутавшись сами, ввергли зрителя в созерцание многочасового «тошнотворного зрелища».
Конец республики
Когда советские войска вплотную приблизились к границам округа, Каминский, по согласованию с немецким командованием, создал Окружную комиссию по переселению, а также ряд отделов, занявшихся практическими вопросами переселения. Население знало об этом, однако отнеслось к нему равнодушно. Партизанские отряды начали активную агитацию среди населения и военнослужащих РОНА, сея панику в их рядах. Некоторые из бойцов, предвидя расплату за службу в РОНА, пытаясь купить себе прощение, шли к партизанам. Но, несмотря на то, что партизаны охотно принимали «каминцев» в отряды и даже привлекали их к участию в боевых операциях, это ни в малейшей степени не смягчало их вину — с приходом Красной Армии все перебежчики арестовывались и передавались карательным органам, либо, в лучшем случае, зачислялись в штрафные роты. Так, судя по сохранившимся в Государственном архиве Орловской области уголовным делам бывших «каминцев», задержанных в Дмитровском районе, всем им были вынесены смертные приговоры. Причём следствие проводилось в упрощённой форме, ограничиваясь допросами лишь самого обвиняемого, реже — ещё одного-двух свидетелей. Интересно, что все обвиняемые давали исключительно признательные показания.
26 августа, погрузив танки, артиллерию и другую технику, части РОНА вместе с гражданской администрацией округа и членами семей выехали по железной дороге в Белоруссию. Несмотря на то, что эвакуация проводилась добровольно, со временем, приблизительно половина выехавших тем или иным путём вернулась обратно. Те из солдат и офицеров РОНА и сотрудников административного аппарата Локотского самоуправления, кто не захотел эвакуироваться, стремясь избежать репрессий, меняли места жительства, переходили на нелегальное положение, а иногда даже стремились быть поскорее призванными в Красную Армию. Некоторые «каминцы», дезертировав из бригады по пути в Белоруссию, вернулись на Брянщину и развернули в лесах партизанскую борьбу, которая продолжалась до осени 1946 года, до их полного уничтожения спецчастями НКВД. 5 сентября 1943 года Локоть был взят Красной Армией, и органы НКВД начали зачистку коллаборантов.
Прибывшие в Белоруссию переселенцы и части РОНА разместились на территории Лепельского, Сенненского, Чашникского и Бешенковичского районов Витебской области. Однако попытка создания Лепельского округа провалилась. Здесь фронт более-менее стабилизировался до лета 1944 года, и «каминцам» удалось потеснить партизан и взять под контроль ряд дорог и населённых пунктов и даже пополнить свои ряды за счёт местных полицаев. Но партизаны нанесли РОНА серьёзный урон, причём, не только в бою — ряд бойцов и отдельных подразделений перешли на сторону советской власти. А, главное, обнаружилось, «…что многие бойцы и командиры бригады РОНА, эвакуированные из Локотского округа вместе с семьями…, не могут получить необходимый фураж для скота и продовольствие, а также сам Лепельский округ… не может стать базой формирования новых подразделений РОНА». То есть гости вовсе не пользовались поддержкой местного населения. В итоге 15 февраля 1944 года Каминский отдал приказ о передислокации в район Дятлово (Гродненская область), рассчитывая на более лояльное отношение в Западной Белоруссии. Переезд затянулся. Части РОНА продолжали операции в районе Лепеля и после перемещения гражданской администрации на запад. А летом 1944 года пришлось вообще эвакуироваться из Белоруссии в южную часть Германии.
Феномен существования республики
Феномен заключался не в самом функционировании республики. Как она была организована и работала, мы уже разобрались. А в том, что сам факт её существования противоречил всем догмам идеологии Третьего райха. О существовании республики в конце 1942 года стало известно не только высшему командованию Вермахта, которое в принципе не имело ничего против, но и другим ведомствам, в частности СС и СД. В Локоть выехали с инспекцией два офицера СД. Отзыв инспекции удовлетворил райхсфюрера СС Г. Гиммлера, и расследование было прекращено. По мнению исследователей, отчёт инспекции был «смягчён». Однако сам документ в руки исследователей так и не попал. Несколько месяцев спустя, весной 1943 года, по линии Восточного министерства для ознакомления с системой самоуправления в Локоть посетил Р.Н. Редлих — один из руководителей Народно-Трудового Союза Российских Солидаристов, который также не «накопал прегрешений».
Кроме того, к этому времени часть представителей нацистского руководства, включая Геббельса и Розенберга, под влиянием военных поражений пересмотрела свои взгляды на «восточную» политику и стала рекомендовать более широкое привлечение советского населения к сотрудничеству, в том числе к вооружённой борьбе. 26 июля 1943 года на совещании в ставке фюрера генерал-фельдмаршал В. Кейтель напомнил Гитлеру о самоуправляющемся округе Каминского в брянских лесах, однако никакой реакции на это сообщение не последовало. В дальнейшем Гитлер уже не вмешивался в формирование национальных подразделений сначала в СС, а затем и в Вермахте.
Что же касается покровителя Каминского – к концу войны генерал-полковника Рудольфа Шмидта, — то он не мог быть недоволен своим экспериментом, который вначале выглядел сомнительно с политической точки зрения, однако, в конце концов, получил одобрение у высшего руководства. Командующий 2-й танковой армией даже думал, что сможет сделать дальнейшие шаги по улучшению восточной политики райха, что поможет в итоге коренным образом изменить ход войны. Однако опыт республики, когда он стал известен, не был распространён на другие регионы, скорее не в силу его уникальности, а в силу исчезновения объектов внедрения, поскольку во второй половине 1943 года немецкие войска уже откатывались на запад, оставляя оккупированные советские территории. Да и население этих территорий уже было не тем, что в 1941 году, и в победу Германии слабо верило.
Таким образом, и возникновение, существование Локотской республики не что иное, как чистая случайность, со временем органично вписавшаяся в текущую ситуацию. Конечно же, Локотская республика не была автономией, и не была государством. Скорее всего, её можно назвать приспособленческим образованием для выживания, которое оказалось на то время лучше и немецкого и советского режимов.
Пример существования Локотской республики показывает, что Гитлер упустил свою победу над СССР не на полях сражений, а в своём тылу. Жаль, что ему не хватило ума, перенять опыт организации тыла по образцу 2-й танковой армии, иначе вся оккупированная территория, если бы прямо и не воевала против СССР, то уж точно помогала бы немцам, чем могла. И вопрос — кто победил бы в войне — оставался неоднозначным. Ведь на немцев бы работало не полмиллиона населения Локотской республики, а 80 миллионов, оставленных на оккупированной территории, сбежавшей Красной Армией. Кроме того, если бы немцы, отказавшись от террора на оккупированной территории, установив самоуправление, подобное в республике, не только в начальном этапе войны, а и позже получали бы миллионы пленных красноармейцев, не желающих воевать. И кто бы воевал за Советы? Ещё раз укажем глупость фюрера, «простившего» большевикам «народную власть» и не прислушавшегося к белоэмигрантам.
Литература: Ермолов И. Г. Русское государство в немецком тылу. — М.: Центрполиграф, 2009. — 272 с.