***

***

LF

В какой момент я перестала ассоциировать себя с родителями я помню точно - я прочитала книгу Януша Корчака. С высоты своего возраста я, конечно, считаю, извращенным ханжеством иметь в своей библиотеке книги этого автора, - не Макаренко, не Дьюи, не какой-нибудь там Домострой, которых не было у нас, а именно Корчака - и при этом делать то, что делалось с ребенком. Книга была зачитанная, судя по печатям, украденная из библиотеки Института Марксизма-Ленинизма, где работала моя бабка. Мне хочется думать, что родители не открывали ее вообще никогда, но, зная их, я почти уверена, что они прочитали очень внимательно и приняли решение делать всё наоборот. Мне было тринадцать, несколько дней плакала - от горя, от обиды, потом от радости, - до сих пор, когда я вспоминаю его имя, не могу удержать слёз. Это был свет в конце тоннеля - я осознала, что есть другая реальность, что с этой мне не повезло, но есть возможность покинуть ее и никогда больше не возвращаться. Я в конце концов не завишу от этих людей, потому что я, как бы пафосно это ни звучало, самостоятельная личность и мне нет необходимости быть тем, во что меня пытались превратить. А еще там была очень важная мысль, которая стала маяком, вытащившим меня на свободу - любить и уважать людей, которые тебя насилуют, избивают, унижают нет никакой необходимости, даже если это родители.

Предки Энди были одной из самых богатых еврейских семей в Варшаве. В конце сорокового года нацисты конфисковали у них всё, за сутки они превратились в нищих, из личного дома их переселили вот в этот - окна в последнем этаже слева, в углу. В квартире из трех комнат жили двадцать четыре человека из разных семей. И это было еще не плохо. Летом сорок первого расстреляли всех мужчин их семьи, в том числе двух сыновей девяти и пяти лет. Вывели из дома, поставили к стене вместе с сотней других евреев и расстреляли. Пять дней к трупам никого не пускали - они лежали под палящим солнцем. Потом военные согнали женщин к этому месту и заставили убирать. Корчак помог прабабке Энди сбежать из Варшавского гетто. Из пяти оставшихся детей получилось взять только двоих. Вариантов не было - либо так, либо умрут все. Остальных забрал в свой приют Корчак. Через год все погибли в Треблинке.

Мне не хочется думать о том, что как все люди, Корчак, наверняка имел кучу грешков и изъянов - если почитать биографии всех психологов, педагогов - ужасаешься, почему эти люди писали одно, а делали совершенно другое, но то, что он умер в газовой камере вместе с детьми из его приюта, вместо того, чтобы сбежать, имея такую возможность, дает надежду, что может быть он и правда верил в то, что писал и старался так поступать.




Report Page